Дочь Ленина. Взгляд на историю… (сборник)

ИНЕССА: Еще бы: Ильич с побитой физиономией.

«ЛЕНИН»: Спасибо партии: повелела мне остаться жить. Ночью, во сне, я услышал голос партии.

ИНЕСА: Мы с партией по ночам разговариваем!

«ЛЕНИН»: Партия наложила на меня архистрогий выговор: 6 лет не подходить к ленинской бороде и его усам, 6 лет не надевать его кепку и жить актером Рабиновичем. Я взял себе партийное задание: за эти годы прочесть все, что написано о Ленине. И сейчас я представляю каждый ленинский день. Вы поняли – каждый! Спрашивайте – любой. Ну спрашивайте!

ИНЕССА: Папаша, думаю – хватит!

«ЛЕНИН»: К примеру: 8 ноября 1918 года годовщина Октября. Допустим, 11 часов дня. Где я?

БИЛЛ: Наверное, на Мавзолее?

«ЛЕНИН»: Мавзолей еще не построили – я еще жив. Но вы почти догадались, батенька, – я на Красной площади, на трибуне. Конечно держу речь. Кстати ночью эту трибуну соорудила бригада интеллигентских хлюпиков, содержавшихся для перевоспитания в революционной тюрьме. Вся Москва полыхала в тот день красным кумачом.

ИНЕССА: С тех пор и исчезла у нас материя для одежды.

«ЛЕНИН»: Какая глупость шить одежду, если можно шить флаги. Еще пример. Наобум. Любое число…

БИЛЛ: К примеру, сегодняшнее – 18 августа, но 19-го года.

«ЛЕНИН»: Прекрасно. Партия заставила меня позировать художнику Анненкову. Я – жертва партийной дисциплины, согласился позировать. Во время сеанса он что-то болтал об искусстве, и когда он уходил – я сказал ему всю правду: «Когда закончится пропагандистская роль искусства – мы его чик-чик, дзык-дзык – и отрежем»… Кстати, он ее записал.

ИНЕССА: Ну а теперь, папа, мы тебя: чик-чик…

«ЛЕНИН» (уходя): Дзык-дзык. Не люблю интеллигенцию. Обожаю рабочий класс.

«Ленин» уходит.

ОНА (Биллу): Какое счастье, что это с ним случилось Даже не верится – шесть лет свободы Значит до августа 91 года могу отдохнуть от его сумасшествия.

БИЛЛ: Но вернемся к нашим баранам.

ИНЕССА: Ну что ж. Скажешь Артурке, что я возмущена предложением. Какой-то американский наглец приехал жениться на дочке Ленина. Неужели мало, что у вас живет дочка Сталина? И вообще: зачем отсюда уезжать? Здесь грядет великое время. Сейчас я зарабатываю побольше Горбачева. Разве у вас я смогу зарабатывать побольше Рейгена? Скоро здесь будут такие возможности для людей с деньгами: бандюги, мафиози, проститутки – это все будущие богачи. Так что папа-Ленин ошибся: совсем не кухарка будет управлять государством. И передай моему мерзавцу, что я приеду в ВАШУ Америку, но богатой! Это будет шикарный визит – «Из России с любовью». Визит нестарой Русской Дамы. (Прислушивается. Потом тихонечко подкрадывается к двери и с силой ее толкает).

Крик «ЛЕНИНА»: А-а!

Держась за голову, входит «Ильич».

«ЛЕНИН» (сохраняя достоинство): Пришел попрощаться. До свидания, товарищ. Я не люблю «гражданин», я предпочитаю ленинское «товарищ».

ИНЕССА: А я, пожалуй, скажу вам – прощайте.

БИЛЛ: Что ж, прощайте. (уходит).

ИНЕССА: Опять под дверью? И тебе не стыдно? Ты же – Ленин.

«ЛЕНИН»: Всегда надо сохранять революционную бдительность. Тогда не было подслушивающих устройств. Все решали уши. Хорошо было товарищу Сталину – у него был архислух. Он мог слышать разговор в третьей комнате. И это очень важно в борьбе с уклонами в партии. А что делать Ленину? Он был гений во всем, но уши – обыкновенные.

ИНЕССА: Ты хочешь сказать, что Ленин тоже все время подслушивал?

«ЛЕНИН»: Я не настаиваю, это всего лишь историческая версия. Настаиваю на другом: этот человек мне кажется очень подозрительным. И я чувствую, он совсем не из Ленинграда.

ИНЕССА: Что ж, революционная бдительность не подвела – ты прав: он… из Америки.

«ЛЕНИН» (в ужасе): Из Америки!

ИНЕССА: И он прожил в России 10 дней. Ну? Неужели ты не понял, папа, кто это?

«ЛЕНИН»: Кто это?

ИНЕССА: Товарищ Джон Рид!

Прошло шесть лет.

1991 год, август, 18

Та же подвальная комната бывшего ДОСААФ. Те же портреты по стенам и тот же «Ленин, читающий газету Правда».

Но на столе теперь факс и телефон с автоответчиком, а в углу – переносной японский телевизор с видео. И прежняя огромная кровать теперь покрыта шелковым японским покрывалом. И стульев теперь три. Третий – с вертящимся сидением. В углу у входной двери, на аккуратно расстеленной газетке – два огромных сапога.

Инесса разговаривает по телефону со включенным спикером, так что слышен голос собеседника:

МУЖСКОЙ ГОЛОС: Ну, и сколько сегодня?

ИНЕССА: Как вчера.

ГОЛОС: Не густо.

ОНА: Вторая половина августа, осень – всегда спад. Фирмачей мало.

ГОЛОС: Послушай, ты где деньги держишь?

ОНА: «Не понял»…

ГОЛОС: Здесь намечается интересное дельце – может, соединим капиталы?

ОНА: Не будем. Раздельно всегда лучше. Значит, записывай: икру – естественно, закажи сколько сможешь. Часы-хронометр – тоже. Книг по искусству не бери, пол-Арбата ими торгует. Словарей – побольше. Затем – шесть гжельских сервизов, мне заказали «глухонемые».

ГОЛОС: Кто?

ОНА: Папа-Ленин так называет капиталистов. Подожди-ка (прислушивается. Звук льющейся воды за окном. Она бросается к окну, орет). Гады! Факены! (возвращается к телефону).

ГОЛОС: Ну что там?

ОНА: А ты не знаешь. «Заяц» – в смысле японец, ссыт!

ГОЛОС: Ну а что делать? Туалетов рядом нет. Сейчас холодно. Может, милиционера поставить?