Безжалостный обольститель

Она презирает его. Ведь презирает, правда?

Глава 4

Беркли-стрит, Лондон

Маршалл Уитни, граф Редборн, только что вернулся из Сент-Джеймского дворца и принимал гостей в южной гостиной довольно внушительного особняка. Члены Тайного совета собирались здесь каждый день ровно в шесть часов вечера, и Рэндалл, дворецкий графа, подавал им бренди.

Именно там и нашла отца Клодия, вернувшись домой из Ньюхейвена, где корабль «Сердце девушки» бросил якорь этим дождливым утром. Граф Редборн и его гости встали при ее появлении.

– Я не ждал тебя сегодня, малышка, – произнес отец, когда Клодия обняла его, не обращая внимания на протянутую руку. – Полагал, что ты пробудешь в доме мадам Рено еще две недели.

– Тетушка Рено занемогла, и мне показалось, что я там лишняя, – сказала Клодия, прижавшись щекой к родному плечу.

– Что ж, жаль. Ты мне расскажешь за ужином о своих приключениях во Франции. – Он высвободился из ее объятий и улыбнулся: – Ты знакома с моими гостями?

Клодия присела в реверансе.

– Добрый день, ваша светлость, – поприветствовала она герцога Дармора.

– Леди Клодия, – пробормотал тот, быстро кивнув.

– Милорд Хэтклиф, рада видеть, что лодыжка больше не беспокоит вас.

Один из мужчин, тот, что был поменьше ростом, робко улыбнулся и пошевелил лодыжкой.

– Мне значительно лучше, миледи. Ужасно неприятный вывих.

– Дорогая, ты, конечно, хочешь отдохнуть с дороги, – вмешался в разговор отец, взял ее за локоть, подвел к двери и тихо постучал. Дверь немедленно распахнулась, появился лакей. – Отдыхай. Увидимся за ужином, – сказал он и, отпустив ее локоть, повернулся к гостям. – Рэндалл? – Перед тем как дверь закрылась, Клодия успела заметить, как отец жестом пригласил собравшихся присесть и протянул Рэндаллу бокал, чтобы тот снова наполнил его.

Эта сцена уже сотни раз разыгрывалась в их доме, и каждый раз Клодия испытывала неловкость. Ее вечно отправляли отдыхать в ее комнату, заниматься шляпками, платьями, чаем, пока мужчины вели разговор о короле, делах империи, реформах и...

– Мадам? Мне вызвать вашу горничную?

Клодия поняла, что все еще стоит в коридоре, уставившись на закрытую дубовую дверь. Искоса взглянув на лакея, она сказала:

– Благодарю, Ричард, в этом нет необходимости. – И, повернувшись на каблуках, решительно зашагала по коридору.

Даже лакеев убедили в ее беспомощности и хрупкости, раздраженно думала Клодия, взбегая вверх по лестнице. Хрупкая, глупая и годящаяся только для одного дела. Да, но таков мир мужчин, и эту простую истину она осознала лишь тогда, когда Филиппа не стало.

Наверно, ей следует как минимум быть благодарной Джулиану за то, что он открыл ей глаза на неравенство между мужчиной и женщиной.

И еще на страсть между ними.

Клодия остановилась у дверей своих покоев и прижалась лбом к прохладной дубовой поверхности, вспомнив чудесный, обжигающий поцелуй. Весь день она думала об этом поцелуе, и каждый раз, закрывая глаза, видела его взлохмаченные волосы, блеск в его черных глазах, темную щетину на подбородке. И, что еще хуже, чувствовала его – его руки на своей коже, его язык у нее во рту, его дыхание у ее уха...

Клодия резко выпрямилась и уставилась на дверь. А ведь она никогда не испытывала такого переворачивающего душу влечения к Филиппу. Боже милосердный, она так с ума сойдет! Толкнув тяжелые двери, Клодия переступила порог и направилась прямо в спальню, даже не остановившись, чтобы вызвать колокольчиком горничную. Сбросив накидку, она развязала пояс на дорожном платье, на ходу расстегнула пуговицы и упала на кровать лицом вниз.

А он снова тут как тут. Его дьявольская улыбка буквально преследовала ее. Ну почему он ее так очаровал? Почему оказался таким отъявленным соблазнителем? Встреча во Франции всколыхнула в ней все прежние чувства к нему. А она-то считала, что они давно умерли. Если бы не этот поцелуй, она сумела бы справиться со своими чувствами. Должна была справиться, потому что с течением времени ее мнение, увы, не изменилось, Джулиан Дейн привел Филиппа к падению, думая только о себе и, уж конечно, меньше всего о ней. Он совершенно ясно дал понять, что она недостойна Филиппа... Точно так же он в свое время сказал и о себе.

Ну хорошо. По правде говоря, хотя она никогда не признает этого, никто не был удивлен больше, чем она сама, когда вдруг оказалась, что она понравилась Филиппу на балу у Сатерлендов. Ее потрясло, что лорд Ротембоу, один из самых завидных женихов, повеса с Риджент-стрит, вдруг заинтересовался ею. Столь же очаровательный, сколь и безрассудный, он казался ей недосягаемым. А как он был красив с этой его копной белокурых локонов и смеющимися голубыми глазами! Она наслаждалась его вниманием, и кто бы смог устоять? Поначалу Филипп вел себя так, что она стала думать, будто дорога ему. Сопровождал ее на балы, дарил безделушки в знак своего восхищения и казался вполне искренним в своих ухаживаниях.

И естественно, очень скоро ее друзья стали перешептываться, намекая, что Филипп скоро предложит ей руку и сердце. Даже сам Филипп однажды намекнул на это – правда, ничего конкретного, так, небрежное высказывание об их совместном будущем. И, видит Бог, она была не против, даже надеялась. Но потом, в последние несколько недель его жизни, Филипп вдруг стал злым, отдалился от нее, замкнулся в себе, и в этом можно было винить только всемогущего лорда Кеттеринга. Она была совершенно убеждена в том, что Филипп не пал бы так низко, если бы не Джулиан. Даже в ту жуткую, безобразную ночь, когда Филипп, совершенно пьяный, явился с неожиданным визитом, даже тогда он пришел после встречи с Джулианом.

Тот вечер до сих пор оставался для нее самым страшным воспоминанием. Сколько бы Филипп ни выпил, он умел это скрывать. Но она не понимала, насколько он пьян, пока не оказала ему достаточно прохладный, с его точки зрения, прием. Разозлившись, он схватил ее и прижал к двери, пытаясь силой вызвать в ней ответные чувства.

Дрожь пробежала по спине Клодии при воспоминании о том, как он засунул руку за лиф платья, больно сжав грудь, а другая рука в это время бесстыдно пыталась пробраться к самому интимному месту. Страх мгновенно сменился паникой, когда Клодия поняла, что не может остановить его, не может помешать ему овладеть ею вот так, в доме ее отца, словно шлюхой...

Каким-то чудом она сумела высвободить руку и ударила его по лицу, вложив в этот удар всю свою силу. Филипп качнулся, поднял руку к щеке. И... засмеялся. Он смеялся над ней так же снисходительно, как и Джулиан, когда она утверждала, что Филипп неравнодушен к ней.

Больше она не видела Филиппа. Не прошло и двух недель, как он погиб, отправившись с Джулианом Дейном и остальными развлекаться в какой-то охотничий домик.

Пусть стрелял Адриан Спенс, но это Джулиан Дейн виновен в смерти Филиппа.

И она не могла, да и не хотела, простить ему этого, хотя он вызвал в ней бурное желание.

Правда, следует признать, что за исключением прошлого вечера за все годы их знакомства он никогда не проявлял к ней ни малейшего интереса. Скорее с ужасом бежал прочь. Она не могла не вспомнить того лета, когда ей исполнилось двенадцать лет, и того вечера, когда она так бездумно поцеловала его в губы. Она не успела даже задуматься над собственным безрассудством, как он с силой оттолкнул ее.

– Если ты еще когда-нибудь сделаешь подобную глупость, я немедленно отправлю тебя домой и напишу письмо твоему отцу, где подробно объясню причину, по которой тебя отослали из Кеттеринг-Холла! – угрожающе крикнул он.

Вся сжавшись от охватившего ее ужаса, она с рыданиями бросилась бежать куда глаза глядят.

Прошло тринадцать лет, но по-прежнему так больно вспоминать об этом!

Клодия, не находя себе места, вскочила с постели и подошла к окну.

Хотя она продолжала приезжать в Кеттеринг-Холл каждое лето, но видела Джулиана все реже и реже, а к тому времени, как повзрослела, их пути почти не пересекались. Но с какой жадностью она ловила все сплетни о распутниках с Риджент-стрит! Джулиан считался самым обаятельным негодяем среди них. Женщины таяли от одной его улыбки, и он пользовался этим оружием без зазрения совести – если верить сплетням, менял женщин так же часто, как рубашки. Конечно, сейчас, когда она стала взрослее и опытнее, Клодия понимала, что мужчины, подобные Джулиану, прежде всего любят себя.

Ну да, конечно, нужно признать, что она видела и другого Джулиана – когда умерла Валери. Того Джулиана, который стоял у гроба в затянутой черным крепом комнате, когда родные и друзья прощались с ней. Он не ел и не пил два дня. Когда Луи Рено попытался уговорить его уехать, чтобы отдохнуть, он в ярости набросился на него и окружающих, крича, чтобы его оставили в покое.

Когда два дня спустя карета Редборнов отъезжала от Кеттеринг-Холла, Клодия из окна кареты увидела Джулиана, стоявшего на коленях у свежего могильного холмика, и сердце ее разрывалось на части от боли. Она прорыдала до самого Лондона, сопереживая мужчине, чьи страдания были столь велики.

Такого Джулиана она больше не видела.

Но хуже всего было то, что уже позднее она поняла: Филипп не так уж и отличался от Джулиана. В итоге она оказалась для него тем же, что и все женщины для мужчин, – предметом для наслаждения, и только.

Когда боль после потери Филиппа несколько притупилась, Клодия, оглядевшись, наконец, по-настоящему поняла неравенство между полами. Независимо от положения, женщины в Англии играли второстепенную роль, как правило, плохо образованные, вечно под пятой у мужчин, они потакали их прихотям. Однако Клодия хотела от жизни гораздо большего. Ей претила мысль о том, чтобы всю жизнь оставаться просто хозяйкой дома, женой или любовницей. Но как вырваться из узких, ограничивающих свободу рамок света, с его моральными устоями, которые раньше она никогда не подвергала сомнению?

Она довольно долго раздумывала над этим вопросом, не находя на него ответа, не зная, как переломить ситуацию. И вот однажды она застала маленькую дочурку кухонной прислуги в библиотеке. Обрадовавшись хоть какому-то обществу, Клодия взяла книгу, которую ей в детстве читала гувернантка, и усадила Карен рядом с собой, чтобы почитать вместе.

Но Карен, как оказалось, даже не знала букв, хотя была уже в том возрасте, когда детям давно пора уметь читать. Более того, девочку это особенно и не расстраивало. И Клодия мгновенно поняла, чем она должна заняться.

Идея сформировалась почти мгновенно: женщины должны быть образованны, если хотят завоевать равенство и уважение. Девочек нужно учить не только основам языкознания и математики, и тогда перед ними откроется бездна возможностей. Девочки низших сословий, обладавшие наименьшими шансами получить образование, более всего нуждались в ее помощи.

С огромным энтузиазмом и целеустремленностью Клодия взялась за это достойное всяческих похвал дело и продолжала его и по сей день. Ее убежденность росла благодаря женщинам, с которыми она познакомилась, их чаяниям и мечтам, независимо от принадлежности к тем или иным слоям общества. Она использовала свое положение – вернее, положение отца как советника короля, – чтобы продолжать свое дело. Нужно признать, что ее усилия далеко не всегда находили понимание. Большинство мужчин и дам высшего света считали, что положение женщины в доме и в обществе должно оставаться неизменным, и противились любым переменам. Временами Клодии казалось, что она пытается сдвинуть с места гору, но она не сдавалась. И сейчас, после небольшого отдыха в доме Юджинии, она готовилась к осуществлению самого своего крупного проекта. Клодия была полна решимости собрать достаточно средств, чтобы открыть школу для девочек рядом с лондонскими фабриками, где работало много женщин и детей.

Именно на этом она и сосредоточит свое внимание. Она забудет о повесе, забудет его поцелуй, забудет все, что было во Франции.

И теперь, после горячей ванны, когда она спустилась вниз к ужину, Клодия почувствовала себя гораздо увереннее. Энергия вновь забурлила в ней, она начала обдумывать предстоящие планы. У двери в обеденный зал ее встретил дворецкий с огромным букетом нарциссов, ирисов и роз – очень необычное, но приятное сочетание прекраснейших цветов из оранжереи.