Пристанище пилигримов

– Может, сгоняем летом в Турцию, – предложил я.

– Поработать, – ответила жена, строго подняв кверху пальчик.

Так они стали подругами «не разлей вода». Крупная девушка Галина Шагалова буквально носила маленькую хрупкую Мансурову на руках. Они беспрестанно пили на работе кофе с коньяком, а по вечерам ужинали в ресторанах, – естественно, без меня, поскольку в будничные дни я «трубил» на комбинате, довольствуясь обедами в цеховой столовке, а по вечерам – лапшой быстрого приготовления с варёными яйцами. Эти так называемые подружки, позабыв о голодных и сирых, обжирались лангустами, жульенами и кордон блю. По телефону она мне все уши просвистела о том, какая замечательная у неё подруга – Галина Шагалова.

– Угомонись, глупенькая! – резанул я в какой-то момент. – Ты не знаешь этих людей… Это настоящие оборотни. Держи с ними ухо востро. А эта Шагалова… Я видел её пару раз, но мне хватило… Самая настоящая хитро выебанная сука.

– Ну началось! – орала моя жена в трубку. – Узнаю своего мизантропа! У тебя все люди – либо дураки, либо сволочи! Ты даже собственных родителей подозреваешь в том, что они тебя не любят!

– Так оно и есть, – парировал я. – Мама всю жизнь хотела девочку, а папа хотел гения. Вот и получается, что я не оправдал их надежды.

– О-о-о, матерь божья! Я не могу тебя больше слушать! Ты натуральный сундук, набитый премудростями.

– Сними розовые очки! – орал я в ответ. – Там тебе – не здесь! Это другой город! Там все друг друга едят или ебут!

– Н-е-е-е-т! Ты натуральный маньяк!

– Поверь мне, деточка, – молвил я назидательным тоном, – тебя когда-нибудь подставят, и я не удивлюсь, если это будет Шагалова.

– Зачем ей это надо? – по слогам спросила Лена. – Я курица, которая несёт золотые яйца.

– Вот в чём ты права, так это в том, что ты действительно курица. – Я громко заржал в телефонную трубку, и в моё ухо врезались короткие гудки.

Даже спустя многие годы я вспоминаю эту историю как показательный пример того, что бесплатным бывает только сыр в мышеловках. А ещё эта история является примером эгоцентричного восприятия окружающей среды – людям свойственно заблуждаться насчёт того, что на самом деле происходит за кулисой общественного мнения.

Богемная среда – это самая настоящая клоака, в которой царят жуткие нравы, а именно: зависть такая ядовитая, что яд кураре на артистов уже не действует; распущенность затмевает эпохальные оргии Калигулы и Нейрона; проповедуются однополые сексуальные отношения, именно «проповедуются» как некий культ для посвящённых; отвратительное злословие; «вежливые» подставы; «великодушные» предательства; крайняя мелочность; экзальтированная истеричность; вечные скандалы и, конечно же, самое утончённое, самое изысканное лицемерие, – это далеко не полный список человеческих пороков, характерных для этой «культурной» среды.

Могу про себя сказать, что я далеко не ангел и совершал в своей жизни бесчестные и даже страшные поступки, но для меня – для такого архаровца – та мерзость, которую я увидел в богемной среде города Екатеринбурга, до сих пор является самым человеческим дном. Наверно, поэтому испокон веков шуты и скоморохи считались падшими, но сегодня на них зарабатывают огромные деньги, и этим всё сказано. Там, где крутятся большие деньги, крутится и Лукавый.

Мансурова любила Екатеринбург, и особенно она любила «Малахит», а я чётко понимал, в какой гадюшник она попала, но Леночка с характерной для всех возвышенных женщин «куриной слепотой» видела только тот спектр, который существует на высоких частотах. В «сумерках» она ориентировалась плохо, и «демонов» она не видела, в отличие от меня. Она вообще старалась не замечать дерьма и плохо разбиралась в его сортах.

И даже я ничего не сказал Ленке после той отвратительной сцены, где Галина Шагалова и Мария Краева на моих глазах вывернулись наизнанку, словно мерзкие инопланетные твари в облике человеческом. Происходило это всё в нашей квартире на улице Испанских рабочих. Как сейчас помню, это были майские праздники – девятое или десятое число. К нам в гости завалилась небольшая компания из трёх девчушек: Краева, Шагалова и Кустинская.

Пили шампанское, курили «шмаль», нюхали «кокс», и над всем этим сумасшедшим угаром расползалось густое едкое облако, застилающее глаза, словно мыльная пена. Про ветеранов и про войну даже никто не вспоминал. В какой-то момент я напомнил девочкам, по какому поводу мы собрались, и стоя выпил за тех, кто остался лежать на полях Великой Отечественной войны. На меня посмотрели как на сумасшедшего, – мол, не порти праздник и ломай кайф этой своей сентиментальной чепухой. Все, конечно, выпили не чокаясь, но я больше не поднимал эту тему.

Зато девки стояли на ушах под «Sing It Back» группы Moloko, не обращая на меня внимания и не считаясь с моей слабой мужской психикой. Краева, широко улыбаясь всей своей фарфоровой «обоймой», без единой морщинки на лице, сняла малюсенькие стринги и небрежно, отточенным движением, отправила их в меня – я поймал трусики на лету и почувствовал, что они горячие и влажные. Но это было только начало… Мне казалось, я работаю евнухом в каком-то одичавшем гареме.

Потом всех отпустило, и Галина начала кого-то вызванивать по телефону… Через двадцать минут приехала Мадлен и привезла ещё «шмыгалова». В тот день Вадик Кондаков выглядел, как кровососущая тварь из фильмов Тима Бёртона, – я не мог без содрогания смотреть на его бледное, сильно припудренное лицо с жёлто-фиолетовыми «тенями» вокруг глаз. Облегающее платье в стиле little black dress собиралось на его тощей фигуре многочисленными складками. Огненно-рыжий парик имел довольно потрёпанный вид. «Гламурную» картинку дополнял сломанный нос и кривые жилистые ноги в сетчатых колготках.

– Кто это тебя так уделал? – спросил я, глядя на его лицо с радужными кровоподтёками.

– А что, у нас мало жлобов? – ответил он вопросом на вопрос.

– Достаточно… И я один из них… Только вот девочек бить – это заподло.

– Не все же такие джентльмены, как ты, – парировал с ироничной ухмылкой Кондаков.

Он хотел остаться с нами, но Галина отправила его в «Малахит», поскольку он должен был выступать в шоу трансвеститов. «Нам такой хобот здесь не нужен! Опять убьёшься, а потом будешь всякую хуйню пороть! Последний раз даже твои гейши жаловались! – кричала она, выталкивая его из квартиры. – Ещё раз выйдешь на сцену под марафетом, я тебя уволю ко всем чертям! Ты меня слышал?!»

Явно расстроенный, он уехал в клуб, а я с облегчением выдохнул… Что-то ужасное есть в этих химерах – настолько непостижимое моему разуму, противоестественное, что я не могу даже определиться со своим отношением к этому явлению. Эти мифологические твари меня просто парализуют. Я даже перекрестился, когда за ним закрылась дверь.

Шагалова смолила одну сигарету за другой и, прищурив лошадиный свой чёрный глаз, внимательно следила за каждым движением Мансуровой, а в это время прекрасная Елена сидела, откинувшись на спинку стула, и вид у неё был такой отрешённый, словно она здесь никого не знает и очутилась в этой квартире совершенно случайно. Галина погладила её ласково по руке и спросила тоже очень ласково:

– Леночка, головка бо-бо? Может, тебя баиньки уложить?

– Я чё маленькая! – грубо ответила Мансурова и добавила капризным тоном: – Шампанское хочу! – А я подумал: «Ого, звезду словила. Совсем моя старуха распоясалась. Сейчас ещё новое корыто попросит».

– Эдуард, будь добреньким, – попросила Галина жалобным тоном, – метнись кабанчиком… Купи самого дорогого для своей любимой.

– Деньги давай, – процедил я через губу. – У меня на дорогое не хватит…

– Ну не мелочись! – попросила жена, сморщив лобик, как у шарпея.

– Леночка, всё нормально… Всё будет, – засуетилась Галина. – Эдуард, please.

Я отправился в магазин, зажав в кулаке хрустящую пятихатку. Выйдя на улицу, я вдохнул полной грудью свежий майский вечер и выдохнул белёсый пар. «Ад – это люди, которые нас окружают», – подумал я и осмотрелся вокруг: ни души, только позолоченная луна висела над горбатыми крышами домов, с торчащими, как на погосте, крестообразными антеннами. Как я обожаю этот силуэт ночного города, как я люблю эти жёлтые мигающие огни светофоров, это индиговое прозрачное небо – настолько прозрачное, что даже видно, как постепенно звёздочки превращаются в звёздную пыль.

Как только я вышел на проспект Свердлова, там погасили фонари, и какие-то тёмные личности начали собираться вокруг меня. Я сунул руку в карман, нащупал выкидной нож и развернул его кнопкой на большой палец. «Спокойно», – подумал я и двинулся в сторону минимаркета. Эти «демоны», почуяв опасность, исходящую от меня, прекратили преследование и растворились в темноте. «Я страшный человек», – с гордостью подумал я, но сердце всё-таки продолжало бешено колотиться.

Я купил шампанское за триста рублей, а две сотни любовно положил во внутренний карман под замочек. Спокойно, не торопясь, двинулся домой.

Когда я тихонько открыл дверь, то увидел тонкую световую линию на коврике в прихожей и услышал чьи-то голоса в туалете… Меня буквально притянуло к этой щели – арт-директор Гала и элитная стрипка Мишель справляли естественную нужду и при этом болтали, как это водится у девчонок. Мой воспалённый глаз просочился туда, и вот я уже стою невидимкой рядом с ними и даже чувствую запах разгорячённой женской плоти с изумительными нотками французских духов.

– Она играет со мной, – жаловалась Галина, сидя на унитазе со спущенными колготками и отматывая туалетную бумагу. – Она гладит меня против шерсти, дразнит меня, сучка! Со временем она получит по полной программе… Я станцую ламбаду на её миленьком личике. Я буду драть её во все дыры этим страпоном, который ты подарила мне на восьмое марта. – От этих фантазий с неё опять полилось, и она невольно раздвинула пышные холёные ляжки.

Поначалу я не понял, кого они обсуждают, – глумливо улыбаясь, я пускал слюнку до самого пола, – но следующая фраза расставила все точки над «i».

– А может, она всё-таки любит этого Эдичку? – спросила длинноногая стрипка; она сидела на краю ванной в короткой юбке, и вид её темнеющей промежности будоражил моё либидо.

– Что?! – возмущённо воскликнула Гала. – Как можно любить этого придурка?! Дятел натуральный! Бык комолый! Отрыжка из девяностых! Я от таких шарахаюсь, а она с ним живёт.

– На заводе работает… Лох конкретный! – высказалась в мой адрес Мишель, а потом я услышал подленькое: – Ихь-ихь-ихь-ихь.

Мне Ленка рассказывала, что Краева ещё недавно танцевала белого лебедя в академическом театре оперы и балета, а теперь её мусолят по приваткам жирные папики. У Машеньки была одухотворённая внешность – длинная русая коса и ангельское личико, как и полагается всем этим Машенькам. В ХIХ веке поэты посвящали таким девушкам стихи, из-за них стрелялись на дуэли или пускали себе пулю в лоб, а в наше время такую можно купить за двести баксов.

Ленка сообщила мне по секрету, что Краева получает за приватные танцы бешенные деньги, но «Малахиту» она приносит ещё больше. Это тоже была курица, несущая золотые яйца. Танцевала она, конечно, божественно, и тело у неё было фантастическое, как будто созданное гениальным дизайнером для сексуальных утех, а если к этому ещё прибавить изысканные эротические наряды и настоящий тропический загар, то Машенька была просто уникальной шлюхой. Поговаривали, что она путалась с одним из самых влиятельных бандитов Екатеринбурга по фамилии… Хотя какое это имеет значение? Его уже давно нет на этой земле.

Я плакал, когда смотрел её номера, – это всегда было неожиданное превращение белого лебедя в распутную Одетту. Не знаю почему, но мне всегда было до глубины души жалко красивых и талантливых девушек, разменивающих свою жизнь на пятаки. Почему они идут на панель, почему снимаются в порно, живут с бандитами, которые купаются в крови и кушают на завтрак младенцев? Почему красивое тело всегда продаётся, а душа никому не нужна даже бесплатно? Кроме Дьявола, конечно…

– Типичный халявщик! Альфонс! – раздувая тонированные щёки, препарировала меня со всех сторон Галина Шагалова. – На заводе денег не платят, так он сюда приезжает отрываться. Выходные гуляет за её счёт, а в понедельник сваливает обратно. Прикинь, за это время ни одного букетика не подарил. Даже восьмого марта приехал с пустыми руками. Извини, говорит, получку задержали. Фуфло тряпочное! И она ещё цепляется за него, дура!

Это была очень аппетитная пышнотелая еврейка с воловьими чёрными глазами. У неё был вульгарный автозагар цвета египетской мумии и отполированное лаком тёмно-каштановое каре. А ещё у неё были необъятные ляжки, идеально гладкие, бархатные, и я почувствовал, как в меня упёрлось моё же естество, – ещё немного и «болты» с ширинки посыплются на пол. Она была чертовски хороша. Это был редкий случай, когда толстуха имела идеальные формы.

– А как ты думаешь, Гала, зачем он ей нужен? – спросила Краева.

– Ностальгия по молодости. Что там ещё? Отец ребёнка. Глупая привычка быть замужем. – Она опять потянула на себя рулон туалетной бумаги, а я подумал с неподдельным раздражением: «Куда ж ты столько мотаешь, сучара?»

– Поверь мне, – продолжила Галина, – через пару месяцев она пойдет по рукам… Вспомни эту Лизоньку из Ревды.