Париж

– Несомненно.

– Вот это да! – восхитился Роланд.

Незнакомец не ответил.

Следующий школьный день, последний в текущем учебном году, закончился раньше обычного – в полдень. Когда Роланд вернулся домой, отца там не было, но он оставил сыну сообщение, что после обеда они вместе кое-куда отправятся.

Как и обещал, отец приехал за сыном, однако на расспросы Роланда о предстоящем путешествии говорил только, что они посетят «одного друга», что распалило любопытство мальчика.

Был ли этот друг мужчиной, гадал Роланд, или женщиной?

Он часто задумывался о романтической стороне в жизни отца. Виконт де Синь свято чтил память покойной жены, однако отшельником не был. Хорошего роста, красивый, весьма богатый и знатного происхождения, он сохранил военную осанку и усы, но двигался грациозно и умел поддержать интересную беседу. Наверняка женщины находят его привлекательным, размышлял Роланд.

Как большинство аристократов, виконт считал интеллектуальные занятия ниже своего достоинства. Тем не менее в конце XIX века стало модным следить за новинками в литературе и искусстве, и потому он часто посещал выставки и даже бывал в салонах, где можно было встретить писателей или художников. Несколько месяцев назад Роланд нашел на столе отца в библиотеке экземпляр «Цветов зла». В его лицее эти стихи Бодлера называли языческими и непристойными. Но когда он, смущаясь, спросил о них отца, тот отозвался довольно спокойно.

– Стихи Бодлера слегка отдают наигранностью, однако некоторые великолепны. Ты слышал о таком композиторе, как Дюпарк? Нет? Он положил на музыку стихотворение Бодлера «Приглашение к путешествию», и это прелестнейшая песня. В ней точно передается чувственность Франции.

Такие отзывы подсказывали Роланду, что в жизни отца есть сферы, скрытые от него. Периодические отъезды и необычная оживленность перед ними, одобрительные слова няни «Виконт – настоящий мужчина» – все это заставляло мальчика подозревать, что у отца есть любовница.

Роланд понимал, что эту любовницу, даже если она достойная и благородная дама, отец никогда не приведет в тот дом, где живет его сын и в котором почитается память его покойной жены. Но не возможно ли, думал Роланд, что отец счел его достаточно взрослым, чтобы познакомить с этой дамой? Не ее ли они едут навестить? Такая возможность наполняла его любопытством и волнением.

Потом ему в голову пришла другая мысль, более серьезная. А что, если отец хочет представить его женщине, на которой решил жениться? Мачеха… Как это может отразиться на его, Роланда, будущем?

Они уже вышли из дому, но виконт так и не дал ему никакой подсказки. Зная, что отец любит поддразнить его немного, Роланд смирился и больше не просил рассказать, куда они направляются.

Любимым экипажем виконта де Синя был легкий фаэтон, который везла пара серых лошадей, – с XVIII века в их роду пользовались для выездов только серыми лошадьми, напомнил он сыну. Управлял фаэтоном старый кучер, который, несмотря на свой всегда безупречный наряд, любил надевать старомодную треуголку. В итоге получался выезд, в котором сочетались дух спорта, моды и традиции, и Роланд всегда испытывал гордость, когда ему доводилось сопровождать отца в поездках.

Вскоре большие колеса фаэтона застучали по бульвару Сен-Жермен, катясь в сторону реки. Когда они выезжали на набережную Орсэ, у Роланда было только одно мгновение, чтобы полюбоваться классическим портиком Национального собрания и видневшимся за ним внушительным зданием Министерства иностранных дел, прежде чем экипаж быстро пересек широкий мост и оказался на просторной площади Конкорд.

Роланду было десять лет, когда отец рассказал ему, почему в семье де Синь не любили это открытое место.

– Теперь ее называют площадью Конкорд, – объяснил он, – но во время революции здесь стояла одна из множества гильотин. Тут лишили головы моего деда.

И отец, и сын, не сговариваясь, перевели взгляд с трагического места на сад Тюильри, который протянулся справа. Прямо впереди, за северной оконечностью площади Конкорд, стояли коринфские колонны церкви Мадлен на широком цоколе. При виде этого красивого храма у Роланда всегда повышалось настроение.

– А ты знаешь, – спросил отец, – что несколько веков назад на этом месте стояла еврейская синагога? – Он улыбнулся. – Затем здесь начинали возводить христианский храм. Здание, которое мы видим сейчас, выстроил Наполеон в качестве зала славы своей армии. Но потом тут опять разместилась церковь. – Он глянул на Роланда. – Как видишь, ничто не постоянно, мой сын.

Роланд любил своего отца и восхищался им. Он знал, что может полностью рассчитывать на него во всем, что касается тех знаний и навыков, которые каждый отец должен передать сыну. Виконт научил его скакать верхом и охотиться, держать себя в обществе и прилично одеваться, целовать руку даме. Он водил Роланда на скачки и учил делать ставки, то есть дал ему все, что нужно молодому человеку его класса, вступающему в самостоятельную жизнь. Возможность доверять отцу дарила Роланду ощущение уюта и тепла. Но иногда, относительно более важных вопросов, ему казалось, что отец подводит его. Виконт как будто бы не верил в то, во что следовало верить.

А Роланд хотел определенности. Что бы ни было тому причиной – что он рано остался без матери, его возраст или врожденные свойства натуры, – но он испытывал острую потребность верить. Все должно быть либо правильным, либо ошибочным; либо хорошим, либо плохим. А без этой определенности как человеку понять, что он должен делать? Что станет с миром без четких границ?

И хотя Роланд не мог любить отца Ксавье так же, как своего отца, иногда он предпочитал советоваться со священником. Отец Ксавье был очень умен, но дело даже не в этом. За всем, что говорил святой отец, пусть Роланд и не всегда мог следовать за его глубокомысленными рассуждениями, неизменно чувствовалась абсолютная уверенность. Правила, по которым жил священник, были жестко определены и незыблемы. Он может задумываться над тем, как лучше проделать тот или иной путь, но он всегда точно знает, куда он двигается и почему. Если в двух словах, то священник был убежден, что знает истину. В этом состояла сила Святой церкви.

Роланд всей душой желал, чтобы его отец был таким же.

Фаэтон повернул направо, на улицу Риволи. Мальчику нравилась пышность этой улицы. С одной ее стороны лежал сад Тюильри и Лувр, с другой тянулся бесконечный ряд величественных зданий с аркадами, заложенных еще при Наполеоне. Под аркадами на нижнем этаже помещались модные магазины, а сверху находились апартаменты, достойные принцев крови.

– Ты знал, что изначально Лувр был маленьким фортом, построенным для охраны реки, и стоял он там, где сейчас угол нынешнего дворца? – продолжал легкую беседу виконт.

– Да, – ответил Роланд. – Он был частью старой крепостной стены, построенной королем Филиппом Августом.

– Хорошо, – кивнул отец. – Рад, что в школе вас чему-то учат.

Они немного проехали по улице Риволи, когда его отец велел кучеру остановить лошадей. Роланд увидел, что они находятся перед отелем «Мерис». Он слышал, что здесь любили останавливаться английские путешественники, и сразу встревожился: неужели отец собирается жениться на англичанке?

Но оказалось, что в отеле виконт только хотел оставить письмо для своего знакомого из Англии, который должен был вот-вот прибыть в Париж. Цель поездки еще не прояснилась.

Роланд решил рассказать отцу о старом солдате, которого встретил у гробницы Наполеона. С одной стороны, ему понравилось безыскусное благородство старика. Но с другой стороны – разве не злу он служил? Что скажет отец по этому поводу?

– Долг солдата прост, – подумав, ответил виконт. – Он должен выполнять приказы и служить своей стране. Старик так и делал. Что же до Наполеона… Смею предположить, его солдаты были уверены, будто сражаются за свободу и Францию.

– Но люди вроде нас не могут дружить с тем, кто восхищается императором, правда? – Роланда не удовлетворил такой ответ. – Священники в лицее говорят, что Наполеон был чудовищем и что на самом деле он вообще был против Церкви.

– У людей могут быть разные взгляды, но это не значит, что они должны быть врагами, – вздохнул отец. – В любом случае это не всегда так просто. – Он помолчал. – Ты следишь за политикой?

– Немного.

– Что ты скажешь о нынешнем правительстве республики?

– Оно не очень сильное. Не очень популярное.

– Верно. После провала Коммуны большинство избранных депутатов и уж точно бо?льшая часть сельской Франции желали вернуть монархию. В действительности они всего лишь хотели стабильности. И мира. Глядя на монархию в Британии, они думали, что все это им обеспечит конституционный монарх. И я не сомневаюсь, что реставрация монархии состоялась бы даже в том случае, если бы тогдашний глава королевской семьи не настоял на полноте власти. – Виконт потряс головой. – Они стоят на своем до последнего! В результате была составлена временная конституция с министром-президентом и законодательным корпусом. Но время шло, не было ни войн, ни катастроф, и монархистские настроения ослабли. Однако нельзя сказать, что правительство действовало эффективно, а нынешний его состав одновременно и бездарен, и продажен, поэтому сейчас множество людей предпочли бы вернуться к монархии или диктатуре. Пойдут ли дела получше? Этот вопрос остается открытым, но именно этого они хотят. И в последнее время среди них появился предводитель. Кто это?

– Может, генерал Буланже?

– Верно. До сих пор он был военным министром. Пару раз сумел доставить неприятности Германии. На днях его уволили, но за ним теперь стоит серьезная политическая сила. Если в республике произойдет кризис, что весьма возможно, то он может стать правителем Франции. Что говорят о нем в лицее?

– Что он плохой человек и не верит в Бога.

– Кто знает. Может, верит, а может, и нет. Но поскольку он заявил, что не верит в Бога, республиканские политики Франции решили, что он не может быть монархистом, и потому они поверили ему и назначили министром. Теперь они обнаружили, что он не только возглавляет новое политическое движение, но и пользуется поддержкой как монархистов, включая важных членов королевской семьи, так и бонапартистов, в том числе родственников императора. То есть католические монархисты и последователи Наполеона вместе поддерживают человека, который то ли верит в Бога, то ли нет. Как ты это объяснишь?

– Не знаю.

– И я тоже не знаю. – Отец улыбнулся. – Интересно, что думает по этому поводу отец Ксавье. Нужно будет спросить его.

Эта мысль еще больше развеселила виконта, и он рассмеялся.

Роланд предпочел бы, чтобы отец не подавал все в таком запутанном виде. Он попытался вернуться к вопросу, на который надеялся получить более однозначный ответ.

– Тот старый солдат сказал, что мы должны отомстить за бесчестье семидесятого года. Ты согласен с этим?

– Та война была бессмысленной. И начали ее мы. Наполеон Третий был глуп, и Пруссия воспользовалась этим.

– Но все равно, разве не следует нам отомстить?

– Кто знает? Может, и нет.

Роланд сдался. Однозначного ответа от отца ему не дождаться, по крайней мере не сейчас. Они уже миновали Лувр и приближались к театру Шатле. И все-таки оставалось кое-что еще, о чем Роланду хотелось узнать. Кое-что, о чем он часто задумывался, но никогда не решался спросить.