Серебристая Чаща. Часть 3

Медсестра растерянно замолкла и посмотрела на Бориса Вадимовича.

–У нас тут все лечение проходит на добровольной основе. Мы не можем привязывать вашего сына к койке. – Доктор поцокал языком и покачал головой. – Если вы хотите продолжать лечение, то придется обращаться в другие учреждения. Нам лечение Романа слишком дорого обходится. Мало того, что он сам компьютер стянул, так и данные, что в нем были теперь восстанавливать как-то придется… Боюсь, что вам нужно оплатить наши дополнительные расходы.

Так и вышло, что пришлось отказаться от лечения. Денег уже не было ни на лечение ни на возмещение убытков клинике. Нужно было работать, снова отвоевывать свое место в группировке торговцев. Ромка вернулся вечером того же дня, когда умыкнул компьютер из клиники. На вопрос, где компьютер, он заявил, что не крал его, что на него наговаривают. Николай не поверил ни единому слову Ромки, но разбираться с этими проблемами не было ни сил ни желания. За время отсутствия Николая и Людмилы в электричках скопилось много других проблем, от решения которых зависело само выживание их семьи. Впрочем, Ромка не сильно заботился о том, чтобы ему поверили. Людмила обыскала сына на предмет новых следов употребления, но по своей неопытности ничего не нашла. Конечно, было странно, что мальчик не притронулся к еде, но в целом, казалось, что недолгое лечение в клинике ему помогло. Для предотвращения рецидивов решено было запирать Ромку дома, а гулять только в сопровождении старшего брата. То, что Игорь окажется плохой нянькой, было понятно сразу, но выхода другого никто не нашел. Сестра дома почти не бывала, на нее рассчитывать не приходилось.

Тем временем, Маргарита Васильевна, получив согласие от матери на совместное проживание, вовсю занималась организацией жизненного пространства для себя и Олега. Сначала пришлось снова ехать в Серебристую Чащу для того, чтобы решить вопросы со школой. Перевести Олега из одной школы в другую, забрать свои документы, уволиться и начать перевозить одежду и вещи в Москву. Алексей категорически отказался помогать, хотя с его автомобилем все было бы легче во сто крат. Одно то, что он не вставлял палки в колеса, Маргоша уже предпочитала считать для себя благом. Ей предстояло покинуть Серебристую Чащу и мужа. Она ощущала себя на пороге больших перемен. Под ногами больше не было твердой земли, но засыпала она мгновенно, как голова касалась подушки. Мрачные мысли о неудачном браке, о зависимости сына, о том, что жизнь проходит, перестали волновать Маргариту Васильевну. В кои-то веки она просто жила, планируя наперед самое необходимое. Лето заканчивалось, осень осыпала жёлтую траву желтыми листьями, птицы улетали в поисках лучшей доли, временами накрапывал дождик, а Маргоше все непочём. Обычно осенью ей становилось ещё тоскливее, чем обычно, но не в этот раз. Директриса школы удивилась, что преподавательница русского и литературы вдруг так круто решила изменить свою судьбу. Спустив очки на нос, она поглядывала на Маргошу, изучала ее лицо в поисках следов несчастья или отчаяния. Бьёт ведь ее муж, все знают. Вероятно, из-за этого решила сбежать. Только не похожа она отчего-то сама на себя. Как будто другой человек перед ней сидит в ожидании, когда директриса подпишет бумаги. Жалко, конечно, отпускать работника прямо перед началом учебного года, но выхода нет. Директриса пожала плечами и наградила, наконец, заявление об уходе своей закорючкой. Она хорошо знала свой коллектив и все его подводные камни, знала и о давнем романе между Маргошей и математиком, который всякому женскому обществу предпочитает общество бутылки. Что ж, теперь нужно заняться срочными поисками нового преподавателя или слёзно просить кого-то временно взять классы Маргариты Васильевны.

–Удачи вам, Маргарита! – сказала директриса неожиданно теплым голосом.

Маргоша поблагодарила начальницу за добрые слова и отправилась собирать первую партию вещей для перевозки в Москву. Ей не хотелось лишний раз встречаться с Алексеем, но выхода не было. Муж, как назло, приболел и находился дома. Он по большей части лежал на диване в своей комнате, но дверь держал приоткрытой так, чтобы Маргоша непременно слышала его кряхтение и тяжёлые вздохи. Алексей до конца ещё не верил в то, что остаётся один в трёхкомнатной квартире. Да и как тут поверить, он сроду не жил один, на готовил себе еду, не прибирался. Он абсолютно не приспособлен в быту. Но никого это не волнует. Алексей одинок, несмотря на то, что два раза был женат и имеет сына и дочь. Всю свою жизнь Алексей не задумывался о том, как страшно одиночество. Наоборот, ему всегда все мешали. Своих домашних Алексей воспринимал как неизбежное зло. Он срывал на них раздражение, повышал голос. Да что теперь говорить, он ещё и не чурался рукоприкладства. Зачем Алексей это делал, теперь и не скажешь… Тягостные его раздумья были прерваны звуком захлопнувшейся двери. Ушла! Оставила его одного. Алексей продолжал лежать, наблюдая за тем, как опускается вечер, как стихает шум на улице. Потом пришла ночь, и настойчивый свет фонаря уставился в окно. Алексей громко вздохнул и закрыл глаза, надеясь уснуть.

В другом подъезде дома, где жила Людмила с Николаем кто-то тяжело поднимался по ступеням. Перед дверью квартиры молодой мужчина пригладил растрёпанные волосы и бесшумно открыл замок своим ключом. Это был Игорь, который хотел незаметно проникнуть домой. У него зарождались серьезные отношения с девушкой, на которой он собирался жениться. Девушка была симпатичная, очень общительная, чем напоминала ему мать, но в отличие от Людмилы девушка была спокойная, миролюбивая. Они с ней пока ни разу не ссорились и во всем находили взаимопонимание. Игорь был влюблен и совершенно не имел ни времени ни желания приглядывать за Ромкой. Днём Игорь работал в магазине, таскал тяжеленные ящики с товаром, иногда помогал раскладывать продукты в торговом зале. Кстати, именно в магазине он и познакомился с девушкой. Вечерами молодые люди ходили в кино, в парк, в кафе. Игорю не хватало часов в сутках, чтобы контролировать Ромку. Конечно, ему было искренне жаль, что брат попал в такой переплет с наркотиками, но, в конце концов, Игорь ему не отец. Пусть родители сами как-то с этим разбираются, а пока они были совершенно уверены в том, что Ромка днём сидит дома взаперти, а вечером гуляет со старшим братом. Поэтому сейчас , как и в последующие две недели, Игорь тихонько пробрался в свою комнату, даже не заглянув к Ромке. Спит ли он в своей кровати, нет ли его дома вообще, сейчас Игоря это не сильно заботило. Не нянька он! Сестрица почти дома не появляется, все на Игоря решили повесить. Так что отсутствие Ромки долго не замечали. Пару раз в день кто-то из домашних видел его? Ну, и ладно, не до него сейчас, в самом-то деле…

Через две недели Маргоше оставалось сделать последний заезд в Серебристую Чащу с тем, чтобы распрощаться с ней, если не насовсем, то надолго. Каждый свой приезд за вещами Маргоша замечала, как ветшает раньше ухоженная и вычищенная до блеска квартира. И Алексей выглядел из рук вон плохо, но что она могла поделать.

–Хоть попрощаться Олега привезёшь? – спросил муж.

–Мы не на северный полюс уезжаем, – Маргарита Васильевна пожала плечами, – ты в любой момент можешь заезжать к нам, к сыну. Зачем ты трагедии выдумываешь?

Конечно, в душе-то Маргоша надеялась, что Алексей не будет часто наведываться, но из вежливости решила поиграть в его игру. Алексею вдруг стало казаться, что он пострадавшая сторона в этой истории.

Вечером Маргоша спросила у сына, скучает ли он по Серебристой Чаще и по отцу. На что ее серьезный подросток ответил без промедления:

–Я вижу сны про Серебристую Чащу, и они плохие. Отца я увижу, когда мы с тобой поедем за документами. Перед самым началом учебы.

Маргоша облегчённо вздохнула, а мать, сидевшая рядом на кухне заметила, что у Олега появились новые друзья во дворе.

–Я думаю, что Олег приживется здесь. Уже прижился, верно? – и она хитро сощурилась на внука.

Маргоше подумалось, что у них появились общие секреты. Она встала к раковине и принялась за посуду. То, что Олег с бабушкой нашли общий язык, ее радовало. Ее, вообще, последнее время все радовало. Новая школа, новые коллеги, новые будущие ученики. Школа, в которой ей предстояло работать, а Олегу учиться, находилась в двух кварталах от них. Конечно, это расстояние не шло ни в какое сравнение с расстоянием до школы в Серебристой Чаще. Школа в поселке была видна из окна их квартиры, что всегда стирало грань между работой и отдыхом. Маргарита Васильевна возвращалась с работы и не могла стать снова самой собой, снова обычной женщиной, потому что из окна она видела кабинет учительской или своих учеников, на которых нужно влиять, которых нужно исправлять, корректировать, контролировать. Может это и сделало отношения между нею и Олегом такими искусственными, похожими на сценку из детского спектакля. Из-за того, что она всюду и везде вела себя одинаково. В школе и дома Маргарита Васильевна играла роль образцовой преподавательницы русского языка и литературы и ответственного классного руководителя, который бдит за нравственным обликом своих учеников. Стоило ослабить тогда контроль, стать настоящей, обычной мамой, которая может вспылить и не обязана всегда вежливо улыбаться. Но все в прошлом, слава богу!

Зато у Людмилы из соседнего подъезда с самоконтролем все было очень грустно. Она заметно сдала после истории с Ромкой и срывалась на мужа ещё чаще, чем обычно. Николай только крепко сжимал рот, чтобы ненароком не брякнуть неосторожное слово. Пока родители ругались, Ромка таскал деньги из тайника, который мать устроила в ванной. Прямо под потолком была небольшая полочка, где обычно хранились грубые куски хозяйственного мыла. Ромка однажды заметил, как мать что-то напевала себе под нос и, стоя на стульчике, шарила рукой по полочке. Ромка ещё тогда подумал, отчего у нее такое хорошее настроение. Что ее могло привести в такое умиротворённое состояние? Коричневые бруски хозяйственного мыла? С тех самых пор Ромка сам регулярно шарил рукой по полочке и иногда выуживал оттуда то банкноту, то тоненькую пачку денег, перетянутую резинкой. Когда Ромка спускался со стула после своих поисков, то всегда боялся воротом рубашки зацепиться за железный крюк, который торчал из стены прямо под полкой. И Людмила всегда замечала этот крюк, с которого давно облезла краска, и он был почти черным. Для чего сюда его втиснули? Людмила никогда не пересчитывала, сколько у нее накопилось в тайнике денег. Она этого не делала специально, готовила для себя сюрприз. Думала, что будет туда класть пусть по мелочи, но часто, а потом встанет на большую стремянку и вытащит уже хорошую сумму. И может быть тогда Людмила позволит себе купить красивый модный костюм, состоящий из стильного пиджака и укороченной юбки, и они вдвоем со взрослой уже дочкой будут попеременно в нем щеголять. Поэтому Людмила докладывала деньги на полочку в ванной, всегда стоя на кресле или табуретке, чтобы не было видно, сколько там уже лежит. А Ромка забирал с полки деньги, подставив стул, потому что, если бы он понес в ванную стремянку, мать бы сразу догадалась, зачем ему это.

В тот тоскливый день, когда до окончания летних школьных каникул оставалась всего одна неделя, тучи сошлись в поселке Серебристая Чаща. Темные, мрачные тучи. Их нагнал ветер с каких-то далёких злых гор, где днём и ночью воют волки и кличут беду. С самого утра Людмила ощущала на себе тяжесть этого дня. Она все списывала на перепады давления, на магнитные бури, на что угодно, только не на злой рок, который решил нанести в тот день свой завершающий удар. Утром они с мужем встали как всегда засветло. Казалось, что ещё ночь. Людмила была жаворонком, и ранний подъем ее бодрил. Николай, наоборот, любил засиживаться до полуночи, а утром еле держал глаза открытыми. Хоть спички вставляй. По молодости Людмила злилась на него, что он может спать до обеда. Она все дела переделает, детей умоет, накормит, суп приготовит, а он, знай себе, храпит на весь дом, спит сном богатырским. Людмила была несдержанной, и не добудившись мужа, поливала ему на лицо холодной водой из графина. Иногда просто брызгала. Пока они были молодыми супругами, Николая это совсем не злило. Он просыпался, смеялся, так же громко, как и храпел, бегал за Людой, чтобы ущипнуть ее в отместку. Потом они стали старше, и Николая уже не веселило неожиданное и довольно неприятное пробуждение. Как-то раз Людмила будила его по старинке, холодной водой из графина, а Николай вскочил и схватил ее больно за птичье запястье. Людмила взвизгнула и начала причитать, что он ее бьёт, и как ему не стыдно. С тех пор Николай избегал хватать Людмилу за запястья и, вообще, делать что-то такое, что она могла расценить как нападение. Хотя ему иной раз очень хотелось хоть как-то на нее воздействовать и приструнить. Людмила ещё тогда подумала, что муж охладел к ней. Она не сильно горевала. Никто ещё на пятом или десятом году брака не может сохранить свежести чувств. Сказки это для юных девушек. Она женщина мудрая и взрослая. Ну, охладел. Проблема-то в чем? Уж лучше такой муж пусть будет у нее. Спокойный, надёжный увалень. Не нужно ей такого, как у учительницы, например. Пусть он и побогаче будет, но ведь все знают, какой он грубый, все знают, что жена его синяки пудрит перед уроками. Сейчас-то муж ее уже пожилой человек, наверняка, перестал важничать, но по молодости, что было! Разве можно такое забыть? Она, Людмила, не смогла бы продолжать жить с тем, кого боится. Николая, даже пьяного, даже сердитого, голодного, любого она никогда не боялась. Если он позволял себе лишку, то сам бывал скорее бит. Бит своей маловесной тщедушной женушкой.

Маргоша ехала в электричке с Олегом, как она надеялась в последний раз в этом году хотя бы. Уже чужой посёлок для нее и для сына оставался тоскливым пунктом назначения. Олег особенно не просился ехать с ней. Можно сказать, что она сама настояла. Дескать, надо бы попрощаться с отцом. Дескать, Олег его долго не увидит. В итоге, он сидел перед ней на противоположной скамье, и только зрачки его глаз, быстро перебегающие с мелькающих домов и деревьев, свидетельствовали о том, что он живой. Олег отчего-то напоминал Маргарите Васильевне воробышка, нахохленного от капель дождя. Она хотела обнять его крепко-крепко, чтобы он почувствовал себя защищённым. Не хочется ему в Серебристую Чащу. Маргоша зачем-то обула узкие туфли и теперь пальцы сводило на ногах. Пришлось снять туфли. Сразу облегчение охватило, как будто вырвалась на свободу из тюрьмы. Тьфу-тьфу, отчего такое сравнение вдруг!

Когда они садились в подмосковную электричку, погода стояла пасмурная, хмурилось. Маргоша надеялась, что, они обгонят дождь. Однако в поселке погода была словно на другой планете. Здесь светило солнце, но парило. Дождь намечался, только неизвестно, когда. Томительная атмосфера стояла в Серебристой Чаще. Природа чего-то ждала. Заключительного аккорда, чтобы всё-таки случился дождь, и с ним пришло облегчение. Суеты здесь как обычно не было никакой. Пассажиры неторопливо шли домой с платформы, а навстречу им на электричку шествовали другие люди. Кого-то Маргоша узнавала, кивала головой, а Олег каждый раз сжимался. Маргоша видела это боковым зрением и чувствовала сердцем. Она хотела взять его за руку, чтобы ему стало спокойнее, но он освободил ладонь, и шел, чуть отстранившись от нее. Маргарита Васильевна вспомнила, что здесь в поселке он словно на вражеской земле, и нельзя проявлять слабость. Это в Москве Олег расслабленный, и спокойно ходит с ней за руку или под ручку. В Серебристой Чаще ему нужно разыгрывать из себя независимого подростка. Это сложно. И как только она это подумала, из леса, куда они направлялись, чтобы срезать путь, вышел Ромка. У него вид был просто ужасный. От него за версту шел тяжёлый запах нездоровой кожи и волос. Одежда, как обычно с длинным рукавом, чтобы не были видны незаживающие следы от уколов. Но и без этих следов сомнения отпадали, кто перед вами. Наркоман, опустившийся и забывший свое имя. Он шел, не разбирая дороги, смотрел вперёд и ничего не видел. Маргарита Васильевна облегчённо вздохнула, но рано. Взгляд у Ромки слегка прояснился, он узнал своего бывшего дружка, и уставился на него, со всей силы сохраняя смешную и жалкую важность. Надолго его не хватило, он опустил глаза, выругался и смачно плюнул. Олег с Маргошей почти были в метре от Ромки, и она взяла сына за руку, преодолев его лёгкое сопротивление. Ромка зыркнул на Олега ещё разок и скрылся среди кустов, которые росли вдоль автомобильной дороги. Маргарита Васильевна вступила с сыном в полумрак леса.

Лес был реденький, и в который раз, Маргоша подумала, что Чащей назвать этот поселок ей бы и в голову не пришло.

–Олег, мы ненадолго сюда. Сейчас соберём твои школьные принадлежности и мои документы.

–Ясно, да я понял! – резко ответил подросток.

Маргарита Васильевна искоса посмотрела на сына. Она отвыкла от того, какой он был неприветливый, когда употреблял наркотики.

Сто раз она потом себе говорила, что тогда в лесу надо было повернуть назад. Обратно на платформу. Мчаться со всех ног. Что за блажь: приехать попрощаться с тем местом, где они оба едва не сгинули!

Алексей их ждал. Даже сделал попытку прибраться. На кухне было относительно чисто. Чайник грелся на плите, а на столе стояла вазочка с виноградом. Где он взял виноград? Неужели специально на рынок ездил? В поселковом магазине винограда, отродясь не было. Алексей вышел в прихожую и пожал Олегу руку. Тот несмело потряс ее.

–Привет, пап.

Алексей быстро отвернулся, а Маргоша с удивлением поняла, что глаза мужа стали вдруг влажными, и он попытался скрыть это. Не успел. Маргарита Васильевна холодно подумала, что, должно быть ему нелегко теперь живётся, и, должно быть, ей следует почувствовать к нему жалость и проявить доброту. Но ничего она не чувствовала, кроме желания поскорее покинуть и квартиру, и Серебристую Чащу. Олега ещё сюда притащила зачем-то! На Ромку как он среагировал! Жуть! Хоть привязывай его. Потом они все втроём сели за стол и стали пить чай. Вдруг оказалось, что им есть о чем поговорить. Олег несколько суетливо описывал, какой у него двор да какая школа. Он, наверное, торопился, чтобы его не прервали, и пока не закончилась такая мирная обстановка между родителями. И Маргарите Васильевне нашлось место в общей беседе. Она рассказала, где и как платить за квартиру, как снимать показания счётчиков, как размораживать холодильник и как варить самый простецкий бульон. Алексей кивал и слушал, что-то даже записывать начал, пока Маргоша со смехом не прервала его. Она и забыла, как смеяться в этой квартире и с этим человеком.

–Леша, ты можешь позвонить мне, если забудешь, сколько кидать соли!

Олег почему-то даже не улыбнулся. Неожиданно его настроение переменилось. Он хмуро заметил, что нужно поторопиться, если они не хотят здесь заночевать.

–А и правда, давайте закругляться! – легко согласилась Маргоша, не обращая внимание на угасшие глаза Алексея.

Маргарита Васильевна поспешила в свою комнату и занялась документами, Олег пошел собирать свои вещи. За окном опускался вечер. У нее было не так много документов, но все же их лучше было забрать. Сберкнижка с копеечным вкладом, амбулаторная карта своя и сына, какие-то глупые истрепанные грамоты, альбом с фотографиями. Маргарита Васильевна открыла первую страницу и стала вглядываться в свое лицо. Сколько ей здесь было? Лет 20? Как быстро пронеслись годы! Какая она худенькая! Какая изящная! Отчего она думала, что не привлекательна? Такая свежая, с щёчками на лице, с пышной шевелюрой, в белой плиссированной юбке. Настоящая принцесса! Маргоша стала листать альбом, с каждым кадром наблюдая, как опускаются щеки вниз, как тяжелеет лицо, как по уголкам рта змеятся морщинки, как уходит из глаз наивность.

Она увлеклась, а Алексей не прерывал ее, радуясь тому, что в квартире находится кто-то еще, кроме него. Вечер уже потемнел, когда Маргоша посмотрела в окно. Уже даже фонарь, как всегда, направил ей в лицо свой навязчивый истеричный свет. Маргарита Васильевна застегнула молнию на ставшей пухлой сумке и пошла в комнату за Олегом. В гостиной сидел Алексей и разгадывал кроссворд, нахмурив лоб. У Олега в комнате было отчего-то темно. Маргоша нащупала выключатель на стене, как быстро она забыла, с какой стороны он находится! Простенькая люстра осветила пустую комнату. В ней был порядок и запах помещения, где никто не живёт. Что-то сладковатое и тоскливое. Наверное, сын на кухне… Не такая уж у них и большая квартира, чтобы долго искать. На кухне Олега не было, входная дверь была не заперта.

Маргарита Васильевна с побелевшим лицом выглянула в пустой бетонный подъезд, громко позвала сына, хлопнула дверью и обернулась к мужу:

–Где Олег?!

Алексей встал, и кроссворд упал с его коленей с мягким шелестом. Маргоша как в замедленной съёмке наблюдала полет газеты. Вот она мягко приземлилась на ковер, который не пылесосили уже сто лет. Вот Алексей что-то бормочет, и вид у него растерянный, он пожимает плечами и, в целом, ведёт себя как побитая собака с поджатым к животу хвостом. Вот он подходит к ней в прихожую и тянется к вешалке с курткой. И что-то все говорит, говорит.

–Пошли искать его, очнись! Пошли!

Маргарита Васильевна тряхнула головой, и все вокруг стало вдруг таким громким и ярким. Они сбежали по ступеням вниз. Во дворе была только одна собачница. Она обходила кусты с поводком в руках, а собака белым пятном мелькала среди темных голых веток.

Алексей побежал к школе, а Маргарита Васильевна застыла. Она знала, куда нужно идти. Тем более, что свет в той квартире хоть и тускло, но горел. Должно быть в окне отражался свет из прихожей или из ванны. Маргарита Васильевна тяжёлой поступью двинулась в соседний подъезд. Наверное, Олег как увидел Ромку в лесу, так и задумал к нему пойти домой, только задумал какой-то своей темной частью, которая ему уже не подчинялась. Потом Маргарита Васильевна долго перебирала ногами ступени и секунд пять стояла у закрытой двери Николая и Людмилы. Маргоша сделала глубокий вдох и только поднесла руку к кнопке звонка, как дверь резко распахнулась, ударив ее по лицу. Маргоша инстинктивно прикрыла рукой глаза, но успела увидеть дикие глаза своего сына. Олег выбежал из квартиры так стремительно, что даже не слышал, как мать звала его и кричала ему вслед. Маргарита Васильевна почувствовала под рукой что-то мокрое и липкое, поднесла ладонь к глазам и увидела кровь, стекающую по пальцам. Бровь разбила! И вместо того, чтобы бежать за сыном, Маргоша зашла в тихую квартиру. Зачем? Потому что Олег оттуда выбежал, как будто за ним гналась стая волков. Она должна была посмотреть на что-то в квартире. Впрочем, Маргоша так и не поняла ни сразу ни потом, зачем она туда зашла. Словно затянуло ее в водоворот чужой жизни. Планировка совсем как у них, но это и понятно. Тоже трёшка, тот же дом, чего тут удивительного? У Маргоши в прихожей кресло и высокий столик с телефоном, зеркало во весь рост, вешалка стоячая. А у Людмилы в прихожей скамья во всю стену, а над скамьей вешалки с куртками. Должно быть не слишком удобно обуваться, сидя на скамье, когда на голове почти лежат рукава от висящей куртки или пальто. В прихожей свет не горел, но включенный свет в ванной комнате давал достаточно освещения для прихожей. В квартире было как будто тихо, но Маргоша уловила мерный звук чьего-то тихого храпа, почти сопения. Звук шел из большой комнаты. Маргоша заглянула в приоткрытую дверь и увидела Николая. Он спал на разобранном диване, укрытый тонким покрывалом. Больше никого в комнате не было. Вдоль стены протянулся комплекс из трёх высоких шкафов, так называемая "стенка" со стеклянными дверцами в центре. Там стояла нарядная хрустальная посуда. И "стенка" и посуда – символы благополучия в разрушающейся стране. Маргарита Васильевна направилась к следующей было комнате, сама не зная, что ее до сих пор держит в этой квартире. Она уже взялась за ручку двери, ведущей, по аналогии с ее квартирой, в комнату к Ромке, как почувствовала на себе чей-то взгляд. Маргоша резко обернулась, но ничего, кроме освещенной ванной, опять не увидела. Ванная комната была единственной, где горел свет. Логично, что нужно идти туда. Тот, чей взгляд она ощутила, был в ванной. Маргарита Васильевна бесшумно приблизилась и открыла дверь шире.

Дальше в ее памяти остались яркие всполохи, но что шло за чем, в каком порядке, Маргоша вспомнить потом не могла. Белая блестящая ванна. Резиновый коврик на полу, совсем как у них, в черный и зелёный квадрат. Полосатое банное полотенце на металлическом крючке, украшенном гвоздиком-ромашкой.

Потом Маргоша долго смотрела на голые худые ноги, висящие в сантиметрах тридцати от пола. На ногтях не было лака, только на больших пальцах виднелись остатки розового цвета, почти незаметные пятнышки блестящей эмали. Какие-то мысли теснились кучкой в голове у Маргариты Васильевны. Мысли о том, что маникюр у ее матери всегда был безупречным. Конечно, в те времена, когда она была замужем за профессором. Мать по полдня возилась на кухне, а потом по полвечера делала ванночки для рук, снимала ацетоном вчерашний маникюр и подпиливала края ногтей. А Маргоша ещё девочкой наблюдала за матерью и с тоской думала о том, сколько нужно времени и сил, чтобы держать свою внешность под контролем. Ноготки ведь это только верхушка айсберга. Есть ещё кожа, волосы, фигура, в конце концов!

Маргарита Васильевна заставила поднять свои глаза выше. Халат. Розовый, с рюшами, с пояском вокруг талии. Какая же Людмила худенькая, аж завидно! Тьфу-тьфу! Да что же это она такое думает!

Теперь ещё одно нужно сделать усилие и посмотреть на лицо Людмилы, спросить ее, чего это она удумала, зачем так странно себя ведёт и странно так выглядит!

Маргоша подняла глаза и увидела страшное лицо и неестественно склоненную к плечу шею! Но ее испугало даже не это, а знакомый до боли предмет, впившийся в кожу на шее мертвой женщины.

–Аааа! – кто-то завизжал так громко, что Маргоша закрыла уши, но крик продолжался, и голос-то какой знакомый, – Ааа!

Боже мой! Это ведь она сама орёт! Тут Маргарита Васильевна вспомнила сына и закрыла рот себе рукой, вцепилась зубами в нее, чтобы не забыть: нельзя кричать, нельзя здесь оставаться! Нужно уйти отсюда немедленно! От этих выпученных глаз и жестокой идиотской гримасы на лице мертвой Людмилы. Маргарита Васильевна попятились из ванной, потом на цыпочках прокралась ко входной двери и почти бесшумно чуть ли не кубарем скатилась вниз по ступеням и вылетела из подъезда в ночь. На лавочке сидел Олег и трясся. Так и ходило ходуном его тело, его длинные худые руки и подергивалось лицо. Олег был в каком-то припадке. Маргоша подошла, обхватила его за плечи и подняла с лавочки.

–Олежек, пойдем со мной, пойдем… – Маргарита Васильевна чуть не тащила сына на себе. Он испытал сильный шок. Она и сама не понимала, как способна двигаться и разговаривать. Хотелось только одного: кричать, но звериным чутьем Маргоша понимала, что нужно затаиться. Они с Олегом добрели до квартиры. Дома Олегу лучше не стало. Он что-то бормотал себе под нос.

–Что же это… как страшно… мама-ааа.

Маргарита Васильевна отняла руки сына от лица и заставила себя смотреть ему в глаза:

–Олег, что случилось? Расскажи мне все сейчас, пока не пришел отец. Расскажи! Я должна знать!