Поток алмазов. Мелодия смерти

Случайно Амбер с этим не был знаком, но ему нетрудно было найти сорок седьмую комнату; это была приемная.

Инспектор Фелс последние двадцать лет принимал участие во всех сложных криминальных делах. Это был невысокого роста коренастый человек, лысый, с коротенькой козлиной бородкой. Вздернутый нос, высокий лоб, кроткие голубые глаза и масса морщинок от постоянного смеха ни в какой мере не выдавали в нем сыщика.

– Господи, Амбер, голубчик! – вскричал сыщик. – Входи и закрой за собой дверь. Ну?..

Он открыл ящик письменного стола и вынул сигары. Он всегда радовался своим клиентам, а Амбер был его особенным любимчиком, хотя, по его убеждению, он с Амбером еще никогда не встречался… по долгу службы!

– Хотите сигару?

Амбер выбрал себе осторожно «суматру» и закурил ее.

– Что вам угодно? Исповедь?.. О! Вы, вероятно, хотите кого-нибудь посадить за решетку. Мне сказали по телефону, что один из наружных меня желает видеть.

Амбер отрицательно покачал головой.

– Я это сказал для того, чтобы меня беспрепятственно допустили к вам… Один старый арестант, которого я встретил в тюрьме, ознакомил меня с этим знаком…

Он вынул из кармана пакеты и положил их на стол.

– Это мне? – спросил заинтересованно сыщик.

– Вам, Ястребиный Глаз, – ответил Амбер.

Сыщик развернул пакеты, и крик удивления вырвался у него, когда он увидал их содержимое.

– Да… но, господи, – сыщик свистнул. – ведь это не ваша работа? Это не по вашей части. Откуда у вас это? – спросил он, пристально на него глядя.

– Это единственное, что я вам не сообщу, – ответил спокойно Амбер, – но если вы желаете знать, то я вам объясню, как я их добыл: я произвел взлом и нашел это в денежном шкафу одной конторы.

– Когда?

– Сегодня ночью.

Инспектор нажал кнопку электрического звонка, и в комнату вошел полисмен.

– Разослать по всем участкам извещение: в случае поступления сведений о взломе конторского помещения жалобщика поставить под надзор.

Полисмен записал приказ и вышел.

– Я разослал это на тот случай, если вы не измените своего решения дать мне нужные сведения.

– Я вам этого не сообщу, – решительно сказал Амбер. – Во-первых, вам принесет это мало пользы, если вы не знаете, где находится место изготовления денежных знаков. Во-вторых, у такой шайки имеется масса вспомогательных средств, и если вы захотите ее раскрыть, то вам в руки попадет лишь хвост, само же тело ускользнет от вас.

– Я бы мог поставить их под надзор, – начал инспектор.

– Ха! – возразил иронически Амбер. – Надзор окажется безрезультатным! Они вмиг раскроют вашего наблюдателя; они узнают его по сапогам, по подбородку. Я знаю ваших людей, и смог бы их в толпе распознать. Нет, это не то, что я думаю…

Амбер в нерешительности остановился.

– Дальше! Возьмите еще сигару, – подбодрил его инспектор.

– Нет, благодарю вас, – сказал Амбер серьезно. – Я прошу вас обратить весь ваш пытливый ум, весь ваш опыт в сторону дела, которое касается как вас, так и меня. Малейшая оплошность может возыметь как раз обратное действие.

Он замолчал на минуту, встал и начал шагать по комнате.

– В тюрьмах Англии много говорят о шайке, которая распространяет фальшивые банкноты, и не только английские, но и иностранные, – начал он.

– Не в одних только тюрьмах, дорогой мой Амбер, – перебил его сухо инспектор, – нам бы очень и очень хотелось словить эту шайку. – Он взял одну из пластинок и посмотрел ее на свет. – Хорошо выглядит, но без оттиска трудно судить, какова она в действительности.

– Предположим, – Амбер наклонился к инспектору и продолжал серьезным тоном, – предположим, что это дело рук той самой шайки… Предположим, что я могу напасть на их след… Вы бы приняли меня к себе?

Одно мгновение они смотрели друг на друга, потом складочки вокруг глаз инспектора задрожали, и он разразился неистовым хохотом.

– Инспектор, – сказал с упреком Амбер, – вы меня обижаете.

Комичный протест Амбера не подействовал на инспектора, он продолжал смеяться, так что слезы у него потекли из глаз.

– Ах, черт вас возьми, ну и заставили же вы меня хохотать, – сказал он, наконец успокаиваясь.

Он встал, достал из стенного шкафа какие-то бумаги и положил их на стол.

– Ваши злодеяния, – подсмеивался он. – Опись ваших преступлений.

Амбер ничего не ответил и только задумчиво почесал подбородок.

– По моему подсчету, – медленно продолжал инспектор, – вы за вашу короткую, но темную карьеру были осуждены в совокупности к восьмидесяти годам тюремного заключения.

– Порядочно, – ответил Амбер.

– Как же вы хотите, чтобы я не смеялся, если после этого вы приходите ко мне, говорите, что хотите исправиться и поступить в отделение уголовной разведки. Но серьезно, – продолжал он тише, – можете вы что-нибудь сделать для нас в этом деле?.. Начальник тоже как раз занят разрешением этого же вопроса.

Амбер утвердительно кивнул головой.

– Думаю, что да, – ответил он, – если я смогу пробыть еще только неделю на свободе.

– Попробуйте, – улыбаясь, сказал Фелс.

– Попробую, – весело ответил Амбер.

Глава VIII

Лондон никогда не спит. Абсолютной тишины и спокойствия в нем никогда не наступает.

Долго за полночь, когда давно умолк гул созидающего труда, раздается еще дребезжание трамваев и гудки автомобильных рожков, – затем на некоторое время наступает сравнительная тишина, но вскоре вдали раздаются пронзительные гудки паровозов и грохот вагонов маневрирующего состава товарного поезда где-то вдалеке на сортировочной станции, с ее световыми сигналами, стрелочниками, сцепщиками и прочим. Новый день начался. Затем начинают громыхать рыночные повозки, направляющиеся в Ковент-Гарден; все больше и больше начинает катиться по улицам колес, шум все увеличивается, на церковной башне раздается глухой бой часов, и пешеходы начинают стучать каблуками по тротуару…

Метавшийся в постели Лэмбер все это слышал, даже больше, до него доносились звуки, происхождение которых нужно было искать в его воображении. Перед его дверью вдруг останавливались чьи-то шаги, и возбужденно перешептывались какие-то голоса. Ему чудилось бряцание цепей от стальных наручников. Временами он на короткий срок впадал в дремоту, потом вдруг снова вскакивал с постели. Холодный пот выступал у него на всем теле, и он напряженно прислушивался ко всем казавшимся ему звукам. Маленькие часы на камине мерно тикали: «десять лет, десять лет». Он не вытерпел, соскочил с кровати и, завернув часы в полотенце и халат, сунул их под диван, чтобы не слышать это ужасное предсказание.

Всю ночь он бодрствовал, и в голове мелькали планы, проекты и варианты бегства, если таковое потребуется. В его повязанной голове стучало, стучало, и он все думал и думал.