Дарю тебе небо – Любовь Ласточки

– Ага, я сейчас! – быстро проговорила Лада, очевидно, пропустив мимо ушей последние назидания сестры. На её лице появилась милая, застенчивая улыбка, природное очарование которой на данный момент безжалостно перечёркивал вычурный макияж.

– Маленькая ты у меня ещё, – вздохнула Лида, глядя, как босые пятки сестры засверкали по полу по направлению к двери. – И как, интересно, ты намерена осуществить свою по-настоящему взрослую и поистине грандиозную задумку?

Она перевела взгляд на свою новую двуспальную кровать, купленную специально ко дню свадьбы, по пушистому покрывалу которой были рассыпаны бесчисленные глиняные пионы, и тихо, но твёрдо добавила:

– Ну ничего. Я тебе помогу. Хотя бы ради светлой памяти Стаса. Не сомневаюсь: он бы нас с тобой одобрил и безоговорочно поддержал. В конце концов, ведь речь идёт о его братишке, а для Стаса всё, что касается Влада, – это святое.

Она снова тяжело вздохнула и мысленно заключила:

«Эх, и везёт же тебе, сестрёнка! У тебя всё только начинается. Какое же это замечательное время, когда можно биться за своё счастье, вгрызаться в него всеми зубами, впиваться всеми ногтями и вытаскивать у судьбы. А вот к моему счастью обратной дороги уже не будет».

Лида села на пол и, пока Лада не вернулась из ванной, воспользовалась этой благостной передышкой, чтобы беззвучно, но от души поплакать.

Глава 17

После того как сёстры закончили с Ладиным макияжем, Лида, сославшись на усталость и недомогание, осталась в комнате, а Лада убежала на кухню. Она надела фартук, повязала на голову косынку и, напевая себе под нос фрагменты недавно прослушанной в комнате Лиды арии Дон Жуана, достала из морозилки курицу для бульона и принялась её чистить.

Она была безмерно благодарна сестре за то, что та, несмотря на своё по-настоящему страшное горе, проявила исключительное понимание и тактичность в отношении Ладиной сердечной склонности. Впрочем, в этом была вся Лида – как бы больно ни было ей самой и как бы это ни отражалось на её отношении к другим людям (вот и Влада Лида обвиняла в случившемся, причём действительно имела для этого веские основания), она всегда умела справиться со своими эмоциями и не дать им взять верх над подлинными человеческими ценностями и тем, что по-настоящему справедливо.

Кроме того, Лада отчётливо понимала, что только Лиде могла доверить свой секрет без всякой боязни, что её наградят сочувственным взглядом, а то и выскажут открыто демонстрирующее полное моральное невежество и недалёкость своего изъявителя умозаключение, что, мол, негоже «молодой и здоровой девушке» связывать свою судьбу с «инвалидом». Лада почему-то не сомневалась, что любой другой недочеловек непременно брякнул бы ей подобную гадость. Даже мать Влада сначала недвусмысленно намекнула на это – правда, лишь потому, что хотела уберечь сына от жестокого разочарования и неизбежно связанной с ним душевной травмы. Однако же не факт, что у всякого, кто, не задумываясь, объявил бы Влада «калекой», могли бы быть к этому столь же искренние побуждения таким образом его защитить. Лиде же, несмотря на всю её вполне объяснимую неприязнь к Владу, достало деликатности вообще не затронуть этот щекотливый вопрос: сестра ограничилась лишь указанием на разницу в возрасте между Ладой и её избранником, ни единым словом не выдав унизительной для Лады и Влада жалости и сочувствия. Лада знала, что так и будет, поэтому без опаски могла доверить сестре свою сердечную тайну.

Продолжая увлечённо напевать понравившуюся арию, девушка как следует промыла очищенную курицу, положила её в большую эмалированную кастрюлю, залила водой и поставила варить.

Покончив с предварительными приготовлениями, Лада уселась за стол в ожидании, когда вода в бульоне забулькает и можно будет снимать первую пену, и, устало облокотившись на спинку стула, задумалась. Лечащий врач Влада ещё в первое её посещение, когда она справлялась о его здоровье, была не на шутку встревожена его психологическим состоянием. Она сказала, что пациент упорно отказывается принимать пищу, и, если так пойдёт дальше, процесс его выздоровления существенно затянется. Врач намекнула, что организм Влада может перестроиться до такой степени, что начнётся процесс отторжения любой пищи, и тогда придётся перейти на искусственное питание парентеральным способом. Всё это в конечном счёте грозит осложнить восстановление пострадавшего в результате травм организма настолько, что Влад, окончательно ослабнув, не сможет вставать с постели, что неизбежно приведёт к атрофии мышц и, как следствие, начнут появляться пролежни. Не говоря уже о необратимых изменениях в центральной и периферической нервной системе, что может закончиться полной потерей трудоспособности и в итоге инвалидностью.

Услышав всё это, Лада встревожилась не на шутку, но всё же не решилась сказать об этом матери Влада, чтобы раньше времени не причинять и без того убитой горем женщине лишних беспокойств, которые, как искренне верила девушка, вполне могли оказаться беспочвенными.

Как медик, Лада знала, что лучшим средством для наиболее быстрого и верного восстановления сил является свежесваренный куриный бульон с кусочками белого мяса. И теперь она как раз и занималась тем, чтобы обеспечить для Влада такое питание. Она понимала, что Влад, скорее всего, откажется от её скромного, но в данных обстоятельствах исключительно полезного приношения, и придумала на этот случай одну маленькую хитрость, которая, как она надеялась, должна была непременно убедить Влада попробовать сваренное специально для него лакомство.

Когда бульон подоспел, Лада сняла в последний раз накипь, вынула курицу с заранее счищенной кожей и аккуратно порезала белое волокнистое мясо грудки на мелкие кубики. Затем достала подготовленную заранее литровую стеклянную банку, скинула в неё ножом с разделочной доски нарезанное куриное мясо и налила до самого горлышка прозрачной посудины янтарного бульона.

Старательно навинтив крышку, девушка бережно завернула банку с бесценным содержимым в два скрещённых между собой бумажных листа, которые тут же немного пропитались куриным жиром, убрала всё это добро в целлофановый пакет, завернула, завязав сверху узел, и уложила в хозяйственную сумку.

Покончив с этим, Лада быстро помыла руки, скинула фартук и косынку, заново причесалась, накинула поверх сарафана строгую тёмно-синюю блузку, надела туфли, снова расчесала и уложила волосы, в последний раз придирчиво посмотрелась в зеркало и направилась в больницу.

Дверь в палату Влада была приоткрыта. Девушка осторожно распахнула её чуть пошире, с какой-то безотчётной тревогой пригляделась и прислушалась.

Влад, по-прежнему весь в бинтах и с приподнятой на вытяжке ногой, лежал на спине, безучастно устремив взгляд к потолку. Его глаза уже не были скрыты за внушавшими некий трепетный ужас хирургическими пластырями, но состояние Лады, мысленно приготовившейся увидеть на месте больших и лучистых серых глаз Влада всё что угодно, легче от этого не стало. Она тихонько приподнялась на цыпочки и постаралась сфокусировать взгляд на этих бесконечно милых и обаятельных, но беспощадно истерзанных глазах.

Склеры были все красные и заплывшие. Несмотря на то что Лада была готова к такому зрелищу, кровоподтёки на белках и, судя по всему, внутренние кровоизлияния в радужных оболочках обоих глаз её ужаснули. Но девушка постаралась взять себя в руки, подавить рвавшийся наружу крик отчаяния и сконцентрировать внимание на том, как отражается в покалеченных глазах паренька дневной свет, чтобы иметь возможность оценить, может ли он хоть что-то видеть.

Так ничего и не поняв, Лада обречённо вздохнула и, тихонько постучавшись, робко вошла в палату, держа в правой руке довольно тяжёлую хозяйственную сумку.

– Здорово, дружочек, – сказала она нарочито бодрым тоном и приветливо улыбнулась.

Влад не пошевелился – он продолжал всё так же отрешённо глядеть в потолок.

Лада осмотрелась вокруг и невольно удивилась сама на себя. Она до такой степени была поглощена этим бедным парнишкой, настолько беспокоилась о его состоянии, что только сейчас заметила его мать, примостившуюся на краешке низенького стула и склонившуюся к сыну.

– Ой, тёть Марин, здрасьте, – Лада растерянно заморгала. – Извините, я вас не заметила. Ну, как у вас дела?

– Да так. Потихонечку, – ответила Марина, взглянув на Влада с нежностью и одновременно – с плохо скрываемым беспокойством. – Слава недавно приходил – ушёл минут пятнадцать назад. И Стас обещал зайти сегодня. Ждём с минуты на минуту.

Лада от неожиданности вздрогнула. Растерянно открыла рот. Потом закрыла и изумлённо уставилась на Марину. Та ответила ей предостерегающим взглядом.

– А-а, – протянула Лада. – Ну да. Конечно.

Девушка подошла к столу с почерневшей и потёртой в нескольких местах полировкой, постелила на него бумажные салфетки и вытащила из сумки свой бесценный свёрток. Лада ловко развязала узелок, достала из пакета приятно согревающее пальцы содержимое, торопливо развернула бумагу и отвинтила крышку банки.

По палате мгновенно поплыл изумительный запах свежесваренной курятины.

– Вот, – сказала она, снова устремив встревоженный взгляд на Влада и стараясь разглядеть его глаза. – Тебе подарок. От Лиды. Самый вкусный на свете куриный бульон. Она сама его приготовила. Специально и исключительно для тебя.

Услышав имя Лиды, Влад чуть подался вперёд, но тут же занял прежнее положение и закрыл глаза.

– Вот что, – сказала Лада, аккуратно поправляя под головой Влада подушку и одновременно стараясь как-то усадить его на кушетке. – Давай-ка мы с тобой пообедаем.

Девушка зачерпнула заранее приготовленной ложкой немного наваристого янтарного бульона и небольшой кусочек мяса и поднесла ложку ко рту Влада.

Но тот, к несказанному огорчению Лады и неотрывно наблюдавшей за её бессмысленными манипуляциями Марины, даже не шелохнулся, не открыл глаз и не разомкнул губ. Влад просто повис на руках у оторопевшей Лады, словно безвольная тряпичная кукла.

Лада повернулись к Марине, и их взгляды встретились. Девушка и женщина смотрели друг на друга с нескрываемым ужасом и отчаянием.

– Сынок… – произнесла Марина, её голос заметно дрожал. – Ты полежи пока. Мы выйдем… ненадолго. Не скучай, мы скоро вернёмся.

Она неуверенно направилась к двери и взглядом поманила за собой Ладу. Та вернула Влада в прежнее положение, снова поправила ему подушку и, тихо вздохнув, последовала за ней.

– Тёть Марин, – тихо произнесла Лада, когда они оказались за дверью палаты. – Я, конечно, всё понимаю, но зачем вы солгали ему… Про Стаса?

– Ой, Ладусь, я в полном отчаянии! – Марина горько вздохнула. – Сегодня его лечащий врач мне сообщила, что Влад с самого первого дня своего пребывания здесь и до сих пор отказывается от еды. Если так пойдёт дальше, мы можем… потерять его. А я этого не переживу. Я уже лишилась одного сына и могу с уверенностью сказать – этой боли мне хватит на всю мою жизнь. А что касается Влада… Да ты и сама всё видишь.

– Да, – устало призналась Лада. – Я знала, что Влад ничего не ест. Мне сказала об этом его лечащий врач… несколько дней назад.

Она немного помолчала и тихо добавила извиняющимся тоном:

– Я видела, в каком вы находились состоянии, и решила вас не огорчать… раньше времени. Надеялась, что всё образуется.

Они прошли по коридору и присели на чёрный, обтянутый потрескавшейся кожей диван. Марина серьёзно и внимательно поглядела на Ладу и негромко спросила:

– Ты поэтому принесла ему куриный бульон, да? – женщина продолжала изучать взглядом миловидное лицо своей юной собеседницы с неброским макияжем. – Небось сама приготовила, а сказала на сестру.

Лада снова кивнула и пояснила:

– Это была моя небольшая уловка. Я надеялась, что так он хоть что-то поест.

– Вот видишь, ты тоже его обманула, – вздохнула Марина. – И, так же как и я, сделала это из лучших побуждений.

– Да, но сказать ему про Стаса… Что он сейчас придёт… Мне кажется, это уже слишком. И потом, вы же мне говорили, что Влад всё понял. Что сам сказал вам о том, что брата больше нет. Или я что-то не так поняла?