Дети железной дороги

– И что она ответила?

– Она сказала, что я и сам скоро обо всём узнаю.

– Вам не обязательно знать, что произошло, – заметила мама. – Речь идёт о папиных делах, а вы в этом ничего не понимаете, не так ли?

– Именно так, – согласилась Роберта. – Это, наверное, как-то связано с правительством? – Их отец работал в правительственном учреждении.

– Да, – подтвердила мама. – Ну а теперь время ложиться спать, мои дорогие. И не волнуйтесь. В конце концов всё встанет на свои места.

– Тогда не волнуйся и ты, мама, – сказала Филлис, – а мы будем самыми послушными.

Мама вздохнула и поцеловала их.

– С завтрашнего утра мы сразу же станем послушными, – заявил Питер, когда они поднялись наверх.

– Почему не прямо сейчас? – удивилась Роберта.

– Сейчас уже нет времени быть послушными, глупая, – ответил Питер.

– Мы можем хотя бы попытаться быть добрее, – заметила Филлис, – и не обзываться.

– А кто обзывался? – недоумённо спросил Питер. – Бобби знает, что, когда я называю её глупой, это тоже самое, как если бы я назвал её «Бобби».

– Эй! – воскликнула Роберта.

– Да я не то имел в виду. Я же назвал тебя так – как бы сказал папа? – с любовью! Спокойной ночи.

Девочки складывали свою одежду более чем аккуратно – сейчас, в столь поздний час, это был их единственный способ показать себя послушными.

– Я вот думаю, – заговорила Филлис, разглаживая свой передник, – раньше ты жаловалась, что мы скучно живём, что с нами не происходит ничего, что бывает с героями книг. Теперь вот что-то произошло.

– Я никогда не желала, чтобы случилось что-то плохое, то, отчего мама стала бы несчастна, – сказала Роберта. – Всё это совершенно ужасно!

Всё продолжало быть совершенно ужасным в течение нескольких недель.

Мама почти всё время проводила вне дома. Еда стала однообразной и невкусной. Помощница кухарки была отослана, а сестра мамы, тётя Эмма, приехала к ним в гости. Тётя Эмма была намного старше мамы. В скором времени она должна была уехать за границу работать гувернанткой. Тётя была очень занята подготовкой к этому событию, и вся её безвкусная одежда была разбросана по всем комнатам, а её швейная машинка, казалось, стучала весь день и бомльшую часть ночи. Тётя Эмма верила в то, что дети должны знать своё место. И дети не возражали, особенно если «их место» было подальше от тёти Эммы. Поэтому они старались не попадаться ей на глаза, предпочитая компанию слуг, с которыми было намного веселее. Кухарка, если она была в хорошем расположении духа, могла спеть шуточные песни, а служанка, если она не обижалась на них, могла подражать курице, которая несёт яйцо, или пробке, вылетающей из бутылки шампанского, или мяукать, как две дерущиеся кошки. Никто из прислуги не поведал детям, какие плохие новости гости принесли их отцу. Но они всё время намекали на то, что могут многое сказать, если захотят, и это сильно мучило детей.

Однажды Питер установил ловушку над дверью ванной комнаты, и рыжеволосая Рут, проходившая мимо, угодила в неё. Поймав мальчика, она надрала ему уши.

– Ты отвратительный маленький негодник! – кричала она. – Ты явно плохо кончишь! Если не исправишься, то вскоре попадёшь туда же, где сейчас твой драгоценный папочка! Это ясно как день!

Роберта повторила эти слова маме, и на следующий день Рут получила расчёт.

Однажды, придя домой, мама легла спать и не вставала с кровати два дня. Когда к ней пришёл доктор, дети тихо бродили по дому и задавались ужасным вопросом, не знаменуют ли эти события конец света.

Наконец мама спустилась к завтраку. Бледная, с новыми морщинами на лице, она выдавила из себя улыбку и сказала:

– Теперь, мои дорогие, всё улажено. Мы собираемся покинуть нашу виллу и поехать жить за город. Там нас ждёт симпатичный белый домик. Я уверена, вам он понравится.

За этой новостью последовала бурная неделя сборов. С собой они брали не только одежду, как если бы отправились на море, но и стулья и столы: сверху их накрывали мешковиной, а ножки обкладывали соломой.

Наконец все вещи были упакованы – даже те, которые обычно оставляют дома, когда отправляются на море. Посуда, одеяла, подсвечники, ковры, каркасы кроватей, кастрюли и даже каминные решётки и утюги.

Дом стал похож на мебельный склад. Детям это казалось забавным. Мама хоть и была очень занята, но находила время, чтобы поговорить с ними и почитать им. Она даже сочинила ободряющий стих для Филлис, когда та упала и поранила отвёрткой руку.

– Разве ты не собираешься упаковать это, мама? – спросила Роберта, указывая на красивый шкаф, украшенный красной черепаховой оправой и медью.

Мама покачала головой:

– Мы не можем взять всё.

– Но мы, кажется, берём с собой только самые плохие вещи, – заметила Роберта.

– Мы берём то, что может нам пригодиться, – пояснила мама. – Мы должны немного поиграть в бедных, моя птичка.

Когда все некрасивые, но зато полезные вещи были упакованы, мужчины в фартуках из зелёного сукна погрузили их в фургон. Девочки, мама и тётя Эмма спали в двух свободных и шикарно обставленных спальнях для гостей. Все их кровати исчезли. Питеру постелили на диване в гостиной.

– Знаешь, это даже забавно! – сказал он, радостно ворочаясь в постели, когда мама укладывала его. – Мне даже нравится переезд! Вот бы мы переезжали раз в месяц!

Мама засмеялась:

– Ну уж нет! Спокойной ночи, милый Питер.

Когда она отвернулась, Роберта увидела её лицо. Она запомнила его выражение на всю жизнь.

– О, мама, – прошептала она еле слышно, ложась в постель, – какая ты смелая! Как же я тебя люблю! Не могу даже представить, насколько ты смелая, раз продолжаешь смеяться, когда на душе так скверно!

На следующий день повсюду стояли заполненные ящики, много-много ящиков. Ближе к вечеру приехал кэб, чтобы отвезти их на станцию.

Тётя Эмма провожала семью. Дети радовались, что наконец-то расстаются с ней.

– Не завидую я детям из другой страны, у которых она будет гувернанткой! – прошептала Филлис. – Не хотела бы я оказаться на их месте!

Поначалу им нравилось смотреть в окно вагона, но с наступлением сумерек они стали клевать носом. Когда их разбудила мама, никто из детей не знал, сколько времени они провели в поезде.

– Проснитесь, дорогие, – трясла их мама за плечи. – Мы приехали.

Они проснулись продрогшими и унылыми. Стоя на грязной платформе, дети наблюдали за тем, как их багаж забирают с поезда. Затем двигатель, пыхтя и гудя, снова принялся за работу, и поезд отправился дальше. Дети наблюдали, как задние фонари тормозного вагона исчезают в темноте.

Это был первый поезд, который они увидели на той самой железной дороге, которой суждено было со временем стать им по-настоящему дорогой. Тогда они не догадывались, что вскоре полюбят железную дорогу и что она станет центром их новой жизни. Они и не подозревали, какие чудеса и перемены она им принесёт. Они только дрожали и чихали, надеясь, что прогулка до нового дома не будет слишком долгой. У Питера ещё никогда не замерзал так нос. Шляпа Роберты была повёрнута набок, а резинка, казалось, была завязана туже, чем обычно. Шнурки на ботинках Филлис развязались.

– Пойдёмте, – сказала мама, – придётся идти пешком. Здесь кэбы не ходят.

Дорога была тёмной и грязной. Дети постоянно спотыкались о кочки. Филлис почувствовала головокружение и даже упала в грязную лужу. Мокрой и несчастной, ей помогли подняться. Газовых фонарей не было, и дорога всё время поднималась в гору. Они следовали за скрипучими колёсами повозки. Когда их глаза привыкли к темноте, они разглядели перед собой покачивающуюся гору ящиков.

Показались широкие ворота, которые им пришлось открыть самим, чтобы повозка смогла проехать, и после этого дорога, казалось, шла через поля. Теперь они начали спускаться по склону. Через какое-то время справа от себя они заметили нечто большое, тёмное и не имеющее определённой формы.

– А вот и дом, – сказала мама. – Интересно, почему она закрыла ставни.