Зайди ко мне, когда уснёшь

– Вечерние обострения. Под ночь здесь с некоторыми бывает. Белочка, – пояснил Палыч.

– Ничего себе представления.

– Тут таких навалом. Обычно их колют препаратами, после которых они становятся просто овощами.

– Ты-то, видно, уже специалист, разбираешься, что да как?

– Уж я-то знаю. Это нам со стороны кажется, что их поступки дурацкие и бессмысленные. А на самом деле хоть и спонтанные, но логичные. Всё объяснимо. Некоторые, допустим, на ужине масло прячут и выносят. Думаешь, зачем?

Лёня пожал плечами:

– Зачем?

– Ножки кровати натирать. Чтоб всякие гады, типа змей и ящериц, к ним в постель не забирались. По смазанным ножкам не залезть, соскальзывают, – Палыч, кажется, знал, о чём говорил. – А тот парень лаял, чтоб отпугнуть хищников. Хотя так не отогнать.

– Ты же говорил, что их нет!

– Я так не говорил. Кто знает, может, и есть, – загадочно произнёс Палыч, почёсывая затылок.

Мужчины допили чай. Рассовали посуду под кроватями, и развалились по своим местам.

– Палыч, а ты где живёшь?

– Здесь недалеко. Дом на шоссе…

– Дети есть?

Палыч вдруг переменился в лице. Взгляд его стал хмурым и озабоченным. Он резко сел и, уставившись в пол, осипшим голосом проронил:

– Были…

Лёня тревожно всматривался в его глаза. В них было много боли и печали. Палыч молча подошёл к стойке с лекарством, снял оттуда бутылку, затем, отлив половину в порожнюю кастрюлю, вернул на место и сосредоточенно поставил катетер в иглу, торчащую из руки Леонида. Потом вернулся, тихо лёг в свою постель и, уткнувшись лицом в стену, замер. Лёня не знал даже, что сказать. Он понимал, что задел какие-то личные мотивы Палыча, но как теперь поступить, что сказать и при этом не навредить, не знал. Так они и пролежали, в тишине, пока не явилась медсестра, чтобы убрать использованную капельницу.

Ночь прошла спокойно. На Леонида, видимо, подействовали лекарства, которыми, не скупясь, его накачали светила наркологии. Он буквально провалился в сон и пребывал в нём до самого утра, без всяких видений и кошмаров. Проснулся от громких разговоров и шума за дверями, как будто там что-то передвигали тяжёлое. Голоса всё время перемещались по коридору, пропадали и снова появлялись, кто-то причитал.

От противного липкого пота вся простыня стала влажной. Постоянно хотелось пить, и Леонид первым делом нырнул рукой под кровать, пытаясь найти бутылку с водой. Утолив жажду, он присел. Палыч сопел на своей кровати и, кажется, даже не собирался просыпаться. Лёня встал, одел тапки и не спеша направился в туалет. Проходя мимо знакомой палаты, где подслушал поздний разговор, обратил внимание на резкий запах хлорки. Дверь была распахнута настежь, на обе створки, будто специально для проветривания. Бабушка в халате уборщицы гремела тазиком и выносила из палаты в коридор пакеты и коробочки от сока. Она что-то постоянно бормотала себе под нос, из чего можно было выловить только одно вразумительное слово – «батюшки».

– Что случилось, бабусь? – Лёня вяло наблюдал за её вознёй.

Бабулька на секунду остановилась, чтобы взглянуть на него, и снова заохала:

– Так что же? Преставился… Господи помилуй! Этой ночью ваш брат и преставился. Прямо в палате… Бедняжка.

Лёня, недоверчиво косясь на женщину, протиснулся внутрь. Койка, на которой вчера лежал пациент, была уже без постели. Железный остов, просвечивая сеткой, одиноко стоял, отодвинутый от стены. Небрежно собранные белье и матрац валялись на полу.

– А что жена его, уже в курсе?

– Да какая жена? Он всегда один жил. Раз пять к нам попадал, ни разу никто его не навещал. Племянник сдавал на лечение и не появлялся. Вот и отмаялся… Денег никогда не было, ишь, а сигареты импортные курил… – Бабка веником смела от плинтуса половину сигары. Лёня смотрел на катящийся окурок и вспоминал, насколько дорога была эта сигара кому-то накануне. Жаль, конечно, мужика. От всего увиденного у Леонида на душе стало муторно и тоскливо.

– А сколько ему лет было?

– Да бог его знает… На вид в аккурат, как и тебе, батенька.

«Тьфу ты, ведьма старая… Лучше бы не спрашивал», – подумал Лёня и поплёлся дальше по коридору.

Этот случай никак не выходил из головы. Он вспоминал последние слова бедолаги и пытался понять, что тот чувствовал перед самой смертью.

«Предвидел он её или нет? И что должна ощущать та женщина, которая держала его за руку в последние часы жизни? Сочувствием, она, кажется, не страдала. Получается, она обвинила его во всех проблемах и отвернулась от умирающего. Интересно, насколько сильно она расстроится при печальной новости, всплакнёт ли на могилке у близкого человека? Да и кто же она такая ему? Ну, то, что родственница, непременно. Посмотрел бы я сейчас ей в глаза. Прибежит ещё как миленькая. Поплачет».

Некоторое злорадство закралось в подсознание. Стало даже как-то легче. В конце концов, у него было не всё так плохо.

На обратном пути кто-то сзади схватил его за руку, прервав течение его печальных мыслей. Это была медсестра.

– Скобелев, как Вы себя чувствуете?

– Спасибо, ничего вроде.

Она затащила его в свой кабинет и усадила на кушетку. Достала какие-то бумаги и начала заполнять.

– Сейчас придёт доктор, осмотрит Вас, спросит о состоянии…

– Нормальное состояние… Скажите, а вот мужчина сегодня, отчего умер?

Женщина оторвалась от стола и, задумчиво глядя в окно, произнесла:

– Ещё нет заключения. В анатомичку увезли… Но, похоже, самый распространённый диагноз в этой ситуации, сердечная недостаточность. Разве можно так пить?

– А родственники, что же, уже знают?

– У него, кроме племянника, никого не было. Уже позвонили.

– А что за женщина навещала его вчера? Родственница?

– Во сколько?

– Часов в десять вечера.

Врач странно посмотрела на Леонида и ладошкой тихонько прихлопнула бумаги на столе:

– Вот что… Вам бы не мешало хорошенько отдохнуть. Посетителей мы не пускаем в палаты. А в десять вечера стационар давно закрыт на все замки. Так что…

Лёня опешил, ну не прислышались ведь ему вчерашние голоса! Что же это такое? А вдруг прислышались?! Тогда он болен, и кажется, серьёзно.

Тут в кабинет ворвался солидный дядечка в очках, в сияющем от белизны халате. Поздоровавшись, он схватил ближайший стул и поставил его напротив Леонида. Уселся, подбоченившись, и оценивающе оглядел пациента с ног до головы, словно ваятель на бесформенный камень, из которого ещё предстоит вылепить скульптуру.

– Слушаю Вас, – наконец произнёс доктор таким тоном, как будто тому было, что говорить. Лёня пожал плечами.

– Что, совсем нечего сказать? Ничего не болит? Вы уже здоровы?