Сухая ветка

Сухая ветка
Екатерина Асмус

«Сухая ветка» – это повесть писательницы Екатерины Асмус, на основе которой была снята в 2015 году социальная молодежная школьная экшн-мелодрама «Училка», получившая более 20 призов российских кинофестивалей. Главную роль в картине сыграла Народная артистка Ирина Купченко.«Сухая ветка» – это не просто триллер, а открытая общественная дискуссия на историософские и общественно-политические темы.

Сухая ветка

Екатерина Асмус

© Екатерина Асмус, 2019

ISBN 978-5-4496-8040-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Если меня кто-нибудь ударит, что я должен делать?

– Если на тебя с дерева упадет сухая ветка и ударит тебя, что ты будешь делать?

– Что я буду делать? Это же простая случайность, совпадение, что я оказался под деревом, когда с него упала ветка.

– Так делай то же самое. Кто-то был безумен, разгневан и ударил тебя – это все равно, что ветка с дерева упала на твою голову. Пусть это не тревожит тебя, иди своим путем, будто ничего не случилось.

Беседа Будды с учеником

Саженец

– Итак, ребята, кто знает ответ? Ну, смелее, смелее! Не вижу ваших рук!

Пожилая подтянутая седовласая учительница улыбается, глядя поверх Аллочкиной головы в самые глубины класса. Аллочка машет рукой буквально у самого ее лица, но историчка все высматривает кого-то на задних партах. «Ну, спроси, спроси же меня, я же знаю, я же все выучила…» – досадует Аллочка про себя, подпрыгивая на жестком деревянном сидении.

– К доске пойдет….

– Я, я, ну, я же! – Аллочка из последних сил тянет руку вверх, но внезапно и оскорбительно громко слух разрывает школьный звонок, возвещающий начало перемены.

– Ну, Марья Петровна, ну, почему-у-у???

Досада душит, сжимая горло, не дает дышать, Аллочка чувствует, как слезы обиды наворачиваются на глаза, сердце останавливается и становится трудно дышать, а звонок все трезвонит – так яростно, так нагло, лишая последней надежды… Аллочка делает глубокий вздох, рывок из мутной темноты, застилающей глаза, и… просыпается в слезах. На тумбочке у кровати звенит, сотрясаясь от возмущения, допотопный будильник.

Некоторое время Аллочка, ничего не понимая, смотрит в пожелтевший от времени потолок, затем поворачивается на постели и резким движением бьет рукой по будильнику, выключая его. Звон смолкает, наступает оглушительная тишина, слышно лишь как тикают часы-ходики на стене, немилосердно отмеряя секунды утекающей жизни. На часах – шесть двадцать девять. За окном еще темно. Одна мысль о том, что нужно встать и идти в школу, параличом приковывает Аллочку к постели. А как бежала она туда сорок лет назад, когда была ученицей, отличницей! Сколько радости доставляло ей каждое утро! А теперь – не хочется. Ни за что не хочется. Теперь она – учительница. Алла Николаевна. А точнее – «училка». Больная, старая, потерявшаяся… Предательские слезы снова у глаз, и Алла Николаевна резко отбрасывает одеяло, рывком садясь на кровати. Наскоро проглотив приготовленные с вечера на прикроватной тумбочке лекарства, учительница встает и бредет на кухню, готовить незатейливый завтрак. Водрузив на нос старомодные очки, и привычно ткнув пультом в сторону висящего на стене телевизора, она возится у плиты, под бормотание диктора программы утренних новостей: «Как сообщают наши корреспонденты, американское правительство прислало запрос в Москву на назначение в посольство РФ Джона Теффта. Что может значить это для России? Экспертный совет сообщает, что ничего хорошего это назначение нам не несет!»

Возмущенная услышанным, Алла Николаевна выплескивает на теледиктора весь свой гнев, накопившийся за ночь: «И что ж это они нашу страну никак в покое не оставят? Все неймется…»

Однако диктор телевизионного эфира – тертый калач, он и бровью не ведет, а продолжает, как ни в чем не бывало: «Но, как считают специалисты, к его назначению нужно относиться спокойно. Если он – автор цветных революций в Грузии и на Украине, то пусть знает, что в России почвы для подобных эксцессов нет!»

Алла Николаевна, которой уже надо бы и поспешить, зависает у телевизора, словно кролик, очарованный удавом, и ввязывается в спор: «А откуда же тогда „либерасты“ на Болотной?»

– Будем надеяться, что Теффт не будет повторять ошибок своего предшественника и призывать наш народ выходить на улицы. Иван Соколов, Ольга Парфенова из Вашингтона, специально для Первого канала – заканчивает свою тираду диктор, никак не реагируя на слова оппонента.

Алла Николаевна скептически качает головой и криво усмехается – все врут, все, все…

– Вашими устами бы, Иван Соколов да мед пить… От такого как это Теффт, что хочешь можно ждать…

Продолжая ворчать, учительница наспех завтракает кашей и бутербродами, суетливо глотая обжигающий кофе. Затем наскоро одевается, и, едва тронув бледной помадой морщинистые губы, закладывает в бездонную учительскую сумку кипу ученических тетрадей. Со стен на нее безмолвно взирают фотографии – цветные и черно-белые, очень старые и совсем новые, где целые классы стоят по струнке, плечом к плечу, взирая в объектив серьезными, доверчивыми глазами, какие бывают лишь у школьников, еще не знающих, насколько обманчива и коварна реальная жизнь. Марья Петровна – учительница из сна – также присутствует в этой галереи памяти. Алла Николаевна долго и грустно смотрит на нее. «Эх, мама, мама, как же мне теперь…» – проносится в ее голове, но тут голос теледиктора вновь привлекает ее внимание: «А теперь новости Министерства образования. Как известно, каждый педагог должен регулярно проходить аттестацию для подтверждения уровня своего профессионализма… Новый порядок предусматривает два вида аттестации: обязательную и добровольную».

Алла Николаевна, словно вспугнутый мотылек мечется из комнаты в коридор и снова в комнату – за сумкой, торопливо набросив пальто, начинает натягивать сапоги. О господи, Агнесса сегодня насмерть сгрызет… Вот, вырастила же на свою голову…

Схватив сумку, учительница устремляется вниз по лестнице.

Забытый в спешке телевизор мигает всевидящим оком. Передача про аттестацию учителей сменяется программой о животных. Смешной толстощекий хомячок, поблескивая бусинками глазенок, увлеченно жует овсяные зернышки в уютной клетке с беговым колесом. Внезапно рядом появляется кот. Он подбирается крадучись и, приблизив хищный нос к прутьям клетки, глядит неотрывно прямо в глаза хомячку. Грызун в панике бросает еду и прячется в колесе. Он изо всех сил пытается убежать от кота, накручивая колесо своими крошечными лапками все быстрей, быстрей. А кот пристально следит за ним фосфоресцирующими глазами, и хвост его ходит ходуном от нетерпения.

Утро. 08:15

На улице зябко, но Алла Николаевна будто не замечает мороза. Спеша вдоль заснеженной улицы, она репетирует про себя грядущий и очень неприятный разговор с директором школы. Губы ее шевелятся, и пожилая женщина, идущая навстречу, подозрительно приглядывается, затем, видимо заподозрив душевную болезнь, осуждающе покачав головой, обходит учительницу стороной. «Послушайте, Агнесса Андреевна! Я потомственный педагог с тридцатилетним стажем… Нет, с этого начинать нельзя… Она и так знает… Агнесса Андреевна! Я еще не дописала отчет, но завтра – точно… Ох! Черт бы побрал эту переаттестацию…»

Почва

Молодая и хорошенькая директриса Агнесса Андреевна вышагивает точеными ножками по школьному коридору, постукивает каблучками, повергая в сладостный трепет мальчишек средней и старшей школы. Замерев, они смотрят ей вслед и завидуют сами себе. Ради этакой красотки не жалко время на школу тратить. Вслед за Агнессой спешит ее верный секретарь – старушка Лия Павловна с неизменной толстенной папкой документов подмышкой. Она говорит, не умолкая, параллельно подсовывая бумаги начальнице на подпись.

– Агнесса Андреевна, вот тут еще нужно… И необходимо сегодня решить, кого отправить на районный смотр патриотической песни.

– У нас успеваемость летит в пропасть, не до песен… Прямо не знаю, какие тут песни…

– Патриотические, Агнесса Андреевна…

– Ох, да уж ясно, что участвовать придется… А знаете что, Лия Павловна? Пусть-ка Наталья Петровна про эти песни решает. Она же музыку ведет.

– Я ей, конечно, передам, но представляю, что я услышу насчет дополнительной нагрузки…

– Да ладно вам. Покричит-покричит, да сделает.

Лия Павловна молча поджимает губы, вселенская скорбь отражается в ее глазах. На ее лице можно ясно прочесть: «Ну, да, не на вас кричать-то будет «музичка»… А мне что делать? Все терпи, терпи…». Вслух же Лия Павловна произносит: «Хорошо, Агнесса Андреевна! Все сделаем. А может, чайку сейчас попьем? С конфеточками? Я вкусненьких купила»!

– Чайку попозже. Сейчас сходим в вестибюль к доске почета, там мне кое-кого нужно добавить… И, кстати, что у нас там, Лия Павловна, по аттестации?

– Почти готово, Агнесса Андреевна! Все учителя документы сдали, кроме нашей Аллочки Николаевны…

Утро. 08:30

У школы Аллу Николаевну захлестывает привычный водоворот бегущих, кричащих, вертлявых детских тел. Из пестрой толпы периодически слышится на разные голоса: «Здрасти, Алл Никлавна…». Учительница не пытается идентифицировать кричащего, она лишь рассеянно кивает направо и налево. Визг тормозов за спиной резко выводит ее из задумчивости, Алла Николаевна в страхе оборачивается.

– О господи! Кто ж так носится, ведь дети же…

Из недр шикарного авто, круто затормозившего прямо у школьного крыльца, выбирается Илья Раздоров – красавец по кличке «Мачо», в которого влюблены все девчонки старшей и особенно младшей школы. Из окна автомобиля высовывается рука в дорогой кожаной перчатке, за ней показывается розовощекое безвозрастное лицо модного «хипстера».

– Мой дорогой, это было просто прекрасно! Отлично! Надеюсь, у нас все-все сложится и дальше! До вечера!

Мачо улыбается «голливудской» улыбкой и дружески жмет «хипстеру» обе руки, затем закидывает рюкзак за плечо и плавно, с достоинством, несет себя по направлению к школе. Машина рвет с места, победно ревя, и оглашая окрестности гимном, посвященным личному успеху хозяев жизни.

Алла Николаевна берется за ручку школьной двери, но отлетает, чуть не упав – навстречу ей выбегает парень и несется прочь от школы, не разбирая дороги.