Дети Мертвого Леса

– Сколько тебе лет? – спрашивает Хёд.

– Двенадцать! Я уже взрослый! – горячо и уверено говорит Тьяден.

В двенадцать Хёд сам уже сражался, в четырнадцать – командовал людьми… Но Тьяден… По тому, с каким азартом он обещает убить, сразу ясно, что убивать ему никогда не доводилось.

– Ты умеешь драться? – спрашивает Хёд. – Владеешь оружием?

– Умею! – говорит Тьяден. – Мой отец учил меня. Он был лучшим воином из всех, кого я знал!

Мальчишка.

– Он погиб?

– Да. Хёнрир убил его.

Погиб в битве за Фесгард?

– Хёнрир? Лично?

– Да, сам, – упрямо говорит Тьяден, и вдруг такая неподдельная ярость в голосе. – Хёнрир заставил моего отца сдаться, пытал, а потом убил.

Какого хрена?

– Он был комендантом Фесгарда, – говорит Шельда.

Нораг? Нораг был его отцом? Их отцом?

Стоит усилий сохранить невозмутимое лицо.

В голосе Шельды ясно слышен вызов.

Она что-то знает? Знает кто он?

Но кто тогда она сама?

У Норага был сын, но дочери не было. Зато была жена. Двадцать лет назад Нораг приехал в Фесгард с женой и до взятия крепости она…

– А ваша мать? – спрашивает Хёд осторожно.

– У нас нет матери, – говорит Тьяден. – Мы с отцом жили… втроем.

Шельда.

Молодой голос, нежные руки, легкие движения. Сколько же ей? Дочь? Любовница? Норагу было столько, что и внучкой могла бы быть.

– Что-то не так? – говорит Шельда.

– А тебе, Шельда, сколько лет? – спрашивает он.

– Двадцать один, – говорит она.

Не сходится. Что-то отчаянно не сходится… если он только сам не сходит с ума.

– И вы были в Фесгарде вместе с отцом? – говорит Хёд.

– Да, – говорит Шельда. – Мы были с ним.

– И вы остались живы в городе, захваченном тварями?

– Да, – говорит Шельда. – Мы спрятались. Тебя это удивляет?

Безумие…

Или все куда сложнее.

– Пожалуй, удивляет, – говорит Хёд. – Как твари могли не найти вас?

– Нужно уметь прятаться, – говорит Шельда. – В Фесгарде глубокие подземелья.

Хёд качает головой.

Ни одно подземелье не спрячет от тварей.

– Хёнрир обманул моего отца! – говорит Тьяден. – Он обещал, что если город сдадут и ворота откроют, то сохранит людям жизнь! Но он выпустил тварей и залил город кровью.

– Твой отец хотел сдать город? – говорит Хёд.

Тьяден сопит, сердито и слегка обиженно. Знает, что не хотел. Знает, что Нораг готов был умереть, но не сдаться.

– Магистрат открыл ворота и сдал город, – говорит он. – Сделали все, как требовали эти твари! Что еще было нужно?! Хёнрир обманул, поступил подло. Он ответит!

Ответит… Так наивно, что почти смешно.

– Магистрат? – говорит Хёд. – Разве Хёнрир договаривался о сдаче города с магистратом?

– А разве это имеет значение? – говорит Шельда. – Город сдан. Что за игры, в которых любой шаг можно представить так, как удобно? Погибли люди. Весь город был залит кровью. Твари рвали людей на части… женщин, детей… В городе, который открыл ворота и так надеялся на мир, на жизнь… Там такое творилось… чудовищно. Улицы, заваленные разорванными, обглоданными телами… Никто не мог спрятаться от них.

– Никто не мог? – говорит Хёд. – Но вы же спрятались?

Шельда молчит.

Слышно, как Тьяден сердито бросает ложку в тарелку, отодвигает.

– Я хотел драться! – горячо говорит он. – Я не хотел прятаться! Я хотел выйти и драться с ними! Я уже мужчина!

– И первая же тварь отгрызла бы тебе голову, – говорит Хёд. – Кому бы ты тогда отомстил?

Месть – отличная штука. Иногда это единственное, что помогает не опустить руки.