– Здра-авствуй, Оливия, – да, помимо умопомрачительной внешности, доктор имел манеру растягивать буквы и слова, отчего его речь казалась тягучей и медленной. – Дава-ай посмотрим, готова-а ли ты отпра-авиться домой?
Мужчина подмигнул мне и указал рукой на белые штаны и рубашку с эмблемой госпиталя. Интересно, для тех, у кого та-ако-ой живот, шьют специальную одежду? – Ра-ади тебя я сегодня на-адел лучший костюм.
Он неуклюже поклонился в шутовской манере, а затем посерьезнел. Наверное, у него ещё куча пациентов. Я приподняла рубашку и отвернулась. Хмыкнув, Вернео приложил к моей груди стетоскоп, и, дождавшись, когда он пропищит, опустил мою рубашку. Потом посветил фонариком в глаза, покачал головой и попросил дунуть в какую-то трубку.
– Придётся пройти в ма-анипуляционный блок. Не нра-авятся мне твои… – он, так и не договорив фразу, щелкнул пальцами и, сунул планшет подмышку. – Идём!
Я шла за Вернео по коридору, задумавшись о том, что он хотел сказать. Если что-то не так, значит, меня не выпустят из госпиталя, а я ведь так надеялась, что быстро покину это место. Мы свернули в один из коридоров, который вел в манипуляционный блок. Доктор нажал на панель в стене и дверь растворилась.
– Не бойся, мы всего лишь проверим некоторые пока-затели, – Вернео пропустил меня вперёд, шагнул следом, и дверь за нами тут же испарилась. – Тебе придётся снять одежду, вот возьми стерильную руба-ашку.
Доктор отвернулся, позволив мне переодеться, и я облачилась в этот странный наряд из двух кусков ткани, скреплённых на плечах и талии завязками. Голые плечи, голые ноги, разрезы до талии – вот уж где можно смело сказать, что я совершенно не одета. Впрочем, Вернео мой вид совершенно не смущал.
Он уложил меня на стол, окруженный прозрачной пластиковой трубой, прикрепил датчики к груди, запястьям и голени. Я сглотнула подступающий комок в горле и испуганно смотрела, как доктор надевает на меня шлем с торчащими из него проводами. Чёрт! Раньше он со мной не проводил подобных процедур.
– Это всего лишь магнитно-резона-ансный томогра-аф, он проска-анирует твоё тело на на-аличие или отсутствие повреждений внутренних тка-аней. Ра-ассла-абься и отдыха-ай, больно не будет, – и этот садист нажал на какие-то кнопки. Капсула захлопнулась и зажужжала, а я едва сдержалась, чтобы не закричать.
Тело онемело от лежания в одной и той же позе, а жужжание и щелчки, издаваемые аппаратом, не позволяли расслабиться. К счастью, доктор не обманул, боли не было, только от волновых колебаний по телу пробегали мурашки, но это не так страшно, если сравнивать с дезинфицирующим душем, поэтому я терпела.
Крышка капсулы распахнулась, и на меня уставились холодные глаза доктора. Что-то было в его взгляде, отчего хотелось сбежать куда угодно. Вернео отсоединил провода, взял для анализа кровь, сделал пометки в планшете и, наконец, разрешил мне одеться.
В коридор мы вышли вместе, но стоило мне задуматься, как доктор Вернео внезапно исчез. Я даже не сообразила, в какой момент он ушёл. Не успела я сделать несколько шагов, как услышала голос Эдны Уайт.
– Необходимо прекратить поставки ЭнМиЭС! Вы должны понимать, чем грозит обнаружение нелицензированного товара на территории госпиталя! – в ответ ей раздалось невнятное бормотание. – Канцлер может и не заметит, но что будет, если кто-то из Комитета сюда сунется?!
Попадаться ей на глаза не хотелось, но пройти в общий блок можно было только минуя комнату персонала. Я уже развернулась и собралась идти обратно, как вдруг на мое плечо опустилась чья-то рука.
– Оливия! – я подпрыгнула от голоса Хейзел, хорошо, что она видела, как меня уводил доктор Вернео. Лучше ей не знать, что я услышала кое-что, чего не должна была. – Ты в порядке?
– Эм… н-да… спасибо, – я потихоньку продвигалась в сторону палаты, которая вдруг оказалась моей единственной защитой. Кто бы мог подумать?
– Тебе что-то нужно? Ты ведь шла к стойке регистрации, верно? – Хейзел обняла меня за талию и помогла идти.
– Я? А… ну да… ко мне заходил доктор, но я не спросила, когда меня выпишут, – белые стены бесконечного коридора сжимались, мне стало тяжело дышать. Да что же это такое?
– Отец заберёт тебя в час дня. Так что, мы уже можем попрощаться, – она улыбнулась и погладила меня по плечу. – В этот раз ты у нас не задержалась надолго.
– Точно, и это здорово, – дышать было тяжело, воздух казался обжигающим, словно я снова оказалась в капсуле дезинфекции. – Я полежу немного…
– Ну конечно! Ты уверена, что всё хорошо? – Хейзел обеспокоенно заглянула в мои глаза, но я и сама знала, что новый приступ почти начался. В этот раз передышка была слишком уж короткой.
Ни к чему сиделке видеть, как я буду метаться по полу от боли, или, как раздирать грудь, опоясанную жутким уродливым шрамом. Это только моё. Личное. Возможно, Вернео прав, и это – побочные явления моей травмы, о которой я совсем ничего не знала. Но сегодня я старалась не напрягаться, не пыталась что-либо вспомнить. Вот только тело уже затряслось в ознобе.
Мне запретили думать о прошлом, запретили волноваться и заниматься физическими упражнениями, ведь всё это провоцировало приступы удушья. Но я не могла не думать. Я пыталась найти себя… ту, которой была, или ту, кем стала. Я запутывалась всё сильнее. Кто я? Сотни раз я задавала этот вопрос сама себе, но так и не нашла ответов.
Я взглянула, надеюсь, в последний раз на палату. Конечно, в этот раз я пробыла здесь всего пару дней, но воспоминания о первых месяцах после обнуления были ещё свежи. Эти стерильные стены давили на нервы, меня тошнило от белоснежного пластика и запаха антисептиков, смущенных улыбок медсестёр и взглядов пациентов, не сулящих ничего хорошего.
Часы над окошком приёмного отделения показывали без четверти два. Мистер Мастерсон опаздывал на сорок пять минут. И где он? Неужели забыл про меня? Я ходила из угла в угол по просторному вестибюлю, не забывая выглядывать каждые две минуты в коридор.
Когда моё терпение было на исходе, а ковровое покрытие на полу было истоптано чуть ли не до дыр, двери госпиталя отворились. Молодой мужчина в белоснежной военной форме подошёл к окну приёмного отделения и заговорил с дежурной сиделкой. Она нахмурилась и кивнула в мою сторону, одновременно делая запись в регистрационном планшете.
Я застыла, наблюдая за тем, как красивый мужчина шагает в мою сторону. Выглядел он впечатляюще. Прямые черные волосы почти доходили до плеч и были гладко зачесаны назад, но одна непослушная прядка выбилась и топорщилась, грозя вырваться из-за уха. Из-за смуглой кожи, белый китель смотрелся на нём сногсшибательно.
Вот только, пока он шёл, я разглядела кое-что: когда он окинул меня взглядом с головы до ног, особенно задержавшись на лице, его рот скривился от отвращения. Каре-зелёные глаза стали тёмными, почти непроницаемыми. Они смотрели надменно, а упрямо сжатые тонкие губы выражали презрение.
– Оливия Мастерсон, меня прислал ваш отец. Следуйте за мной, – мужчина повернулся и зашагал к выходу, даже не потрудившись удостовериться, что я следую за ним.
– Кто дал тебе право командовать? – меня задел его властный тон, и стало обидно от того, как он на меня смотрел.
– Что вы сказали? – спросил мужчина, замерев на месте. Угроза, прозвучавшая в его голосе, словно пощечина, взбесила меня ещё больше.
– Я спросила, кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать?! Если ты – посыльный отца, будь любезен, объясни, что происходит? И где мистер Мастерсон?!
Он еле сдерживался, чтобы не ударить меня. Это было видно по тому, как на квадратной челюсти заходили желваки, а ноздри раздулись от ярости. Вся красота разом исчезла, и по спине у меня прошёл холодок. Крепко сжав кулаки, так, что побелели костяшки пальцев, незнакомец сделал несколько шагов и почти вплотную подошёл ко мне.
Я считала себя достаточно высокой, даже отец был одного роста со мной, но мужчина оказался выше меня. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его глаза, в которых плескалось бешенство. Я даже дышать перестала, но не могла отвести взгляд от этих глаз, которые от злости приобрели тёмно-коричневый оттенок.
– Меня. Прислал. Ваш. Отец. Следуйте за мной. И я. Не. Посыльный, – он прорычал эти слова сквозь плотно сжатые зубы, делая паузы после каждого слова, с трудом сдерживаясь. Видимо, он ожидал, что я тут же побегу за ним, потупив глазки, – как бы ни так!
Задрав подбородок так, что заломило шею, я твердым шагом, не глядя на него, прошла к выходу. Мужчина открыл для меня дверь, вряд ли из вежливости, скорее, чтобы точно не убежала. Его руки, державшие дверь, были сильными и мускулистыми, с длинными тонкими пальцами, на фалангах которых росли короткие жёсткие волоски.
Меня передёрнуло, когда я зачем-то представила, как эти пальцы сжимают мою шею. Видимо то, что я снова попала в госпиталь, оживило воспоминания о душившем меня фанатике. А я только несколько дней назад перестала шарахаться от охранников и приходящих к канцлеру мужчин.
Выйдя из кондиционированного помещения на улицу, я внезапно ощутила приступ удушья. Не в состоянии сделать вдох, схватила себя за грудь и начала скрести место прямо над шрамом, опоясывающим моё тело. В тщетной попытке остановить приступ, я начала оседать на землю.
Перед глазами пылали красные и оранжевые вспышки, я почти упала, но меня резко подхватила сильная мужская рука, рывком поднявшая на ноги. Этот идиот ещё и руку мне решил сломать? Чудненько! Яркая вспышка ослепила меня и я окончательно потеряла ускользающее сознание…
Глава 3
Очнувшись, я попыталась судорожно втянуть воздух и, когда поняла, что могу дышать, расслабившись, откинулась на подушках. Я жива и могу дышать, всё остальное не имеет значения. Только я начала блаженно сопеть, утопая в мягчайших перинах, как грубый мужской голос нарушил очарование дремоты:
– Ритм выровнялся, но что, если она снова отключится? Её органы ещё не адаптировались к фильтрации? – это мистер Мастерсон, голос канцлера я не смогу забыть, даже если захочу.
– Она провела-а слишком много времени вне Фильтра-а, боюсь, девочка-а никогда-а полностью не восста-ановится, – этот протяжный носовой выговор принадлежал доктору Вернео.
– Но ведь она дышит оставшимися тремя легкими, так? Они качают кислород в нужном количестве, если она в помещении. Держать её всегда в здании? Это поможет? – снова отец. – Если Оливия будет сидеть дома, мы не сможем подтвердить теорию адаптации. Какой тут результат, если она будет падать без сознания каждый раз, как только попадает в открытые условия Фильтра?!
Нет, с этим человеком определённо что-то не так! Его дочь лежит тут почти бездыханная, с не пойми каким диагнозом, а его беспокоит результат. Кстати, какой ещё результат? Теория адаптации? И что значит «вне Фильтра»?!
– Она-а единственна-ая выживша-ая из детей Ириса-а первого эксперимента-ального потока-а! Девочка-а уника-альна-а! Мы не можем потерять её! – какой же он противный, этот гнусавый старикашка!
Я-то надеялась, что выберусь из дома канцлера и смогу делать то, что мне захочется. Да, пару раз мне удалось обхитрить охрану, но теперь вряд ли получится. Если уж сам доктор Вернео посоветует запереть меня, отец навяжет мне ещё больше охранников. Жаль. Уже не получится пошарить в бумагах канцлера.
– Продолжим разговор в кабинете, Джозеф, она может очнуться в любой момент, – хорош же любящий папочка, ничего не скажешь. Вот так и чувствую, что за здоровье моё беспокоится.
– Ну конечно, господин ка-анцлер.
Тут же послышался звук удаляющихся шагов, дверь закрылась с тихим щелчком, и я поняла, что теперь под арестом. Меня ведь никогда не выпустят из роскошного особняка, так и буду тут торчать, пока не состарюсь. И что делать дальше?