Безжалостный обольститель

Щеки Клодии вспыхнули ярким румянцем.

– Нет никакого мужчины, Дорин!

– Один из этих великих и могущественных лордов из Мейфэр, да? О, могу поклясться, что он еще и красив. Конечно, все эти лорды – красавцы. Значит, какой-то денди положил на вас глаз, да?

Чашка Клодии застучала о блюдце, и она торопливо поставила ее на стол.

– У вас слишком богатое воображение, Дорин! – сказала она и засмеялась, застенчиво теребя рукав платья.

– Черт побери, этому парню удалось увлечь вас! – радостно воскликнула Дорин. – Что ж, я рада. Такая красивая женщина, как вы, должна быть замужем. Да, именно такую женщину эти денди хотели бы себе в жены.

Клодия встала, обвела взглядом комнату, снова села.

– Я... я забыла спросить. Вам что-нибудь нужно? Впервые за долгое время Дорин от души рассмеялась. Мисс Клодия была всегда так уверена в себе, так сдержанна – именно такой Дорин представляла себе королеву. И вдруг при одном лишь упоминании о мужчине она превратилась в комок нервов.

– У нас всего более чем достаточно, – ответила она, все еще посмеиваясь, и кивнула в сторону коробки. – Думаю, мы здесь живем не хуже короля. Вам нет нужды беспокоиться.

Клодия взглянула на коробку.

– Да. Ну, тогда все. – Она широко улыбнулась – слишком широко – и буквально вскочила со стула. – Прошу прощения, но я не могу задерживаться. – И она направилась в прихожую, забыв шляпку на полу.

Дорин подняла ее и последовала за Клодией. Девушка резко распахнула дверь и едва взглянула на Дорин через плечо.

– Приеду снова через несколько дней.

– Да. Не хотите ли взять свою шляпу? – спросила Дорин, снова улыбнувшись, когда Клодия вспыхнула и выхватила шляпу у нее из рук. Резко повернувшись на каблуках, она устремилась к ожидавшей ее карете и вскочила внутрь прежде, чем конюх успел спуститься с козел, чтобы помочь. Дорин улыбнулась и помахала рукой, довольно хмыкнув – мисс так и не решилась взглянуть в ее сторону.

Неужели это настолько очевидно? Клодия сдернула перчатку и приложила ладонь к щеке, чувствуя, как она горит. Да, судя по всему, очевидно, раз даже Дорин Коннер заметила. Нет, это просто уму непостижимо. Еще месяц назад она была вполне счастлива своей работой, не обращая внимания на скептически настроенное общество и участившиеся разговоры отца о ее замужестве. Она была совершенно довольна и хотела лишь навестить Юджинию и немного отдохнуть, прежде чем возьмется за создание школы. И она безо всякой опаски поехала к подруге, потому что Юджиния заверила ее, что он никогда не ездит во Францию. Она писала об этом в одном из своих писем, подчеркнув, что Кеттеринг терпеть не может лягушатников.

Однако, судя по всему, повеса все же не питал столь большого отвращения к французам, потому что внезапно появился у Юджинии, такой же самоуверенный, как и обычно. Его неожиданное появление выбило ее из колеи, и она сделала то, чему научилась на многочисленных балах в Лондоне, стала игнорировать его.

Прямо, косвенно, в общем, всеми способами, которые она могла придумать, пока он наконец не покинул замок Клер.

Она, естественно, решила, что избавилась от него. Но нет – битва только началась. И это действительно была битва. Он начал ее на борту пакетбота, проявив в полной красе все возмутительные мужские качества, – пусть это и зажгло огонь внутри ее. Слава Богу, она нашла в себе силы положить этому конец, погасить это пламя. Он должен был все понять на следующий день, когда она забрала его карету и оставила его на дожде в Ньюхейвене... изрыгавшего проклятия, насколько она помнила.

Но нет! Нет, нет и нет! Во-первых, он прислал тот большой букет цветов, настолько огромный и яркий, что даже ее отец, который обычно замечал лишь то, что имело отношение к королю или его собственной безупречной внешности, высказался по этому поводу, воспользовавшись моментом, чтобы напомнить ей, что в двадцать пять лет ее шансы на хороший брак стремительно уменьшаются. И поскольку это, конечно, унизило ее, она отправила букет разудалого графа пациентам больницы в Челси.

Будь на его месте другой мужчина, их отношениям пришел бы конец. Но Кеттеринг особого сорта. Даже на вечере Энн, когда она рассказал о том, что сделала с букетом, он оставался невозмутимым. Поэтому она продолжала игнорировать его – хотя вряд ли он мог это заметить, когда и леди Вентуорт, и Дилби, и жуткая мисс Эрли практически таяли при одном лишь взгляде на него.

За тем вечером последовало его внезапное и удивительное появление на воскресной церковной службе, где его необъяснимое присутствие по своей необычности уступило лишь коробке с браслетом, доставленной от ювелира тем же вечером. К браслету было прикреплено около десятка французских сантимов. Сопровождающей записки не было.

На следующий день рано утром браслет был отправлен в Кеттеринг-Холл с запиской:

«Кеттеринг, вы наносите мне огромное оскорбление, продолжая настаивать на возмещении стоимости довольно недорогой бутылки вина и куска сыра, особенно учитывая то, что вино было кислым, а сыр вообще уместнее было бы назвать отравой. Прошу прекратить присылать свидетельства вашей благодарности, сэр.

К. Уитни».

К середине дня Клодия получила две бутылки очень дорогого французского вина и круг швейцарского сыра. Решив, что щедрость Кеттеринга будет гораздо больше оценена подопечными Дорин, Клодия отвезла им полученные деликатесы, но, Боже милостивый, и там она не смогла избежать встречи с ним.

Что ж, ее следующая записка наверняка положит этому конец. Даже такой безжалостный обольститель, как Кеттеринг, прекратит игру, если она не хочет участвовать в ней, а она заявит об этом совершенно ясно. Он оставит ее в покое, и Дорин не будет так потешаться над ней, а она сможет сосредоточить все внимание на школе.

Эти размышления, впрочем, не придали девушке уверенности. И, повернув голову, Клодия увидела, что находится уже на Риджент-стрит Энн рассказала ей о новой модистке, и Клодии вдруг захотелось посетить ее. Постучав в потолок, она сказала Харви, где следует остановиться, вышла из кареты и направилась к большой витрине, чтобы посмотреть ткани, только что привезенные из Голландии. Когда она рассматривала голубой шелк, на витрину упала тень. Внезапно поняв, что кто-то стоит за ее спиной, Клодия вздрогнула и резко обернулась, едва не столкнувшись с ним.

Джулиан расплылся в улыбке и склонился через ее плечо, рассматривая витрину.

– Небесно-голубой цвет очень пойдет тебе, – небрежно заметил он. – Право, это единственный цвет, который в полной мере подчеркнет красоту твоих глаз.

– Вы следите за мной? – сердито спросила Клодия, уставившись на него.

Он засмеялся глубоким смехом.

– Любовь моя, преследуй я тебя, поверь, выбрал бы более привлекательное место и другое время. – Уголок его рта приподнялся, взгляд замер на ее губах – Но не сомневайся, как только ты позовешь, я тут же последую за тобой. – С этими словами он перевернул ее руку, нашел небольшой кружок над пуговичками, где был разрез, и поцеловал запястье. Нагло, открыто, не торопясь, он целовал ее руку посреди Риджент-стрит, перед лицом Господа, Англии и любопытного дворника, оказавшегося рядом.

Горячая струя потекла по ее руке, и сердце Клодии внезапно забилось где-то в горле.

– Не сомневайтесь, я никогда не позову повесу! – возмутилась она, выдергивая руку из его пальцев.

Продолжая лениво усмехаться, Джулиан отступил, приподнял шляпу и поклонился:

– Напрасно вы так уверены в этом. Всего доброго, мадам.

Застонав, Клодия привалилась к витрине магазина. Ну почему он не оставит ее в покое? Она не желает его ухаживаний! Она ничего не хочет от него, видит Бог. Ему же от нее нужно лишь одно – затащить в свою постель. На то он и распутник!

Глава 7

Игра в преследование приобретала все более серьезный характер.

Джулиан шагнул в карету, украшенную гербом Кеттерингов, и откинулся на роскошные бархатные подушки. На нем был сюртук темно-синего цвета, серые брюки и такого же цвета жилет. В таком наряде в середине дня он чувствовал себя денди – но ведь надо признать, что он редко посещает чаепития. Приглашение на это мероприятие, устроенное с целью сбора пожертвований, пришло для Энн, но он без зазрения совести присвоил его. Хотя недоумевал, зачем это ему нужно.

Ответ, однако, прост, не так ли? В данный момент очаровательная Клодия Уитни отвлекала его от стенаний Софи. К несчастью для этой маленькой глупышки, Джулиан узнал от тети Вайолет, что в его отсутствие Стэнвуд нанес не один, а три визита, и последний длился более часа. Как только Джулиан узнал об этом, последовала еще одна ссора с Софи, закончившаяся тем, что она отказалась спуститься к ужину и вообще разговаривать с ним.

Пусть так, но главное – он заинтригован этой игрой.

Да и могло ли быть иначе? Клодия – такая загадка!

Она возвращала его подарки с короткими ледяными записками, которые невероятно веселили его. Когда он однажды встретил ее уходящей от Энн, она притворилась, будто не видит его, и впрыгнула в карету Редборнов с ловкостью акробата, хотя он стоял прямо перед ней и учтиво приветствовал. И ее лицо покрылось милым розовым румянцем, когда он поцеловал ее запястье на Риджент-стрит. Правда, потом она сказала ему какую-то резкость. Короче говоря, эта женщина категорически отказывалась поддаться его очарованию.

А подобное было просто неслыханно в этом городе.

Джулиан беспокойно заерзал на подушках. Именно по этой причине он разоделся, словно рождественский гусь, в разгар дня... но было еще и то, что лишало его сна по ночам, терзало днем, сводило с ума, – всепоглощающее желание просто увидеть ее. Да поможет ему Господь, но ее образ, живший в его памяти последние два года, вдруг словно ожил, проникнув в самое сердце после поцелуя на корабле.

К счастью, поездка до дома Редборнов была короткой. Лакей, встретивший его, видимо, счел, что одного его имени уже достаточно, чтобы иметь право войти, и провел Джулиана в парадную гостиную, где уже собралось около двух десятков гостей. Джулиан узнал лишь нескольких, здесь была и его сестра Энн – увидев его, она улыбнулась и кивнула. Присутствовали также лорд Дилби и Чиверс и, естественно, предмет его вожделения, к которому его взгляд устремился, едва он переступил порог.

Она стояла в другом конце невероятно большого салона, беседуя со старым лордом Монтфортом. Завороженный, Джулиан замер у южной двери, не сводя с нее глаз. На Клодии было платье голубого цвета с серебряной отделкой и открытыми плечами, согласно моде. Волосы были искусно уложены и закреплены серебристой лентой. Маленькие сапфиры сверкали в мочках ушей, неброский сапфировый кулон покоился чуть выше груди.

Джулиан подумал, что мог бы так простоять целый день, глядя на нее, упиваясь ее красотой. А когда она вдруг улыбнулась Монтфорту, Джулиану показалось, что все вокруг засияло. Филипп однажды сказал на балу Фэрчайлдов: «Она освещает все вокруг себя».

Боль резким уколом отозвалась в груди.