И народный спаситель пожарных целых сорок пять минут превращал школу в город-сад.
СУББОТА
На уроке истории учитель Косолапов объяснял, что в средние века были феодалы – князья, их вассалы – помещики – и крестьяне, которые на всех работали.
На что быстрый разумом Киселёв заявил:
– Точно. Как у нас в школе. Директор – феодал. Учителя – вассалы, а мы – крепостные крестьяне.
Учитель Косолапов разбушевался:
– Ничего себе крепостные! Барчуки вы! Живут в хороших квартирах. Им тепло на квартиру доставляют вместо дров. Воду на квартиру. Для них телевизор изобрели – к ним зрелища на дом приходят. Они лошадь не то что запрячь не сумеют, просто не видели её никогда! А учителя с ними бьются, в их башки знания впихивают. Да раньше ни один сын императора в таких хороших условиях не рос.
И велел крепостному Киселёву к следующему разу составить режим дня среднего крестьянина средней полосы России в средние века. А ещё лучше крестьянки. С учётом топки печки, кормления домашних животных (причём не попугайчиков, хомячков и морских свинок, а коров, овец, лошадей, птицы). С учётом приготовления обеда, стирки и других мелких радостей.
К следующему разу выяснилось, что жизнь у крестьян средних веков была значительно тяжелее, чем у Киселёва. Развлечений практически не было, если не считать работу в огороде – прополку и окучивание. Насчёт каникул Киселёв явно обходил крестьян. У них были только религиозные каникулы: Ильин день, Пасха, Рождество, может быть, крещенские, и всё! А трёхмесячных летних и всяких там зимних не было.
Да и в смысле еды сегодняшний крепостной Киселёв далеко ушёл вперёд. В его школьной крепостной столовой был большой выбор блюд. И упитанные крестьяне младших классов за небольшую цену уничтожали продукты не хуже средневековой саранчи. И не только сельские щи да кашу, но и всевозможные пирожные. (Правда, с крестьянским уклоном: в виде корзиночек и картошки.) Особенным спросом пользовался деревенский средневековый напиток «пепси-кола».
Что касается быта, модными были средневековые джинсы, карманные магнитофоны с записями народных мелодий и жевательная резинка клубничная рижская.
Короче, жизнь сегодняшних киселёвских крепостных была во много раз лучше. И взрывоопасная ситуация среди младших классов угасла. Все сразу успокоились, даже главный вождь всех школьных волнений, неформальный лидер – знаменитый Стенька Киселёв.
Глава четвёртая
Хендрики прилетели
Вот оно – новое воскресенье. Вся меховая мелкота с воплем выкатилась навстречу девочке Люсе. Они ждали её у самых ворот дачного посёлка. Очевидно, о её приезде они узнали от дежурного по нюхоскопу. Там, на балконе, наверняка дежурил загадочный перебинтованный Мохнурка – победитель игры в залезалки. Потому что его среди встречающих не было.
Люся и зверята в обнимку пошли в посёлок к интернатскому зданию.
Застенчивая белочка в очках сказала Люсе:
– Мой пап приехал.
– Может быть, папа?
– Нет, мой пап! Пап – это же он. Вот он и приехал. А если бы мама, то она приехала бы.
– Вон её пап стоит! – сказала Фьюалка. – Видите, рядом с Мехмехом.
У дверей в класс, на крыльце, стоял Мехмех в легкомысленной зелёной шляпке с украшениями. А рядом – невысокий, начинающий полнеть белк. В светлом плаще с красиво поднятым воротником.
– Здравствуйте, – шагнул он навстречу Люсе. – Это вам. От папо-мамовского собирания.
Он протянул маленький прозрачный флакончик с зёрнышками.
– Что это такое? – удивилась Люся.
– Камертоновые семена. Целая музыкальная октава. Их надо посадить в землю и поливать купоросовой водой.
– И что получится?
– Музыка из живых цветов. Они будут тихонечко звенеть от ветра. И играть разные мелодии. Вы очень обрадуетесь.
– Спасибо, большое спасибо, – сказала Люся.
Про светомузыку она когда-то слыхала. Но про музыку из цветов… Интересно, а бывает дерево-музыка? Наверное, бывает. Тогда, значит, есть и целые лесосимфонии у них… У кого у них? У меховых интернатников.
– А что такое папо-мамовское собирание? – спросила она.
– Обычный родительский комитет, – пояснил Меховой Механик. – Родители учеников к вам очень хорошо относятся. Интернатники в своих письмах только про вас и пишут.
– Очень хорошее пишут, – сказал улыбчивый пап. – Можно, я у вас на уроке посижу? Мне интересно посмотреть, чем живёт сегодняшняя молодёжь.
– Сидите, пожалуйста, – сухо сказала Люся («Тоже мне, меховой инспектор из роно!») и пошла в директорскую за Получальником.
По Получальнику она выяснила, что неопрошенными в её классе оставались только хитрющая белочка в очках с первой парты (та самая, к которой приехал пап) и загадочный Мохнурка. Который в Получальнике записан не был. Может быть, он сидит на потолке, в дыре вместе с сиреневотрусовым… трусным… В дыре вместе с Плюмбум-Чоки?
В классе все были на своих местах, и все встали на задние лапы. Причём представитель папо-мамовского собирания сделал то же самое. И парта под ним скрипела.
– Блюм, – сказала Люся через минуту.
Все блюмкнулись.
– Кто у меня ещё ни разу не был у доски? – спросила Люся, в упор глядя на белочку с первой парты. Её звали Цоки-Цоки. – Кто ещё ни разу не отвечал?
– Мохнурка! Мохнурка! – захлопотала белочка. – Он ещё ни разу не отвечал.
– А где он? Он здесь? – спросила Люся.
– Здесь! Здесь! – волновалась белочка. – Он в печке сидит.
Люся удивилась и прошла по классу вдоль стенки с печкой.
– Что он там делает?
Дверца печки раскрылась, и появилась хитрая усатая мордочка. Чёрная-пречёрная, как кусок темноты.
Мордочка сверкнула глазами и сказала:
– Я там прячусь.
– От кого?
Дверца снова перелистнулась:
– От света.