Не школьный роман

– Вер, а Вер, – решилась я задать вопрос, который давно мучил меня. – А как так все-таки получилось, что Анькин костный мозг идеально подошел Асе?

– Ну, бывает такое, – не сразу отозвалась подруга. – А если вспомнить, что Анькин отец был главврачом госпиталя, где Олькина мама работала санитаркой, то все чудеса вполне объясняются.

– То есть получается, что Анька и Олька – родные сестры?

– Сиблинги, – непонятно ответила подружка.

– Кто? Прости, я не расслышала.

– Дети, у которых общим является только один родитель, – пояснила она мне.

– Аааа-а-а… – задумчиво протянула я, запоминая новое слово, – понятно.

– Спи, – недовольно пробормотала она, – не будем ворошить семейные тайны.

Тут я вдруг осознала, что Анька теперь является членом большого грузинского семейного клана. А значит, Верка, Олька, Анька и Ася – кровными родственницами… О боже! А обсуждение родственников, как известно, является табу для друзей. Я посчитала лучше не развивать эту тему и крепко уснула.

Наутро мы встали поздно, долго потягивались, неспешно одевались, бестолково слонялись по огромной даче, болтали о том о сем. В итоге в середине дня сползлись все впятером за старый круглый стол и сели доедать вчерашние салаты и прочие вкусности. Вспоминали минувшие дни, похохатывая над общими знакомыми.

Верка принесла альбом со старыми фотками и по ходу рассказала, что наша общая детская фотография висит у нее над кроватью со дня приезда в Израиль.

– Вера, – спросила вдруг Олька, – а ты ведь говорила, что у вас были ограничения по багажу, и вы взяли все только самое необходимое…

– Ну да, правильно!

– Значит, эта фотка с нами… – Олька сглотнула, – была в числе самого необходимого?

– Ну конечно же! – улыбнулась подруга.

У меня в глазах защипало…

К счастью, Анька опять стала вспоминать, что мы на той фотке все в болячках от ветрянки, которую подцепили вместе в лагере, и «бритые как ежики».

И я мысленно вернулась в то приснопамятное лето, когда мы смогли уговорить родителей взять нам путевки в одну смену.

Эта смена была воистину эпичной. Во-первых, автобус привез нас в абсолютно раздолбанный лагерь, с бараками вместо корпусов и драными матрасами. Во-вторых, через пару дней после приезда, когда мы уже поспали на этих матрасах, я внезапно обнаружила на голове проворных легконогих кровососущих тварей.

– Блин, кто это?! – с ужасом заорала я во время тихого часа.

Мои подруги, абсолютно не ожидавшие от меня, мирно читавшей толстую книгу, таких диких криков, перепуганно уставились на книжный лист. Я провела рукой по своим курчавым волосам, и оттуда на форзац фолианта вывалилось еще одно толстое блестящее насекомое.

Я в шоке, не помня себя, заорала опять.

– Катюша, не бойся! – ласково проговорила Олька, – это просто вошки.

– КАКИЕ ЕЩЕ ВОООШКИ? – испугалась я до жути.

– Педикулез, – авторитетно заявила серьезная Верка. – Надо в медпункт идти.

Мы всей командой двинули в медпункт.

Там меня долго обрабатывали дегтярным мылом и чемеричной водой. К счастью, никто из моих соседей по отряду не успел посмеяться над «вшивой Катькой», потому что медперсонал лагеря устроил проверку, и вошек нашли у каждого второго. Наш отряд закрыли на карантин.

Два следующих дня прошли весело: нас вычесывали частыми гребешками и кипятили все личные вещи.

В конце первой недели пребывания я потихоньку спросила у многоопытной Верки, может ли на педикулез или там дегтярное мыло быть аллергия, и показала свои расчесанные волдыри.

Подруга авторитетно пояснила, что аллергия, конечно же, может быть, но мои волдыри, как ей кажется, имеют другую природу. Тем временем с таким же блямбами к ней стали подходить наши остальные товарищи по несчастью. К вечеру мы все со страшной силой чесались, и у многих поднялась температура. Это была ветрянка.

Таким образом, весь корпус отряда превратился в лазарет. Нас уложили в кровати и не выпускали гулять. Настало время офигительных историй про «черную руку», «зеленые пальцы» и «удушающую простыню» – время моего триумфа. Послушать страшные истории в моем исполнении приходили даже вожатые. Анька развлекала нас песнями про шута, дельфиненка и погибшего мальчика.

Помните эти до боли знакомые строчки:

«Звени, бубенчик мой, звени,

Гитара, пой шута напевы.

Я расскажу вам быль одну,

Как шут влюблен был в королеву…»

Или эти:

«В океане средь лазурных волн,

Где дельфины нежатся с пеленок,

Как-то раз попал под рыбацкий борт

Маленький красивый дельфиненок».

Причем Анькины родители, которые примчались из города в первый же день, когда стало известно о ЧП, пытались забрать ее домой, но она стояла насмерть и не хотела уезжать в комфорт родного дома.

В итоге они каждый день возили нам фрукты и вкусняшки, что сильно скрасило пребывание бедолаг в четырех стенах в разгар чудесной летней погоды.

В общем, это были замечательные каникулы. В конце смены, когда нас наконец-то стали выпускать в лагерь, мы пришли на последнюю дискотеку. Но там нас ждал сюрприз.

Деревенские ребята, напуганные карантином, принесли огнетушители и стали распылять их прямо на наши нарядные одежки.

Началась паника, свет в зале погас, все принялись кричать, и вот на фоне этого бардака прибежала директор лагеря с криками: «Прекратить безобразие!» На голове у нее была полиэтиленовая шапочка с керосиновым компрессом.

Королевская ночь удалась на славу! Все парадные вещи не подлежали восстановлению…

В разгар воспоминаний у меня зазвонил мобильник, я вышла на улицу, чтобы не мешать хохочущим сорокалетним девчонкам, разгоряченным воспоминаниями.

– Екатерина Борисовна, – произнес серьезный голос редактора какого-то образовательного журнала, – мы хотели бы заказать вам статью о хоумскулерах.

– О хоумскулерах? – машинально переспросила я, глядя в окно на своих перебивающих друг друга школьных подружек.