Дети Мертвого Леса

– Если ты умеешь прятаться, Шельда, – говорит Хёд, – если в Фесгарде глубокие подземелья, то почему тогда ты не увела этих людей, детей, женщин, с собой? Ты жива, а они умерли.

Слышно, как Шельда встает.

– Какое право ты имеешь обвинять меня? – говорит она. Холодная сталь в голосе. И ненависть, которая пытается найти выход.

– Разве я обвиняю? – говорит Хёд. – Я просто спросил, как это вышло. Но, полагаю, что и сам знаю ответ. Нельзя спасти всех. Кого-то все равно придется принести в жертву. Чужого. Чтобы спасти своих. Вы могли спрятаться вдвоем. Но если бы повели за собой десятки, сотни людей – вас бы нашли, и шансов спрятаться уже не было бы. Всегда приходится делать выбор. Ты поступила разумно, так, как было выгодно.

«Амулеты Йорлинга»… она не может не знать. Та сила, с которой Хёд столкнулся в Фесгарде – слишком велика. И то, с чем он столкнулся после…

Нораг умер, не желая говорить, где Шельда. А теперь вот она – сама нашла его. Надо только понять.

– Ты ничего не знаешь обо мне, – голос Шельды напряженно звенит.

– А ты? Что ты знаешь обо мне, Шельда?

– Шельда, ты дома?! – вдруг доносится с улицы, и стук в дверь. Мужской голос, сильный, требовательный, впрочем, без угрозы, скорее… по-соседски.

И, не дожидаясь приглашения, он открывает дверь.

* * *

– Доброго вечера, Шельда! Решил заглянуть, меду тебе принес… хороший мед, жена передать велела, очень ты ей помогла, да…

Гость неуверенно мнется у порога, что-то смущает.

– Заходи, – говорит Шельда. – Я как раз пирог испекла, с капустой… садись, поужинай с нами. Как Нита себя чувствует?

– Хорошо! – говорит гость. – Вот прямо сразу полегчало ей, после тех травок, что ты дала. Встает уже! А то ведь совсем было слегла… Так что мы очень благодарны тебе. Да… А это ведь… Шельда… говорят, раненый твой очнулся?

На Хёда он посмотреть пришел, а вовсе не с благодарностью и не с медом.... Хотя, одно другому не мешает.

– Очнулся, – говорит Шельда. – Вон он лежит, хочешь, иди, посмотрит на него.

Шаги. Тяжелые, сапоги подбиты железом… Гость подходит, останавливается рядом. Потом берет табуретку, кружку, стоящую на ней, ставит на пол рядом, а сам садится.

– Вот, значит… очнулся… – задумчиво говорит он. – Что же случилось с тобой, парень?

От него пахнет потом и сосновой стружкой, смолой и немного дымом.

Хёд сидит, опираясь спиной о стену. К вечеру стало немного легче, по крайней мере, кашель больше не наваливается при каждом неверном движении, свободней дышать.

– Не знаю, – говорит Хёд. – Я ничего не помню.

– Совсем ничего? – удивляется гость. – Да как же так? – он скребет… бороду? Задумчиво. – Впрочем, я-то думал, ты вообще не жилец. А ты очнулся. Никто уже не верил.

– Три месяца? – говорит Хёд.

– Да уж побольше трех, весна на носу. Как зовут-то тебя, помнишь?

– Нет, – Хёд качает головой. – Шельда называет меня Хёд, пусть так.

– Пусть… – соглашается гость. – Я Орфост. Старейшина здесь. Это моя деревня и мой дом, тут дочь моя жила с зятем, но после Фесгарда они ушли… решили, что слишком опасно, а мы с женой остались.

Хёд кивает. Понятно. Значит, Орфост здесь – власть.

– А ты правда совсем слепой, парень? Не видишь меня?

– Правда, – говорит Хёд. – Ничего не вижу.

– И ходить ты не можешь?

– Не могу, – говорит Хёд.

– Слепой и безногий, – Орфост усмехается. – Шельда, и что ты теперь с ним делать будешь?

– Там будет видно, – говорит она. – Хёд хочет уйти.

– Уйти? – искренне удивляется Орфост. – Куда же он может уйти?

– Домой, – говорит Шельда.

– Домой? И где же твой дом, парень?

– Не знаю, – говорит Хёд. – Там разберусь. Для начала, надо встать.

Орфост хмыкает, потом тихо, с затаенной издевкой, смеется.

– Что ж, – говорит он, – понимаю. Но уйти ты не сможешь.

Говорит так, словно не «ты не сможешь», а «я не позволю тебе уйти».

– Хочешь скормить меня тварям? – говорит Хёд.

– Что? – Орфост удивлен. Табуретка скрипит под ним, он оборачивается на Шельду. Потом поднимается, подходит к Хёду ближе, наклоняется над ним.

– Скормишь меня тварям? – говорит Хёд. – Скоро весна, придут твари, и лучше отдать им чужого, чем своего. Разве не так?

Тяжелое сопение Орфоста совсем рядом, он наклоняется.

– Для человека, который не помнит своего имени, ты интересно рассуждаешь.

– Я не прав? – говорит Хёд.

Он отлично знает, что жители деревень, рядом с Лесом, часто пытаются задобрить тварей, выставив им одну-две жертвы на откуп. Не всегда помогает, но люди верят. Людям кажется, так они могут отвести беду от себя… Да и Лес… Лес куда больше и его влияние куда сильнее. Лес подчиняет себе даже тех, кто живет в дне пути от его границ. Достает, опутывает, лишает воли. Люди не могут сопротивляться, защиты нет.

– Ты не сможешь уйти, – говорит Орфост.

Спорить с этим – смешно. Хёд только пожимает плечами.