Чудовище с улицы Розы; Час охоты; Вендиго, демон леса

Безмозглая тварь. Преданная, но безмозглая. Мне стало её жаль. Я вернулся к машине и сказал:

– Гулять!

Овчарка мгновенно выскочила из автомобиля и рванула к газону. Я отправился дальше.

Я не знал, что мне предпринять. Ничего серьёзного я так и не нашёл. Кучка перьев. Кучка вороньих перьев и мальчишка, который качался себе на качелях, а потом взял и с ума сошёл. И стал седой за одну ночь.

Всё могло быть. Я шагал, размышляя, что мне дальше делать. Как себя вести. Едва начатое расследование уже провалилось. И если говорить честно…

Внезапно я услышал за спиной быстрые лёгкие шаги. Кто-то бежал за мной и очень старался меня догнать. Я сделал вид, что шагов этих не слышу, а когда они приблизились уже на опасное расстояние, сделал обманное движение вправо и резко развернулся.

Это была овчарка. Овчарка остановилась и тупо на меня уставилась.

– Чего надо? – спросил я. – Ещё тебе что-нибудь приказать?

Овчарка принялась мучительно думать. Мозги её скрипели, выполняя непривычную работу. После почти минутного раздумья овчарка завыла.

Она выла на меня.

Собака выла всю ночь под окном, все прекрасно знают, что случается потом.

Глава 9

Чердак

С чего я вдруг полез на чердак? Всё очень просто. Чердак в доме – самое загадочное место. Самое тайное, редко посещаемое и тёмное. Мне кажется, что для любого зла чердак гораздо привлекательнее, чем тот же подвал. В подвал всегда легко спуститься, залезть на чердак гораздо сложнее. А если ещё чердак заколочен… На таком чердаке обязательно будут происходить всевозможные неприятные вещи. Там наверняка поселятся летучие мыши, совьют гнездо осы-убийцы или ещё какие-нибудь малоприятные твари. Такой чердак – первое место, где надо искать опасность.

Но я бы, конечно, так и не собрался обследовать чердак, если бы не одно обстоятельство: утром, за завтраком Ли сказала, будто ей послышалось, что ночью кто-то бродил у неё над головой. Ма сказала, что Ли всё это приснилось, а Па предположил, что это, наверное, мыши или крысы. Я же подумал, что крысы крысами, а чердак обследовать всё-таки не помешает.

С утра я вышел на улицу и не спеша направился к молочному заводу. Завод находился в противоположной части города, и, чтобы добраться до него, мне пришлось обойти вокруг холма. Сокращать путь и пробираться через верхушку холма мне не хотелось. Я не стал ломиться через главный вход и двинулся сразу к служебной калитке.

Из сторожевой будки высунулся седой ирландский волкодав. С волкодавом связываться не хотелось, опасная животюга. Конечно, у меня в кармане есть молотый перец, красный и чёрный пополам. Но лучше миром.

– Пропустил бы, – сказал я волкодаву. – Хорошая собака.

Волкодав задумчиво повертел хвостом, потом отодвинулся в сторону. Всегда я умел находить общий язык с собаками.

Я вошёл на территорию завода. То, что мне было нужно, располагалось справа. Это были большие баки, куда сливали прокисшую и уже ни к чему не пригодную сыворотку. Раз в неделю эти баки вывозили и сливали в озеро. Запах был точно такой, как у дохлой кошки. Я поморщился, унял тошнотворные рефлексы, набрал в лёгкие побольше воздуха, а затем зачерпнул палкой из бака жёлтой бурды вперемешку с червями и наполнил ею пакет. Пакет поместил в другой пакет, а затем в третий, но запах пробивался, пришлось закрыть всё это ещё и в банку. И всё равно – крепкий устойчивый запах дохлой кошки. С таким запахом дома лучше не появляться. Впрочем, я и не собирался возвращаться домой до вечера.

Волкодав на проходной в этот раз на меня даже не посмотрел, сразу спрятался в своей будке.

До дома я добирался несколько дольше. Чтобы не пугать прохожих, пришлось пробираться по различным закоулкам и кустам. И то – возле трамвайного депо от меня шарахнулась дама с двумя болонками, а возле церкви я напугал старушку. Улицу Розы я обогнул с тыла и в нашу усадьбу пробрался через подкоп под изгородью.

Бакс встретил меня в саду, но сразу же принюхался и убрался куда-то в кусты, хотя собаки и любят всякую тухлятину, но дух, исходящий от меня, не смог выдержать даже Бакс. Это было хорошим знаком. Значит, большинство существ с обостренным нюхом даже не подойдут к источнику такого запаха.

Возле веранды меня увидела Ли. Она сразу же сморщилась и спросила:

– Ты где был? На помойке, что ли? Воняет как… как не знаю отчего…

– На молокозаводе был, – объяснил я. – Опарышей накопал, пойду сегодня на зорьке на озеро…

– Ты же вроде на рыбалку никогда не ходил?

– Часы, проведённые на рыбалке, не идут в счёт жизни, – изрёк я. – А я у одного пацана лодку арендовал. Рыбки вяленой хочицца.

– А у родителей отпросился? – прищурилась Ли.

– Не отпустят, – вздохнул я. – Ты им ничего не говори, может, они и не заметят…

– Я-то не скажу, но всё это будет на твоей совести.

– Моя совесть с удовольствием примет ещё одно отягощение, – ответил я. – Хочешь на опарышей посмотреть? Такие жирные, аппетитные…

Ли плюнула и пошла в сад, бродить под яблонями и повторять вслух для лучшего запоминания математические формулы – она готовилась к какой-то математической олимпиаде, и её голова была забита математической чепухой.

Я немного посмотрел, как Ли бродит между деревьями, затем уединился в своей комнате и стал разрабатывать план проникновения на чердак.

Попасть на чердак изнутри дома было нельзя, Па давно заколотил обе лестницы – чтобы мы не шастали по крыше и не ломали себе ноги и головы. К тому же на чердаке было полно всякого старья, о которое можно было легко пораниться и получить заражение крови. Значит, на крышу придётся забираться как-то по-другому.

С западной стороны дома имелась длинная приставная лестница, но она находилась прямо перед окном кухни, а мне не хотелось, чтобы меня видела Селёдка. Оставался один путь – забраться на крышу гаража, с гаража перепрыгнуть на крышу зимнего сада, подняться по ней до трубы водостока второго этажа, затем вдоль этой трубы пройти до крыши третьего этажа, перебраться через неё, а там уже совсем близко – по козырьку и в слуховое окошко. Оно всегда открыто, для улучшения вентиляции.

Я надел кеды, прихватил банку с припасённой вонючей начинкой и отправился к гаражу. Мне повезло – Ма оставила свою машину во дворе, а это здорово облегчало мне задачу. Я вскочил на капот автомобиля, затем влез на крышу машины, оттуда перепрыгнул на крышу гаража. Между гаражом и зимним садом было метра два, я легко преодолел их. Дальше начались неприятности. Я пробирался по жестяному жёлобу, а он весь был почему-то забит мёртвыми жуками-носорогами. Дождей не было уже давно, носороги высохли, сжались и представляли собой плотные чёрные комочки, хрустевшие под ногами. Не знаю, почему это произошло, почему умерли носороги… Умерли. Тогда многие умерли.

Я преодолел этот носорожий жёлоб и ступил на черепицу третьего этажа. Надо было взобраться вверх до конька, а затем спуститься вниз. Уклон был довольно крут, и в одном месте я даже поскользнулся и сполз вниз по крыше, но удержался.

С конька, с самой высокой точки дома, открывался отличный вид на озеро, на бухту и на лес на ближней стороне холма. Хотелось остаться здесь, посидеть, чтобы никто не трогал, чтобы никто не видел.

Но я перевалил через козырёк и стал спускаться к слуховому окошку.

На чердаке пахло пылью, летучими мышами, нафталином. Этот запах был настолько сильным, что у меня зачесались глаза, я едва не чихнул. Пространство было завалено разной рухлядью: креслами, баками, старыми столами, одним словом, всеми теми вещами, которыми так богат каждый нормальный чердак. Я прислушался. Никого. Жаль, что со мной нет Бакса. Но затащить собаку на крышу довольно затруднительно…

Я прислушался ещё.

Тихо. Никого нет. Надо выбрать место. Я осторожно, чтобы не наделать в пыли следов, обошёл чердак по периметру. Возник соблазн спрятаться в старый флотский сундук, но это было опасно. Поэтому я укрылся в огромной куче старого тряпья, хранившегося зачем-то возле дымохода. Тряпьё так густо пахло нафталином, что вряд ли она меня бы почуяла. К тому же на всякий случай я снял с банки крышку и вытряхнул на пол пакеты с тухлятиной.

Это было круче нафталина.

Мне пришлось долго ждать. Солнце промелькнуло в чердачном окошке, и почти сразу же стемнело. Вечер. Внизу, в гостиной, растопили камин, по трубе за моей спиной пошло тепло, я пригрелся и чуть было не уснул. Мешала нафталиновая пыль, попадавшая в нос, – от неё мне хотелось чихать. Впрочем, может быть, я и уснул. Может, я засыпал вообще несколько раз в ту ночь, не знаю. Но когда в чердачное окно просунулась белая длинная рука, я не спал, всё видел.

Рука ощупала раму. Появилась вторая рука. На чердак лезла Римма. С лицом у неё было что-то не так. Половину его закрывало мутное белое пятно, над ним горели глаза. Римма огляделась и запрыгнула внутрь. Она приземлилась сразу на четыре конечности, как кошка. Пятно дёрнулось, и я понял, что это такое. Это был кролик. Римма несла его в зубах – руки-то у неё были заняты.

Римма выпрямилась. Кролик снова дёрнулся, и Римма взяла его в руку. Кролик пискнул, и Римма свернула ему шею. Зверёк безжизненно повис. Римма села на старый стол. Какое-то время она сидела не шевелясь, затем стала выдирать из кролика шерсть. Шерсть разлеталась клочками по полу, и очень скоро кролик остался совсем голым. Тогда Римма сорвала из-под крыши бельевую верёвку, обмотала кролика за ноги и подвесила к потолочной балке. Затем сделала быстрое движение, что-то блеснуло в воздухе, и я почувствовал, как по чердаку поплыл тяжёлый запах… Римма села на пол почти под кроликом.

Дальше я не стал смотреть. Мне стало противно, и я закрыл глаза.

Я лежал под ворохом затхлого тряпья и слышал, как капает кровь, как бьют о доски капли. А иногда эти удары сопровождались странными скрежещущими звуками, будто кто-то возил по дереву гвоздём.

Вдруг что-то ужалило мою ногу. Может, это был паук, а может, просто нога затекла. Было больно. Моя нога дёрнулась совершенно непроизвольно, сама собой. Рваный кожаный сапог, лежавший прямо перед моим носом, упал на пол. Я задержал дыхание и открыл глаза.