Заклинатели Бер-Сухта

– Но ведь снимать нельзя?

Однажды, еще в детстве, я сняла кольцо ненадолго, просто так, посмотреть, я и не собиралась колдовать. Через час к нам в дом приехал инспектор. Меня потом замучили проверками и тестами, целых полгода непрерывно… Потом стало спокойнее. Но то, что снимать опасно – я запомнила на всю жизнь.

А Джара легко стянула с пальца свое, повертела, подкинула на ладони, потом надела снова.

Мне стало не по себе.

– И никто не приедет? – спросила я осторожно.

– Кто? – удивилась Джара. Ее зеленые глаза смеялись.

– Инспектор.

– Сюда? Нет, сюда никто не приедет. Если, конечно, не будешь слишком наглеть.

– А ты когда-нибудь использовала магию? – спросила я Джару.

– Нет.

Она ответила так, что я хорошо поняла – она никогда не пыталась. Легкая доля сожаления – хотела бы, но не могла. Если для Ины магия была обыденной частью жизни, то для Джары магия – совсем другой мир, дверь в который она только надеялась открыть.

Джара насыпала нам в кружки немного чая, залила кипятком.

– Моя мать была шлюхой, – спокойно сказала она. Так спокойно, что мне стало как-то неловко. – Когда она забеременела, то была уже не молода, с ней не стали возиться, выкинули на улицу. Я родилась в сточной канаве. Да, не бледней так, Соле, – она криво усмехнулась. – Я всегда рассказываю сама… лучше так, чем потом… кто-то все равно узнает правду и начнет тыкать в лицо. Лучше сама. Я не стыжусь. Я очень люблю свою мать, она делала для меня все, что могла. Когда я была маленькая, она бралась за любую работу, даже самую черную и грязную. Потом начала шить, из нее вышла замечательная швея. Сначала за гроши перешивала и штопала разные лохмотья, потом дела пошли в гору, к нам начали заглядывать даже дамочки, вроде тебя…

Джара протянула мне кружку. Я взяла, машинально отпила глоток, обожглась, дернулась и чуть не разлила оставшееся. Джара лишь снисходительно вздохнула.

– Ты аккуратнее, – сказала она.

Потом, слабо улыбнувшись чему-то своему, обхватила кружку ладонями, задумчиво, словно греясь. Наклонила голову на бок, разглядывая меня.

– Ты когда-нибудь работала, Соле? Приходилось самой зарабатывать деньги?

Я мотнула головой. Вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которая совсем не знает жизни.

– А мне приходилось, – тихо сказала Джара. – Три года назад мама ослепла. Мне было четырнадцать, и…

По ее лицу пробежала тень, она закусила губу, замолчала.

В тишине стало слышно, как гудит за окном ветер, бьет порывами в стекло…

У меня ведь совсем другая жизнь была. Как вышло, что я попала сюда?

Я родилась в Салотто, столице метрополии. Мой отец – управляющий портовыми складами. У нас большой светлый дом на Персиковой улице на холме. Солнце пронизывало его насквозь, врываясь в широкие окна, отражаясь в зеркалах, играя тысячами бликов в хрустале изящных люстр. Нежно-розовые олеандры в палисаднике, во дворе сливы и инжир, а еще старый кряжистый гранат, который был, кажется, старше дома, а мама сидела под ним с рукоделием. В детстве мне казалось – это самое прекрасное место на земле, нет ничего лучше. Из окон видно море и корабли.

Маму я помню плохо, она умерла, когда мне было пять лет. В детстве казалось – из-за меня. Конечно, я не виновата, но ведь я первая заболела хисирской оспой, не знаю уж, где подхватила, может быть в порту, куда бегала вместе с отцом. Отец не заболел, а вот мама, которая сидела у моей постели, заболела и умерла.

Отец горевал очень долго. И это он тогда убедил меня, что я виновата, что если бы не я – мама была бы жива. Но я понимаю его, и не держу обиды. Он был не в себе в те дни, и потом просил у меня прощения, но… Я выросла с чувством вины. Даже сейчас не могу отделаться.

Оспа изуродовала мне лицо. Лет до двенадцати я вся была покрыта жесткими страшными рубцами, другие дети смеялись и не хотели со мной играть. Я, и без того не слишком общительная, стала совсем дикой. А отец с каждым годом становился все строже и жестче, он скучал, и, хоть и не говорил больше, но все равно винил меня.

В двенадцать он отвел меня к хорошему целителю, который привел мое лицо в порядок. Именно тогда и обнаружились способности к магии, небольшие, конечно, но это сразу поставило перед выбором. Тогда я надела кольцо. А теперь, став совершеннолетней, я должна была либо согласиться на стерилизацию, получить инспектора и ежемесячно проходить проверки, либо пойти учиться и получить лицензию.

Отец не спрашивал – чего я хочу. Не спрашивал, готова ли я уехать так далеко. Он просто решил все сам. Иногда мне кажется – решил избавиться от меня.

Я все равно хочу домой.

Я едва приехала, едва успела увидеть, но так безумно хочу домой. Я не выдержу.

Это не моя жизнь.

Но я сидела, наблюдая, как Ина достает пирог с капустой, отрезает нам. Пахнет сногсшибательно.

– А Хаген? – запоздало спохватилась я. – Он не пьет чай?

Ина скривилась.

– Лягушка никогда не сидит с нами.

Я хотела спросить почему, и что не так, но тут шаги в коридоре. Джара тоже услышала, повернула голову.

Скрипнула дверь.

– А, вот вы где!

На пороге стоял парень…

О-ооох! Это ведь он! Это ведь его я видела на станции. И сейчас он здесь, смотрит на меня… Признаться, мгновения хватило, чтобы потерять голову. Мне даже показалось – он пришел за мной. Глупо, конечно.

– Привет, Лан. Хочешь чаю? – предложила Джара.

– У меня есть предложение получше! – он покачал в руке небольшую корзинку, потом подошел, поставил на стол. – Приготовишь?

Джара заглянула, довольно потерла руки.

– Какой красавчик!

– Я знала, что ты меня любишь! – Лан приобнял ее за талию и Джара шутливо стукнула его по руке. Ткнула в корзину.

– Он красавчик! Не ты!

В корзинке лежал, слабо трепыхаясь, здоровенный морской угорь.

– А я? – весело ухмыльнулся Лан. – Кстати, к нему бы еще хорошего вина,

– Ха! Вина ему! – Джара вытащила угря из корзины, с интересом разглядывая. – Вино будешь пить дома, с папочкой. Самогонку доставай, будем отмечать приезд Соле.

– Соле? – Лан повернулся ко мне, посмотрел так, что замерло сердце, улыбнулся мне. – Рад знакомству. Ты же с нами? Отмечать я всегда готов!