И растает Лёд

– Лишь бы она померла со спокойной совестью. В раю все равно ей не место. Как и всем нам.

– Что ж… пройдемте.

Девушка обрадовалась возможности провести остаток ночи в тепле и, схватив Корнелия за руку, втащила в дом. Это заведение было ему незнакомо. Пару раз он, в пору становления мужчиной, захаживал в подобные дома. Но с виду те обиталища похоти выглядели вполне прилично. Здесь же все кричало о нищете. Наверное, к этим девицам заглядывают разве что моряки, священники, боявшиеся огласки, да сбежавшие с галер преступники.

Его проводница оказалась совсем юной. На вид ей было лет пятнадцать, но голос уже хриплый, грубый. Как и ладони. Шершавые, словно у крестьянки, растрачивающей свою жизнь на пшеничном поле.

– Меня Грейс звать, ежели чего, – она кинула быстрый взгляд через плечо. – А ты ничего, хорошенький.

– Даже не надейся, – покачал головой Корнелий.

– А говоришь – не святоша. Тоже один из них, – фыркнула девчонка, открывая одну из дверей. – Брук, я привела священника.

Оставив мужчину в комнате, она выскользнула в коридор. И морт понимал, почему. В каморке ощутимо воняло потом, немытым телом и приближающейся смертью. Лежащая в постели женщина слабо постанывала, не открывая глаз. Бисеринки влаги на ее щеках и лбу слегка блестели в свете одинокой свечи. Корнелий подошел ближе. Больная была укрыта грязными одеялами, и казалось, они обернутся трухой от малейшего прикосновения.

– Дочь моя… – «дочери» было уже лет сорок. Корнелию еще не доводилось встречать настолько старую проститутку. Обычно никто из них не доживал до такого возраста. Эта женщина смогла. Если это можно назвать жизнью. Грязь, боль и слезы. Выживание. И борьбу за него она сейчас проигрывала.

– Святой отец? – умирающая приоткрыла глаза. В зрачках отражалось пламя свечи, и казалось, в них плескается огонь. Дьявольское пламя.

– Да. Я пришел отпустить твои грехи. Ты хочешь исповедаться?

– Это вряд ли, – едва слышно засмеялась женщина. – Не успею пересказать. Ты просто отпусти их.

– Хорошо, – Корнелий приблизился вплотную и взял морщинистую, сухую ладонь. – Э-э-э… Брук…

– Брук Форест…

– Брук Форест… отпускаю твои грехи… да пребудет с тобой благость господня…

– Скажи… скажи, что я не буду гореть в аду… Не хочу… и после смерти… страдать… – еле выдавила из себя старая проститутка.

– Обещаю… – соврал Корнелий.

Конечно, Господь может смилостивиться над несчастной рабой его, но он не знал наверняка. Там, куда он провожал души, не было ничего: ни рая, ни ада. Всего лишь пустошь, наполненная плотным вязким туманом. И там они бродили, ожидая дальнейших распределений. Потерянные, одинокие и всегда несчастные.

Через час мучения женщины усилились, и ее стоны перемежались со всхлипываниями. Он пытался как-то смягчить страдания несчастной, и на ум пришли слова молитвы из далекого, почти забытого детства:

– Pater noster qui in celis es, sanctificetur nomen tuum, veniat regnum tuum[1 - «Отче наш» в католической версии, латынь.]… – начал бормотать он всплывающие из памяти слова.

Брук зашевелила губами, повторяя за ним молитву, стонать стала тише, а потом и вовсе затихла. И через пять минут скончалась.

Корнелий ощутил привычное уже давление в сердце. Сейчас, сейчас начнется…

От тела отделилась тонкая, почти прозрачная белесая тень. Чем дальше она отлетала от своей оболочки, тем явственнее проступали черты лица.

– Господи Иисусе… – пролепетала несчастная. – Святой отец, что-то вы подурнели…

Мужчина засмеялся. Это самые приятные слова, которые он слышал за последние несколько лет. Обычно его называли чудовищем, монстром и демоном. Но эта женщина повидала на своем коротком веку всякого. Ее так просто не испугаешь.

Он знал, как сейчас выглядит. Жуткое зрелище, с этим трудно поспорить. Но зато и он видел, от чего умерла женщина. Бледно-зеленые всполохи в нижней части живота. Сифилис. И клубящаяся темно-красная дымка в груди. Чахотка. Постоянный набор представительниц этой древней профессии.

– Значит, черти за мной пришли. А ведь обещал…

– Я не связан ни с чертями, ни с самим Люцифером, – заверил ее Корнелий. И в этом он не врал. Душа, распрощавшись с бренным телом, могла это чувствовать. – Время пришло. Пойдем, я провожу тебя.

– Куда? – испуганно спросила душа.

– Ты сама все поймешь. Но не бойся. Я всего лишь проводник. Не в ад, и не в рай. Это не мне решать.

– Я знаю, что не врешь, но мне страшно…

– Все боятся. Но выбора у тебя нет. Пойдем, дитя…

Хотя, какое она ему дитя. Он младше нее почти в два раза. Но это обращение успокаивает, он знает. Уже знает.

Вернувшись из путешествия на Призрачное Плато, Корнелий с облегчением вздохнул. Пора домой. Почему-то последняя миссия сумела его подготовить к проводам сестры. Он справится. Объяснит. Она все поймет. И ее любовь к брату так сильна, что она не сможет держать на него злость и обиду.

Подходя к кварталу, внезапно почувствовал неладное. Поднес ладони к лицу. Так и есть. Черное пламя. Кто-то умер. Рядом. Совсем близко. Небо занималось рассветом. Корнелий бежал домой так быстро, словно за ним гнались адские гончие. Кинулся в комнату сестры, распахнул двери и замер. Опоздал. Новорожденные солнечные лучи освещали восковое лицо женщины, покоящейся на смертном одре. В ней уже не было жизни – он ясно это видел. Но кто?.. Кто проводил ее?

– Ты опоздал, – из темного угла беззвучно шагнула молодая брюнетка с ярко-красными губами. – Привет, Корнелий.

– Зато ты успела, как всегда, Магда.

– Я всегда успеваю, – кивнула женщина, едва заметно улыбнувшись. – В отличие от тебя. Где тебя носило всю ночь?

– Я провожал другую душу. Так получилось.

– А, старая шлюха? Я знала, что она на подходе. Но разве она важнее твоей сестренки? Она так ждала тебя, звала…

– Прекрати! – рявкнул Корнелий.

– Как скажешь… Было бы лучше, позволь ты мне забрать старую Брук. Ты же помнишь мою слабость к подобным людям?

– Я помню, кем была ты.

– Хорошая память – залог счастливой жизни. И впредь не повышай на меня голос. Я на несколько тысячелетий тебя старше, мальчик.

Она грациозно выскользнула в коридор, заставив Корнелия заскрежетать зубами от ярости. Он ненавидел ее, эту древнюю, как мир, представительницу его расы. И пусть она помогла им с сестрой. Взяла под свое не-живое крылышко их маленькую семью. Обучила морта премудростям его новой жизни и работы.

Магда не любила Констанс. С нежностью относилась лишь к мальчику, но чем сильнее он ее презирал, тем меньше она одаривала его своим вниманием. А к девочке она почти с самого начала относилась, как к существу низшего сорта. Нет, она не ругала малышку, не брезговала потрепать ее по пухлой румяной щечке или с улыбкой преподнести очередной подарок во время кратких визитов. Но Корнелий, став мортом, ощущал истинные эмоции своей наставницы. Девочка была для нее помехой, балластом. Никчемным человечком, ради которого не стоит и пальцем пошевелить. Но юный морт был нужен Азраилу, и ради его подготовки она могла стерпеть присутствие Констанс рядом с собой.

А теперь эта падшая дрянь проводила ее душу. И Корнелий был уверен: она сделала это без попыток смягчить свое внезапное появление и объяснить уродливую маску смерти на лице, напугав сестру.

Он не забудет этого. И не простит.

И пусть сестра так и не узнала, кто он на самом деле. Он бы отдал всю свою вечность, лишь бы попрощаться с ней. И утешить во время перехода.

– Прости, сестренка, – прошептал он, с нежностью целуя мертвую женщину в лоб. Кожа была холодной, как лед. И как его сердце, медленно покрывающееся снежной коркой.