Игра

«Никто никому не изменяет», – печатаю я в ответ, а когда чувствую, что Нико читает все через мое плечо, в подтверждение добавляю: «Я люблю своего парня очень, ОЧЕНЬ сильно».

Нико расслабляется и целует меня в макушку.

Я: Он приглянулся моей подруге. У него есть девушка?

ХАНТЕР: Нет, но, кажется, он уже нашел себе занятие на вечер. Хочешь, я подойду и познакомлю их?

Я гляжу на Пиппу.

– Хочешь, чтобы тебя представили?

У нее опять отвисает челюсть.

– Что?! Нет. Он слишком хорош.

– Ты уверена? – Я заманчиво машу телефоном. – Я все организовала.

– Уверена ли я? У меня прыщ на лбу, и я не мыла голову четыре дня, потому что у меня не было в планах встретить сегодня Адониса. Деми, что, мать твою, с тобой не так?

Я хихикаю и пишу Хантеру.

Я: Может быть, в другой раз.

Он отвечает: «Лады», – и серые точки исчезают.

– Трусиха, – дразню я Пиппу.

– Ну и пусть. Нельзя вываливать на меня такое в последний момент. Я сегодня морально не готова к флирту.

Я не знала, что для обычного флирта нужна моральная подготовка, но, видимо, я вообще мало что понимаю в том, как искать себе пару. И мне все равно. Посмотрите, что происходит вокруг меня: Хантер жонглирует девушками, Пиппа нервно корчится от мысли познакомиться с горячим парнем. Поиск пары – это, похоже, безумно тяжело.

А отношения, наоборот, – это хорошо и безопасно. Мое место – в мире отношений.

Я переплетаю свои пальцы с пальцами Нико и благодарю свою счастливую звезду за то, что не являюсь частью другого, ужасающего мира.

8

Деми

Нико провожает меня на занятия утром в понедельник. Он ночевал со мной, и мне кажется, что у нас снова все хорошо, когда мы идем, взявшись за руки, по одному из многих тротуаров, пересекающих территорию Брайара. Хотя погода еще не изменилась, цвета в кампусе понемногу начинают меняться.

Я любуюсь массивными деревьями вдоль дорожки и на лужайке, восхищаясь тем, какое все красивое и необычное. Иногда это кажется ненастоящим. Мы жили в Майами до того, как мне исполнилось пятнадцать, поэтому я привыкла к пальмам и цветным пляжным домикам, а не к статным дубам и старинным зданиям.

Я помню, как закатила огромную истерику, когда узнала, что мы переезжаем в Массачусетс. Моему отцу предложили возглавить отделение нейрохирургии в престижной больнице в Бостоне. А это ОЧЕНЬ КРУТО. Но я была скверным эгоистичным подростком, поэтому мне было все равно.

Но отец не терпит приступы гнева. Точнее, он дает мне топать, кричать, ныть… а потом сухо улыбается и спокойно спрашивает: «Ты закончила?» Потому что все мы знаем, что в итоге он все равно сделает все по-своему. С моей матерью он ведет себя так же. Мама воплощает в себе стереотипную вздорную латиноамериканку, дополненную передающимся из поколения в поколение рецептом острого соуса и даже более взрывным, чем у меня, характером. Но даже мама не может противостоять отцу.

После нашего переезда в Бостон мы с Нико три года терпели длинное расстояние, сокращавшееся только на лето и каникулы. И после окончания школы я поступила в Брайар и молила бога, чтобы Нико тоже сюда приняли. Я переживала, но не говорила об этом никому. Он не глупый, но Брайар – это очень престижный университет из Лиги плюща, а у Нико не было никакой баскетбольной стипендии или других достижений, которые он мог предъявить. У него были хорошие оценки, но он не был лучшим в классе.

В конце концов, мне кажется, ключевую роль сыграло его вступительное эссе. Он написал о своем тяжелом путешествии из Кубы в Америку. Отец Нико, Хоакин, переехал в Майами еще до жены и сына, чтобы найти работу и обустроиться. У него не было денег на самолет, чтобы перевезти семью, поэтому Нико с мамой добирались на лодке. Которая утонула. Кроме шуток. Два дня они держались в море за спасательный круг, пока их не спасло рыбацкое судно. В конце концов они получили гражданство, и во Флориде родилась его сестренка Алисия.

Его гордость за свою страну прослеживалась во всем эссе. Я проверяла его. И когда он получил от Брайара письмо о зачислении, я выдохнула с огромным облегчением.

Когда мы подходим к зданию факультета науки, я замечаю знакомую фигуру Хантера и сногшибательную блондинку рядом с ним.

Температура сегодня около двадцати пяти градусов, и спутница Хантера одета в короткий топ и просвечивающую белую юбку, а ее золотистые волосы собраны в пучок. Она такая же красивая – если не красивее, – как та брюнетка, с которой он недавно танцевал, и как милая девушка, которая сделала ему обед. Боже. Мистер Популярность становится все популярнее.

Понятия не имею, как он не путается во всех этих телках – трех за неделю. Нет, он, конечно, молодец, но это выглядит ужасно утомительно.

Я машу рукой. Хантер машет в ответ, прежде чем сказать что-то блондинке.

– Это тот хоккеист, – говорю я Нико. – Хантер.

Нико следит за моим взглядом.

– Выглядит очень накачанным.

Я чувствую, как в кармане вибрирует телефон, и вытаскиваю его, чтобы прочитать входящее сообщение.

ТИ-ДЖЕЙ: Я уже внутри. Увидимся тут.

– Хочешь потом вместе пообедать? – спрашивает Нико.

– Конечно. Пойдем в столовую в здании актерского факультета? Пиппа сказала, что у них появились тако.

Он вздыхает.

– Ты слышал? Тако! – Я не понимаю, почему взволнована этим только я.

Пока мы договариваемся насчет обеда, к нам подходит Хантер.

– Доброе утро, – по-простому говорит он.

– Доброе, – повторяю я и показываю на Нико. – Это мой парень Нико. Нико, Хантер.

– Здорово, мужик, как дела? – Хантер протягивает руку.

Нико крепко ее пожимает, и ямочки у него на щеках из-за теплой улыбки чуть не прорывают канаву.

– Все хорошо. Я слышал, ты работаешь над проектом вместе с этой… – Он показывает на меня большим пальцем. – Удачи, брат.

– Оп-па. А можно поподробнее?

– Один раз сделай что-то не так, и тебе устроят такую взбучку… – Нико начинает трястись, и Хантер хохочет.

– Она просто кошмар, да?

– Серьезно? – не выдерживаю я. – Вы устраиваете сговор против меня? Это запрещено.