Чудовище с улицы Розы; Час охоты; Вендиго, демон леса

Смех становится ближе, солнечные лучи гаснут один за другим, сквозь щели наваливается мясной гниющий смрад…

Я дёргаюсь и просыпаюсь.

Возле двери с той стороны стоит Белобрысый.

– Что, кошмары мучают? – неожиданно сочувственно спрашивает он. – Бывает. После того, что ты натворил, и должны кошмары мучить. Так что не удивляйся.

А я и не удивляюсь.

Белобрысый открывает дверь и входит. В руках у него поднос, он ставит его на стол, пододвигает мне миску с какими-то бобами в томатном соусе. Я секунду думаю, потом запускаю в миску ложку и начинаю хлебать. Бобы ничего, вкусные. И наверняка очень полезные. Белобрысый смотрит на меня. Потом включает телевизор.

– Смотри-ка. – Белобрысый переключает каналы. – Это всё из-за тебя. Целая передача.

Передача была не из приятных. Телекамера снимала антисобачью демонстрацию. Народу было немного, человек, наверное, двадцать. В основном женщины, мужчин мало.

Впереди шагал здоровенный дядька в кожаной куртке. Этот дядька тащил на поводке испуганную упирающуюся собачку, такую же, как Бакс. Только там у них была сука. Не знаю, что они с этой собакой собирались делать и в чём она провинилась, может, тяпнула этого здоровяка за ляжку, не знаю. Но вся эта компания была настроена весьма решительно – лица озлобленные, у многих плакатики в виде дорожных знаков: собачья голова, перечёркнутая красной полосой. А у некоторых были даже транспаранты с надписями «Остановим собак-убийц». И фотографии каких-то детей. А у одной женщины в рыжей куртке в руке была табличка. На одной стороне было написано число «594», а на другой «загрызенных в год». Где она нашла столько загрызенных в год, не знаю. Скорее всего, она эту цифру просто выдумала. И эта тётка поворачивала свою табличку то так, то сяк, и эти надписи упрямо скакали у меня перед глазами.

То и дело кто-нибудь выскакивал из этой толпы и пинал собачку ногой или лупил палкой. Псина была так напугана, что даже не огрызалась, только взвизгивала при каждом тычке. Вся эта куча людей тащилась чуть ли не по главной улице незнакомого мне города и явно собиралась добраться до его центра, как вдруг наперерез им вышла точно такая же с виду толпа. Такие же женщины, мужчины и немного детей. Судя по тем плакатам, которыми вооружился этот народ, это были зелёные, защитники собак и животных вообще. Плакаты были такие же неоригинальные. Добрые собачьи морды с печальными глазами, надписи «Остановим убийц!» и «Вы же люди!». Многие несли плюшевых собак.

Демонстрации остановились друг напротив друга и принялись скандировать каждая своё. Из-за поднявшегося шума разобрать что-то конкретное было сложно. Но они старались, от души старались. Между ними на свободном асфальтовом пространстве металась обезумевшая от всего происходящего псина породы Бакса. Мужик удерживал её с большим трудом, хотя собака была не из крупных, видимо, не очень хорошей линии. Вдруг кто-то выскочил из толпы с бутылкой…

Белобрысый взял пульт и принялся листать каналы. Он спустился до первого, потом стал двигаться назад, когда на экране снова возникли демонстрации, Белобрысый остановился.

– Жалко, – сказал он. – Самое интересное пропустили.

Ситуация на экране изменилась, демонстрации слились друг с другом, и теперь собаколюбы и собаконенавистники, смешавшись, стояли кольцом, в центре которого что-то дымилось. Они смотрели на чёрный дымящийся комок. Никто не расходился. На этом трансляция прекратилась, и ведущий задал зрителям тупейший вопрос: «Что делать? Что делать со взбесившимися животными?»

Я отвернулся от экрана и занялся тем, чем я занимался всё последнее время. Я стал вспоминать.

Белобрысый постоял ещё минуту, похмыкал и вышел.

В тот день я испугался. В тот день я серьёзно задумался.

Была суббота. С утра Па и Ма уехали за покупками. У Селёдки был выходной. В доме оставались Ли, Римма и я. Бакс ещё. Ли приставала ко мне и звала играть в прятки. Мне не хотелось. Я ещё помнил, как смотрела на меня, стоя под деревом, Римма, и настроение играть во что-либо улетучивалось. Бакс же был не против поиграть, но он права голоса не имел как существо неполноценное и глупое.

А Ли было скучно. И она продолжала ко мне приставать до тех пор, пока я не устал и не спрятался от неё в кустах. Тогда Ли обратилась к Римме.

– Давай поиграем в прятки? – предложила она.

– Как это? – не поняла Римма.

– Ты что, раньше никогда не играла? – удивилась Ли.

– Нет.

– Ну, ты даёшь! – Ли схватила Римму за руку. – Это просто. Я спрячусь, а ты меня будешь искать. А затем ты спрячешься, и я буду тебя искать. Сыграем по разику, а потом уже неинтересно будет. Тогда что-нибудь другое придумаем. Хорошо?

– Хорошо.

– Я первая прячусь! А ты считай до ста.

Ли по детской народной традиции стукнула Римму по плечу и побежала прятаться. Я прекрасно знал, куда спрячется Ли, мы играли в прятки сто раз. Поначалу Ли собиралась укрыться в будке для садового инвентаря, она всегда там пряталась, но потом передумала и побежала дальше. Обогнула дом, на секунду задумалась и залезла под крыльцо.

Я повернулся к Римме.

Римма считала. Я видел, как шевелятся её губы. Пятьдесят три, сорок восемь, двенадцать…

Ко мне подошёл Бакс. Он улёгся на траву и стал выгрызать из ногтей занозу. Он делал это усердно и с явным удовольствием, как самая настоящая модница.

А потом произошло то, что я вспоминаю со страхом даже теперь. Ветер, дувший на меня со стороны Риммы, резко изменился. На меня понесло зверинцем, заехавшим в мой старый город четыре года назад. Бакс заволновался, вздыбил шерсть. Вонь усиливалась. И тут я увидел…

Римма нюхала воздух. Её верхняя губа задиралась вверх, а нос быстро-быстро дёргался, настраиваясь на запах. Сначала я решил, что она тоже почувствовала эту чёртову вонь, но потом понял, что она вынюхивает Ли. Так охотничья собака вынюхивает дичь. Всё туловище Риммы подалось как-то вперёд, будто устремляясь за этим жадным носом, Римма поворачивалась справа налево и медленно приседала. Мне было ясно, зачем она это делает, я был прекрасно знаком с этими звериными повадками, Римма уже прокачала верхние слои воздуха и теперь собиралась проанализировать нижние. Взять след. Так обычно работает хорошая гончая. Бакс тоже так делает, когда охотится на лягушек.

Римма опускалась на четвереньки. Запах становился невыносимым, я задыхался, но уйти не мог, я боялся даже пошевельнуться.

Из высокой нескладной девочки Римма быстро превращалась в какое-то существо.

Бакс бесился рядом. Одной рукой я зажимал ему пасть, чтобы он не зарычал, другой держал за ошейник, с трудом держал.

Римма опустилась на траву. Теперь она походила на длинную худую лягушку… Зубы её выдвинулись вперёд. И Римма пошла по следу.

Я рванул вокруг дома. Бакс за мной.

Римма огибала дом справа, мы двигались слева. Не знаю, за сколько я обежал наш коттедж. Мне кажется, я установил рекорд своей возрастной группы, если бы впереди меня пустили русского хорта, я бы от него не отстал.

Я влетел под крыльцо, отыскал Ли и сел рядом с ней. Бакс втиснулся между нами.

– Эй! – Ли принялась меня выталкивать. – Валите-ка отсюда! Из-за вас меня найдут! Давай, сундук, вали отсюда…

Она толкала Бакса в бок, но он не двигался с места. Риммы не было видно.

– Тихо ты. – Я приложил палец к губам. – А то на самом деле найдут.

Ли надулась и замолчала.

Я смотрел сквозь щель в досках. Ветер был от нас, он продувал крыльцо насквозь, я прекрасно понимал, что Римма теперь знает, что Ли не одна, что я с ней рядом. Что Бакс с ней рядом. И от этого Римма стала гораздо опаснее.

Ли принялась меня щипать и щекотать. Я терпел. Тогда она взялась за Бакса. Она щёлкала его по носу и чесала переносицу, Бакс тоже терпел, не чихал.

– Я нашла вас, – сказали сверху. – Вы проиграли.

Я вздрогнул. На доски легла тень, сквозь щели просочился запах. Он был так силён, что его почувствовала даже Ли. Она поморщилась и потёрла нос. Бакс поднял морду и зарычал.

– Вы проиграли, – повторил голос.

– Это всё Бакс, – сказала Ли. – И ты! Припёрлись! Специально припёрлись! Ладно, вылезаю. А вы сидите здесь, если вам так уж хочется!

– Сейчас я сама спущусь. – По крыльцу протопали неожиданно тяжёлые шаги. – Сейчас…