Париж

– Наверное…

– А ты знаешь, Жерар, что на одном из гербов Париж изображен в виде корабля? Помнишь старый девиз города на латыни? «Fluctuat nec mergitur». «Качается, но не тонет». Этот девиз очень подходит Парижу.

Жерар пожал плечами. Большинство парижан гордились своим городом и его сокровищами, посмотреть на которые съезжались люди со всего света. Но Жерару, если честно, было все равно. Он догадывался, что тетя Элоиза и Марк презирают его за это. И маленькая Мари тоже со временем станет смотреть на него свысока. Ну и пусть. Жерар знал, чему будет посвящена его жизнь. Он станет главой семейного дела.

Кроме него, никто не сможет занять место отца. И дедушка понимал это с самого начала. «У Жерара трезвая голова», – заявил он родне, когда внуку было всего десять лет. От Марка не будет никакого толка, он ведь такой же, как тетя Элоиза: его занимают бесполезные идеи и понятия. Маленькая Мари – девчонка, ее вообще не стоит принимать в расчет. И даже отец не лучшим образом распоряжался доставшимся ему наследством.

Жюль Бланшар дождался смерти отца и только после этого осуществил свою мечту. Три года назад открылся его великолепный универмаг. Жюль довольно дерзко расположил его на бульваре Османа позади Парижской оперы и всего в двух шагах от прославленного универмага «Прентам».

Подобно «Прентаму», в универмаге Бланшара предлагалась высококачественная одежда по фиксированной цене, доступной среднему классу. На ряд товаров он обладал монополией. Свой магазин Жюль назвал «Жозефина».

Почему «Жозефина»? – спрашивали его близкие. В честь императрицы Жозефины, разумеется, – так объяснял он. Она была женой Наполеона и необыкновенной женщиной и, несмотря на все свои недостатки, всегда отличалась элегантностью. Лучше названия не придумать, убеждал всех Жюль.

Ему пришлось влезть в долги, чтобы профинансировать свое предприятие, но потом ему чертовски повезло. Всего через год после открытия «Жозефины» ее главный соперник, универмаг «Прентам», погиб в страшном пожаре, и новое здание взамен сгоревшего еще строилось. В «Жозефине», за отсутствием конкуренции, пусть и временном, дела пошли бойко. «Суши сено, пока светит солнце», – весело приговаривал Жюль.

Но на Жерара успех универмага не произвел никакого впечатления. Он ненавидел розницу. Настоящие деньги приносила оптовая торговля, которую, хвала небесам, отец сохранил; розничная пожирала прибыль. Оптовики давали в долг; розничные торговцы занимали. Местом оптовой торговли было простое, функциональное здание, которое простояло века и простоит еще столько же. Универмаг же напоминал театральные декорации. Его брат обожал яркий, радующий глаз магазин, и Жерар втайне опасался, что в один прекрасный день Марк захочет стать управляющим. Это нужно предотвратить во что бы то ни стало.

План Жерара был прост. Рано или поздно отец отойдет от дел или умрет, и тогда, если универсальный магазин еще не разорит их, Жерар избавится от него. По возможности продаст, а если покупателя не найдется, то просто закроет.

Глава 3

1261 год

Была весна 1261 года от Рождества Христова, на французском троне восседал король Людовик IX. Занимался рассвет, когда с тюфяка на полу поднялась молодая женщина.

Между деревянными ставнями пробивалась тонкая полоска света. Внизу, во дворе, еще стояла полная тишина, но из флигеля напротив слышался звучный и ритмичный храп дяди – примерно с таким же хриплым лязгом поднимали решетки на городских воротах.

Все еще обнаженная, Мартина подошла к ставням и надавила на них ладонью. Они с треском распахнулись. Дядин храп прервался на несколько секунд, и она затаила дыхание. Затем хрип и лязг возобновились, благодарение Господу.

Нужно быть осторожней. Нельзя, чтобы ее поймали.

Мартина оглянулась на тюфяк. Молодой человек, лежащий на нем, еще спал.

Вплоть до прошлого года Мартина была невесткой зажиточного торговца. Но муж подхватил лихорадку и умер, оставив ее вдовой в двадцать лет. Конечно же, в самом ближайшем будущем она снова выйдет замуж. Но до тех пор, думала она, можно поразвлечься. Только чтобы никто не узнал!

Если она попадется, то, скорее всего, дядя высечет ее, а то и выгонит из дому… Мартина не знала точно, чем ей это грозит, однако рисковать не могла: ей нужна была не только крыша над головой, но и добрая слава, коли она собиралась найти себе богатого мужа.

Юноша на матрасе был беден. А еще – честолюбив. И ему предстояло немало узнать об искусстве плотской любви. Так почему же она его выбрала?

На самом деле это он первым подошел к ней, и случилось это десять дней назад, в соборе Нотр-Дам. Новый храм строили уже без малого столетие, и вот наконец он почти завершен. Однако чтобы сделать его еще более красивым, было решено перестроить поперечные нефы в соответствии с новейшими веяниями архитектурной моды – превратить их стены в великолепные витражи, такие же, как в новой королевской церкви-реликварии. Мартина рассматривала огромное круглое окно-розу в северном нефе, когда появился этот молодой человек в студенческой робе и с выбритой тонзурой: в то время студенты Парижского университета считались клириками.

– Оно восхитительно, не правда ли? – заметил он с фамильярной любезностью, словно они были давно знакомы.

– Месье?

Мартина окинула его неодобрительным взглядом. Юноша был приличного роста, стройный, темноволосый. Бледная гладкая кожа, длинный тонкий нос. Совсем недурен. На год или два моложе ее самой.

– Прошу простить меня. Роланд де Синь, к вашим услугам. – Он вежливо поклонился. – Я хотел сказать, что Нотр-Дам подобен прекрасной женщине, которая, взрослея, становится краше с каждым прожитым днем.

– Что же будет, когда она состарится? – Мартина чувствовала, что нужно как-то ответить.

– А-а… – Он помолчал. – Мне известен один секрет этой дамы, и я могу поделиться им с вами. В восточном углу я только что обнаружил крошечные трещины и небольшой прогиб стены, и это означает, что уже в скором времени нашей красавице понадобится незаметная поддержка. Думаю, ее снабдят подпорными арками – контрфорсами, как их называют архитекторы.

– Вы сведущи в делах поддержки дам?

Она заметила, что первым его побуждением было похвастаться, но он сумел сдержаться.

– Я всего лишь студент, мадам, – сказал он скромно.

Это сочетание игривости и рыцарской сдержанности показалось Мартине весьма соблазнительным. Молодой человек, несомненно, обладал даром изысканно выражать свои мысли и тем произвел на нее впечатление.

Однако ее дядя был бы иного мнения. «Болтовня, – презрительно отмахнулся бы он. – Эти проклятые студенты больше ни на что не способны, могут только болтать, напиваться да нападать на достойных людей. Их почти всех приговорили бы к порке, если бы не защита короля и Церкви».

Поскольку университетом управляла Церковь, то группа студентов, напившихся и устроивших в таверне дебош, отвечала только перед церковным судом, который в большинстве случаев оставлял дело без последствий. Поэтому не было ничего удивительного, что парижане возмущались такой привилегией студентов. Что же касается благочестивого короля Людовика IX, который добавил святости столице и династии, поместив в новой роскошной церкви священные реликвии, то он понимал, что настоящий блеск Парижу придает университет. Может, сто лет назад Абеляра критиковали, но нынче его помнили как величайшего философа своего времени, и в университет, где он когда-то преподавал, съезжались молодые ученые со всей Европы.

– Куда вы направляетесь после осмотра собора? – поинтересовался юноша.

– Я пойду домой, месье, – твердо заявила она.

Какая самонадеянность!

– Позвольте сопровождать вас. – Он снова склонился перед ней. – На улицах не всегда безопасно.

Ей было трудно не рассмеяться при этих словах, произнесенных среди бела дня неподалеку от королевской резиденции.

– Вам от этого никакого проку не будет, – предупредила она.

Они быстро преодолели небольшое расстояние до северной стороны острова. Немного ниже по течению на правый берег был перекинут мост. Когда они пересекли его, Мартина спросила:

– Ваша фамилия имеет приставку «де». Означает ли это, что вы благородного происхождения?

– Да. Рядом с нашим фамильным замком было озеро, на котором жило так много лебедей, что его назвали Лебединым – Лак-де-синь. Правда, в нашей семье также живет поверье, будто это имя дали нашим прародителям за их лебединую стать и силу. Меня назвали Роландом в честь моего предка, известного героя «Песни о Роланде».

– Вот оно что. – История уже более столетия была популярна в народе, однако Мартине и в голову не приходило, что можно познакомиться с настоящим потомком Роланда. И опять он сумел произвести на нее впечатление. – Тем не менее вы приехали сюда в качестве скромного студента?

– Имение унаследует мой старший брат. Так что мне предстоит усердно учиться и стремиться к духовной карьере.

Когда они вновь двинулись вверх вдоль течения Сены, Роланд поведал Мартине о своем родовом имении. Оно находилось на западе, в низовьях своенравной Луары, то есть уже после поворота ее мощного русла к Атлантическому океану. Студент говорил о родных местах с любовью, чем еще больше понравился Мартине. Тем временем они приблизились к портовому району и большой рыночной площади, известной как Гревская.

Среди прилавков рынка на просторной Гревской площади всегда было оживленно. На речном берегу разгружались судна и баржи, доставляющие вина из Бургундии и зерно с восточных равнин. По другую сторону площади протянулся квартал прядильщиков, а за ним – квартал стеклодувов. Дом дяди Мартины стоял на улице дю Тампль, которая шла на север, разделяя два этих квартала.

Так как Мартине не нужны были сплетни, она решила, что пора распрощаться со знатным спутником.

– Благодарю вас, месье, и прощайте, – сказала она вежливо.

– Завтра у меня занятия, – сказал Роланд, – но через день, примерно в это же время, я собираюсь посетить Сент-Шапель. Возможно, мы сможем увидеться с вами там.

– Сомневаюсь, – ответила она, уходя.