Иллюзия власти. Том 2

Не знаю, сможет ли понять Нирмала всё то, что творилось сейчас в моей душе. Но проститься с нею я был должен. Свернув пергамент и засунув его в перстень, я прикрепил его намертво к седлу, так чтобы свиток можно было легко найти. После же с тяжёлым сердцем отпустил Вингеда, наказав ему лететь в Королевский Дворец и разыскать там мою невесту. Похлопав ящера по чёрному боку, я повелел ему убираться прочь. Нехотя, но всё же Вингед послушался моего приказа, расправив тёмные перепончатые крылья, он взмыл в чёрное ночное небо, тут же растворившись в его темноте. Я остался один. Наедине с собою и сверхъестественным свечением Амота.

Что же мне делать дальше? Как быть? Я пришёл сюда, чтобы проститься с жизнью, но как это сделать? Умирать мне было не ново, но в прошлые разы я никогда не делал этого сам, не лишал себя жизни. Мне всегда помогали. Подойдя ближе к краю озера, я уселся на плоский широкий камень и уставился на водную гладь. Новый, ещё более удушающий, приступ кашля напомнил мне о том, что времени у меня осталось не так уж и много. Если я, конечно, не желал превратиться в безумное чудовище. И то, после поражения Морайриста, все эти твари обречены на скорейшее вымирание. Вот только души их уже мертвы. Для себя я такой участи не желал.

Отбросив за спину плащ, я снял кожаные наручи и закатал рукава. Неясный свет пучины вод Амота озарил мою бледную кожу рук, под которой, подобно тонким змеям, проступали голубоватые вены. Вытащив из голенища сапога длинный острый кинжал, я секунду смотрел на него в замешательстве, не решаясь совершить задуманное, борясь с инстинктами и со слабой трусливой надеждой, что иной выход всё же есть. Разумом я понимал, что это – всё ложь и другого пути попросту нет.

Собравшись с силами и, наконец, решившись, я крепко сжал рукоять клинка и полоснул его остриём по левому запястью. Острая боль обожгла мою руку, и из под кинжала заструилась тёплая кровь. «Этого мало» – подумал я и, переложив клинок в окровавленную руку, сделал глубокий надрез и на правом запястье. Кинжал выпал из моей трясущейся руки, звякнув о камень, он потонул в темноте у моих ног. Пульсирующая боль наполнила меня, я опустил руки, позволяя ручейкам крови, струясь по ладоням, каплями орошать промёрзшую землю. Шло время. «Я смертен, и смерть – мой удел» – пришло мне на ум. Но почему-то она ко мне не спешила. Я чувствовал, как постепенно иссякают потоки тепла, что изливались из моих вен. Вскоре кровь течь перестала и вовсе. Было так холодно вокруг, что даже руки мои замёрзли, я почти не ощущал их теперь.

Но что-то нужно было делать дальше. Наклонившись, я принялся озябшими кистями шарить во тьме в поисках упавшего кинжала. Понадобилось некоторое время, чтобы стоя на коленях, я его отыскал. Найдя клинок, я уселся на землю возле валуна, ибо сил взбираться на него у меня уже не было. Из носа вновь пошла кровь, но вытирать её я не стал – какой в этом смысл, да и подымать вверх дрожащие ноющие руки лишний раз мне не хотелось. Глядя на, вымазанное в моей крови, лезвие, я задумался, что же делать мне теперь. Мои надежды уйти быстро и почти безболезненно провалились. Впрочем, к поражениям я уже начал привыкать. План с запястьями не сработал, нужно что-то посерьёзней. Жаль, что я, подобно Алирию, не ношу с собою яд. Всегда удивлялся моему былому Советнику, зачем тому отрава. Вот теперь понял для чего.

Я обхватил изувеченными руками тяжёлую голову, прислушался к, бьющему в висках, пульсу. Как же заставить умолкнуть его навсегда? «Он перерезал ей горло и бросил умирать…» – вдруг вспомнились слова Морайриста, что прочёл я не столь давно в «Летописи двух Миров», хронике об Андэгаре и Эрейвинге, что прихватил Наргет с собою из владений Наммтара. В этой рукописи шло повествование о королях и королевах, которые правили в Землях Смерти. Посчитав это знаком свыше, я судорожно принялся нащупывать не слушающейся дрожащей рукою артерию на своей шее. После мучительных мгновений поиска я всё же отыскал постоянно ускользающую от меня пульсирующую нить жизни под слоем кожи и мышц. Зажав левой рукою артерию, дабы она не ускользнула от меня вновь, я крепко, насколько мне позволила боль в истерзанном запястье, вцепился в рукоять кинжала и дрожащей рукою поднёс его к шее.

Сердце моё забилось столь отчаянно, что было готово вырваться из груди, предательский страх подкосил ноги и, если бы я не сидел на земле, то точно бы рухнул на неё. В горле пересохло, остался лишь неприятный привкус крови, мне стало тяжело дышать, я бешено ловил воздух мелкими глотками. Я приставил лезвие к пальцам левой руки, под которой дёргалась в конвульсиях Жизнь, но острие ходило ходуном, не давая сосредоточиться. Вдруг правая рука моя невольно дрогнула, и кинжал, соскочив, слегка распорол кожу, не задев артерии. Пошла кровь, но её было слишком мало. Чертыхнувшись, я вернул клинок в исходное положение, приставив его снова к горлу, предварительно нащупав свой пульс.

Руки мои не слушались меня, тело моё взбунтовалось, отчаянно борясь за своё право на существование, не понимая, что оно всё равно уже обречено. Но воля моя была сильнее, сильнее страха, сильнее тварного инстинкта самосохранения, сильнее боли, сильнее жизни. В душе моей воцарилось какое-то безумное упрямство, я желал во что бы то ни стало закончить это всё именно здесь и сейчас. Сжав крепче кинжал и надавив на него, я провёл лезвием по своей шее. Огненная вспышка света ослепила меня. Оказывается боль можно не только почувствовать, но и увидеть. От обжигающей чертовски сильной боли, что пронзила моё горло, судорогой свело моё тело, я повалился на бок, на землю. И продолжительный приступ сильного кашля накрыл меня. Я долго дёргался, отхаркивая свою кровь, пока в бессилии не опустил голову, позволив струйке крови течь из моего рта. Вся одежда на груди моей стала мокрой и тёплой, но постепенно холод забирал это тепло, сковывая её льдом. Лёжа, я чувствовал, как липкая лужа разливается под моей шеей, подтекая под щёку, склеивая запутанные волосы.

Безумными глазами я посмотрел на мир вокруг, желая запомнить его пред тем, как навсегда покинуть. И вдруг я понял, что вижу всё совсем иначе, нежели ещё час назад. Окружающая меня реальность неожиданно обрела новые, доселе невиданные, краски. Когда я чётко осознал, что стою в конце своего земного пути, что завтрашний день для меня уже не наступит, само время остановилось, потеряв значение для меня. Я был уже не в этом подлунном мире, смотря на него извне и дивясь тому, что раньше не замечал, как много в нём оттенков. «Как же прекрасна жизнь, сейчас, когда моё время пришло». Эмоции стали острее, все краски приобрели яркость, все образы вдруг поразили меня своей чёткостью и ясностью. Мир вокруг засиял буйством красок, и я понял, что и не жил, по-настоящему, до этого самого момента. Лишь в смерти – жизнь. Жизнь вечная. Теперь я это осознал. Как и то, что никогда не являлся частью этого мира, я был здесь чужим, пусть и жил среди смертных, и разделял их судьбу, но дух мой всегда был иным. Моё место – не здесь. И теперь я возвращаюсь Домой.

Закрыв глаза, я стал слушать биение своего сердца, с каждым ударом которого тело моё покидала очередная порция крови, унося тепло и жизнь прочь, взамен впуская лишь холод и тьму. Окровавленные губы мои пересохли, но ни дотянуться до фляги с водой, ни подползти к озеру я не мог. Поэтому, смирившись, позволил навалившемуся небытию поглотить меня.

***

Придя в себя, я открыл глаза. Я надеялся, что проснулся, Проснулся, в ином мире. Но давящая головная боль, шум в ушах и ноющие запястья и шея дали мне понять, что я всё ещё жив. Жив! Но, чёрт возьми, почему? Что опять я сделал не так? Сколько можно же меня уже мучить-то? Злость обуяла меня, и я подскочил с места. Вернее, попытался, ибо едва сев, я тут же рухнул наземь. На удивление мне стало жарко. «Лихорадка» – понял я. Видно дело в болезни, поэтому моя кровь так быстро сворачивается. Едва слушающейся рукою я дотронулся до окровавленного горла. Глубокая тёплая мокрая рана ответила жгучей болью на моё прикосновение. Возможно, стоит подождать, и я всё же умру от потери крови? Ведь она хоть и слабо, но всё ещё текла из пореза на шее. Я решил полежать немного, ведь спешить-то мне некуда. Может я ещё не всё успел сделать в этой жизни, не всё понял, что мне было отведено? Вот и смерть не идёт ко мне, желает, чтобы я осознал то нечто, что ускользнуло от моего ума.

Скоро меня не станет. Это факт. Но что останется после меня, когда я умру? Какой след я оставлю за собою, каким меня запомнят живые? Я был ничем, когда жил. Королём, пришедшим из ниоткуда, устроившим переворот, и своими необдуманными деяниями впустившим великое Зло в страну, которую был должен беречь и править ею. Я принёс лишь горе и разрушения своему миру, я принёс лишь боль и смерть тем, кто был мне дорог. Так что же останется после меня – прах и разруха? И виной всему я.

Что же оставлю я после себя, когда умру? Все мои совершения, все надежды и мечты – во что они обратятся? Всё, чем я жил и дышал – борьба и дружба, ненависть и любовь, неужели, всё это обратится в прах? И лишь ветер будет уносить эту никому не нужную пыль. Всё, что я сделал, все мои победы и поражения, ошибки и удачи – всё будет, в итоге, позабыто, стёрто из памяти неумолимым временем. Тогда есть ли вообще смысл у всей этой дороги, именуемой жизнью, если всё, что остаётся после нас – лишь горстка тлена? Ибо даже то, что кажется вечным неминуемо уходит в небытие.

От всех этих мыслей боль в моей голове стала невыносимой. Закрыв глаза, я полежал в тишине какое-то время, стараясь не думать ни о чём. Но долго так продолжаться не может. Я должен уйти поскорее, пока болезнь не завладела моей душой. Только её я могу спасти. Хоть что-то сделать под конец всего. Так и запомнят меня, королём без короны, развалившим свою страну и, в итоге, сведшим счёты с жизнью. Самоубийца. Таким меня они запомнят. Да и чёрт с ними! Им меня не понять. Всю свою жизнь я пытался помогать другим, боролся за высокие идеалы, жил мечтою. Но меня не понимали, моих идей живущие не разделяли, желая не идеального мира, но власти и земных благ. Я же желал сделать как лучше, но в итоге – крах всего. Вся моя жизнь была лишь иллюзией. Иллюзией власти. Но скоро я проснусь.

Эфес отцовского меча больно упёрся мне в лопатку. Кровавый Рассвет, это всё, что осталось у меня от моего предка. Клинок «королей без короны», с ним я погибал в прошлый раз, в его компании покину сей мир снова. Я призадумался – если от кинжала мне умереть не суждено, то стоит попробовать нечто иное, оружие покрупнее. Собрав остатки последних сил, я кое-как сел. Голова тут же закружилась, но я удержал равновесие и не упал. Подождав, пока мир перед моими глазами перестанет скакать, словно в безумном калейдоскопе, я сделал попытку дрожащими окровавленными руками достать меч из-за спины. Руки мои, с перерезанными запястьями, никак не хотели подниматься выше плеч, и казалось бы лёгкая, на первый взгляд, задача вынуть клинок из ножен, превратилась в проблему. Помучившись с мечом некоторое время, я завалился на бок и так всё же сумел выудить Кровавый Рассвет.

Снова сев, я положил меч на колени и огляделся. На глаза мне вскоре попались два огромных камня, очень близко прилежащих друг к другу, но зазор между ними, тем не менее был, хоть и небольшой, но должно хватить. Идти я уже не мог – сказывалась потеря крови, которая всё ещё немного, но сочилась из раны на шее. До валунов было почти рукой подать, поэтому я решился ползти к ним, держа меч перед собою. Вскоре я достиг камней и убедился, что расстояние меду ними хватит, чтобы закрепить там рукоять клинка. Зафиксировав намертво Кровавый Рассвет при помощи мелких булыжников и своего же плаща, мне пришлось изрядно повозиться, чтобы снять его с себя, я посмотрел на орудие, что должно было, наконец, прервать мои мучения. Точно также, как недавно он прекратил страдания Наргета. «Что же я найду, обретя вечную смерть?» – задал вопрос я, ловя отблеск света Амота на остром лезвии меча. Надеюсь, что покой и свободу. Ведь все страдания разве этого не стоят? Как же я хочу открыть свои глаза, но уже не в этом мире. Остался лишь один шаг. Вот это, уж точно, должно сработать!

Цепляясь искалеченными руками за неровную поверхность валунов, я постепенно поднялся на ноги, шатаясь, едва удерживаясь на земле, борясь со сгибающими коленями. Последний шаг. Я завис над остриём Кровавого Рассвета, оперевшись на правую руку, силясь выровнять его с моим сердцем. Смотря, на направленный в мою грудь, меч, я подумал, что вряд ли тело моё когда-нибудь здесь найдут, ведь я не указал в прощальной записке, где именно я умру. Так что никто не додумается искать мой труп на берегу Амота. Так и буду я висеть и разлагаться на своём же собственном мече. А если и отыщут, то очень удивятся, открывшейся их глазам «картине». Но это уже не имеет для меня значения. Теперь мне всё равно.

Я поднял глаза к небу и увидел, что вдалеке, на востоке, пробивая хмурые тучи, встаёт солнце. Его чистый ясный свет постепенно рассеивал мрак недвижной ночи, превращая тяжёлые тёмные облака в разноцветные воздушные замки. Первый день новой эры вступал в свои права, но я понимал, что мне уготовано остаться во тьме прошлого, став его неотъемлемой частью навечно. Новый мир уже не для меня. Надеюсь, что он будет лучше, чем тот, в коем довелось жить мне. Я сделал всё, что мог, но теперь моё время пришло. Рука, которой я держался за камень, неимоверно болела и постепенно немела. Не отводя глаз от занимающейся зари, я опустил её, позволив своему телу упасть на меч. Я слышал, как остриё клинка с хрустом пробило кости, ощутил, как оно пронзает мою плоть, разрывая её, и боль тенью летела ему вдогонку. Ускользающим сознанием я понимал, что оседаю на землю, таща меч за собою. И светящееся на востоке небе стало последним, что я видел в моей жизни…

Меня звали Итлекар, я родился и вырос на юге Свободного края и был наследником королей Эльтамиры. Какое-то время я правил Страною Туманов, но власть моя не продлилась и года. Я был свидетелем и виновником перемен, уничтоживших мой мир и приведших к моей гибели. Всё, что было дорого мне, кануло в небытие. И я отправляюсь за ним следом. Это конец моей истории. Это – конец всего. Endeligt.

Глава 21. P.S.

S?rgesalmen (Плач Нирмалы)

Не дышать, не видеть, не чувствовать, не жить. Разве жизнь без чувств – это жизнь? Нет, лишь существование. Но я ничего не ощущаю уже. Все чувства умерли в душе моей вместе с Тобою. Во мне остались лишь бескрайнее море горя и скорби и бесконечные реки, пролитых по Тебе, слёз. Ох, как же горьки их воды! В печали своей я не могу дышать, тьма полностью окружила меня, ослепляя, я не чувствую рук, ком в горле не даёт мне сказать ни слова. Боль, лишь только боль и тоска, что разрывают сердце на части. Мой мир рухнул в одночасье, разбившись на тысячи мелких осколков. Я держу их в окровавленных руках своих, не в силах собрать воедино. Да и разве это возможно? Ведь в мире этом было место для нас двоих, а теперь всё уже не имеет смысла. Потому что Тебя больше нет. Лишь горе, что поглотило меня, словно болото.

Я зову Тебя, безмолвно крича, ибо голос мой уже давно сорван. Я зову Тебя, зову. Но слышишь ли Ты меня, о Любимый? Ведь там, куда Ты ушёл, властвует лишь вечная тишина. Надеюсь, что там также царят тепло и покой. Я хочу, чтобы Ты был счастлив, большего мне и не надо. Вот только здесь мне осталось лишь холодное ложе скорби и одиночества. Это горе обессилило меня, я хожу словно бы тень, неживая, мир для меня угас и потерял все краски.

Мои уста повторяют Твоё имя, снова и снова, подобно молитве, или заклятию, в надежде, что оно воскресит Тебя. И порою мне кажется, что в тихом шёпоте ветра я опять слышу Твой милый голос. Оборачиваясь, я спешно ищу Тебя глазами, но там Тебя уже нет. Тебя больше нет. И я понимаю, что это – конец. Конец всему, любви, счастью и надежде.

Долгими чёрными ночами я вновь и вновь молю смерть забрать меня, унести прочь мою душу из этого чёрствого холодного мира, к Тебе. Там, растворившись в Твоих чудесных светлых глазах, я смогу обрести столь желанный покой навечно. Рядом с Тобою, став единым целым с Тем, Кого так сильно люблю, по Кому, столь горько плачу.

Почему же Ты ушёл, почему? Разве не знал Ты, уходя, что забираешь жизнь не только у Себя, что губишь двоих, ведь нет мне в мире места без Тебя. Разве, ненавидя Себя так, что решаясь убить, не думал ли Ты, о Любимый, что для кого-то являешься светом в окошке, самым главным и дорогим сокровищем, да и просто смыслом всей жизни, жизни, которую Ты так поспешно оборвал. Неужели, считал Ты себя никому ненужным в тот миг?

Я столь долго ждала Тебя, тёмными одинокими ночами, проливая слёзы в подушку, отчаянно пытаясь сберечь едва тлеющие угли надежды, что давали мне силы жить и дышать. И вот я обрела Тебя, но лишь затем, чтобы, познав краткий миг счастья, вновь потерять, чтобы снова быть разлучённой с Тобою смертью. Почему же так жестока судьба, что прихотью своею столь безжалостно раз за разом разлучает нас, не дав пробыть вместе ни одной смертной жизни? Почему любовь наша, только окрепнув, гибнет? Как же так? Ну за что?

Скажи, о Любимый, скажи, почему Ты решился на это? Почему же Ты выбрал смерть, а не меня? Почему избрал её ледяные объятья, а не тепло моих? Почему предпочёл сырой мрак могилы моему ложу? Неужели, в душе Твоей не осталось ни единой капли надежды? Неужели, ничего Тебя здесь уже не держало? О чём же Ты думал, о Любимый, умирая, закрывая глаза навечно? Что шептал Ты на смертном одре? Чьё имя слетело с губ твоих вместе с последним дыханьем? Сожалел ли Ты, покинув своё земное тело о том, что так рано оборвалась Твоя жизнь? Ты ушёл, мой Любимый, а я осталась, но что мне теперь делать без Тебя, скажи?

Нет, нет больше сил выносить всё это! Мне нечем дышать, грудь сдавила тоска неподъёмной могильной плитою. Вижу тусклый свет окна, его я открою. Я судорожно глотаю холодный воздух, но надышаться не могу. Мне легче не стало. Только боль, бескрайняя, мучительная. Словно бы душу пожирает невидимый и беспощадный огонь, подобно медленной жестокой пытке, от которой не скрыться и не убежать, и которая не прекращается ни днём ни ночью. И ничто, даже сон, не избавляет меня от страданий.

На улице дождь, льёт стеною, даже небеса и те оплакивают Твою смерть. Скорбь повсюду. Серые низкие тучи нависли над моей головою, непрестанно неся свою панихиду. Грязь и лужи выворачивают весь этот мир наизнанку, показывая его истинную натуру. Ты был не таким как все остальные, Ты отличался от всех, и за это я Тебя полюбила. Ты был преданным и честным, ты ненавидел ложь и лицемерие этого мира и его обитателей, но, тем не менее, отдал за них жизнь. Сомневаюсь, что они это хотя бы заметили.

Свет искрился в Твоих прекрасных серых глазах, а сердце Твоё не ведало гордыни и спеси. Как же не похож Ты был на всех остальных, Ты был Другим. Быть может, этот мир попросту Тебя не заслуживал? Поэтому Ты и ушёл, не найдя здесь Себе места. Ты не смог и не захотел изменять Себе, становится таким же как все остальные. Ты предпочёл идти Своим путём. Но он привёл Тебя к смерти. Ты ушёл, но я-то осталась, и что мне делать теперь без Тебя, скажи? Как ужиться с этим миром? Миром, что Тебя погубил…

Я знаю позже, Твоя смерть обрастёт мифами и легендами, Твой образ, овеянный ложью, обретёт идеализированный ореол, не оставив от Тебя истинного и тени. Пройдут годы и от того, кем Ты был на самом деле не останется уже ничего – ни правды, ни праха. Только вымысел, созданный в угоду живым. Но Память будет хранить Тебя настоящего в сердцах тех, кому Ты был поистине дорог. Оставив им немую пустоту и шлейф горьких слёз.

Я изменила бы для Тебя всю эту вселенную, если бы могла, я бросила бы небо к ногам Твоим. Разве это сложно – дотянуться до звёзд ради Того, Кого так сильно любишь? Но всё уже тщетно – Ты умер. И нас разделила непробиваемая холодная стена, имя которой – смерть. Что же мне делать теперь, скажи? Слёзы душат меня, я и не думала, что можно так много плакать. Не знаю, чем же я провинила богов, что теперь мне приходится столь сильно страдать.

Я смотрю в окно, вниз. Так высоко. Может прыгнуть? Или выпить яд – это надёжнее. А может, подобно Тебе, взять в руки нож, и пусть алая кровь унесёт моё горе с собою. Оборвать в одночасье все мучения, и пойти вслед за Тобою? Вступить в холодные лучи морозной луны. Опять умереть. Но я сделаю всё, что угодно, лишь бы вновь увидеть Тебя. Лишь бы дотронуться рукою до Твоего светлого лика, вновь услышать Твой голос, прикоснуться к Тебе… Так чего же я жду?

Но что я скажу Тебе, как посмею взглянуть после этого в Твои прекрасные серые глаза? Ведь не этого Ты хотел. Я знаю, смерти моей Ты не желаешь. А чего же тогда? Вечной доли одиночества и безутешной тоски? Потому что ни с кем я не буду счастлива кроме Тебя, и Ты это прекрасно знаешь, о Любимый! Так позволь мне последовать за Тобою! Забери меня, забери к Себе, умоляю! Поцелуем своим сорви с губ моих последнее дыхание, дай уснуть мне навечно. Или проснуться, но рядом с Тобою, ведь жизнь – это всего лишь сон, не так ли?

Как быть мне, что делать? Не знаю. Нет мне ни жизни, ни смерти. Я потеряла смысл своего бытия, я лишилась надежды и веры, моё сердце мертво, пусть и бьётся ещё по привычке, но оно теперь в холодных руках Твоих, в мире, где властвует смерть. Я не вижу своего будущего, ибо у меня его попросту нет. Я живу лишь прошлым и мечтой, что так никогда и не осуществится. Мои мысли лишь о Тебе, о Любимый, и хоть тело моё пока живо, но душа уже в мире мёртвых, рядом с Тобою.

Боль, мне некуда от неё деться. Она сковала меня подобно морозу, превратив в лёд мою кровь. Я знаю, время не вылечит эту рану, возможно лишь слегка притупит боль, но она будет возвращаться раз за разом, чёрной тенью следуя за мною, иссушая душу, не давая покоя. И лишь смерть избавит меня от мучений, вернув мою душу Домой, к Тебе, мой Любимый. Так чего же я жду, ведь я итак уже мертва?..

For Horn Per