Я однажды приду… Часть III

Глеб долго молчал, прежде чем ответить, гладил меня по спине, обнимал, даже вздохнул пару раз.

– Я не смогу без тебя жить, без твоих глаз, твоих губ, твоего тела, твоего характера, сердца. Я слушал Нору и думал о тебе. Когда-то ты сказала, что короткая человеческая жизнь заставляет ценить каждую минуту, каждый миг этой жизни… и я решил ценить.

Уложил меня рядом с собой и стал целовать моё тело, не пропуская ни одного сантиметра, и от этих нежных касаний моя кожа оживала, не вздрагивала, а как та роза расцветала. Невероятное ощущение отдельного существования собственного тела, мозг отключился, осталось только чувство неги и счастья. Блаженство наполняло моё тело, казалось, в каждой клеточке в месте поцелуя рождался маленький вихрь, и энергия волной расходилась по всей коже, уходила внутрь, добиралась до самых глубин, встречалась с другими волнами от следующих поцелуев и так бесконечно, вихрь за вихрем.

Наверное, я уже превратилась в нейтрино и сейчас летаю где-то в космосе, абсолютное ощущение отсутствия тела, полная невесомость. И в этой невесомости прозвучал тихий голос:

– Любимая моя, Катенька, невероятное моё счастье.

Я вздохнула, и воздух образовал легкие, потом постепенно проявилось всё тело, очень лёгкое, почти воздушное, но уже настоящее, с руками и ногами. Пошевелила пальцами, действуют, потом открыла глаза и увидела синие улыбающиеся озера.

– Я жива?

Глеб улыбнулся счастливо, нежно поцеловал, чувствую поцелуй, значит, жива. Оказалось, что он обнимает меня, обхватив всю, закрыв меня всем своим гигантским телом, как бы обволакивал собой. Я опять вздохнула, поудобнее устроилась и уснула.

Проснулась от голода, есть хотелось ужасно. Глеб продолжал меня обнимать, мягко поглаживая по спине.

– Ты так и лежал всё время, пока я спала?

– Пользовался моментом и смотрел на тебя.

– Ужас, я совсем страшная, да?

– Ты очень красивая во сне, такая спокойная. Я любовался тобой.

– Если меня не накормить, срочно, очень срочно, то я буду уже не такая красивая.

– Значит, будем кормить.

Но срочно кормить меня не получилось. В бассейн Глеб меня не пустил, отнёс в ванную, где сам помыл, чуть не утопив от старательности, поцелуев и ласки. Потом я долго решала, что мне надеть, а Глеб только кривил губы и делал лицо, не одобряя мой выбор, ему что – он свои джинсы и футболку надел мгновенно – пока я не выдержала и не спросила, что же он хочет видеть на мне. А он протянул мне розовое безобразие!

– Глеб, я же в этом не могу пойти в столовую, там мы будем не одни, это совсем неприлично, в этом я голая!

– Для этого и куплено.

Логика совершенно мужская, поэтому непробиваемая, бороться оказалось невозможно, султан какой-то. Я гордо напялила это …это… на себя и заявила, что если в этом меня кто-нибудь увидит, то я запрусь в комнате, и больше никто ко мне не войдёт, он в том числе. Глеб кивнул, достал пульт и нажал кнопку.

– Теперь точно никто не войдёт.

Ах, так, я надулась и прошествовала к кровати, но улечься не успела, Глеб со смехом подхватил меня на руки.

– В столовой никого не будет.

Я сидела на его коленях и поедала всё подряд. В столовой действительно никого не было, когда мы пришли, еда уже стояла на столе, а остальных обитателей дома Глеб видимо просто разогнал различными поручениями или дал выходной. Придвигая к себе очередную тарелку с едой, я спросила:

– А как это получилось, что еда уже на столе, а я даже слово сезам не сказала?

– На этом маленьком аппаратике много кнопок.

Космос в кармане, молодец Андрюша, всем обеспечивает командора, даже тем, чего ещё в мире не существует. Глеб поглаживал меня по разным частям тела, я дергалась, пиналась, роняла вилки, даже чуть чашку с чаем не уронила, ему самому пришлось её ловить.

– Глеб, держи руки под контролем, вот подавлюсь, придётся Самуила вызывать, очередной раз меня спасать.

Шутливая угроза возымела неожиданное действие: Глеб мгновенно пересадил меня на стул и отошёл от стола, даже побледнел. Ясно как можно организовать спокойное поедание – только шантажом.

Лучше бы я этого не говорила, Глеб сразу решил меня беречь. Он отнёс меня в комнату, уложил на кровать, чмокнул в нос и заявил:

– Отдыхай, тебе нужно много отдыхать, сейчас ночь…

– Время любви.

Он стоял у кровати и явно боролся с собой. Эта борьба вихрем пронеслась в глазах, волной по лицу, от умильного выражения до жёсткого решения, и руках, заведённых от греха подальше за спину. Я решила помочь ему в этой борьбе, ну, чтобы уже не сомневался в моей удивительности. Посмотрев на него совершенно невинным взором, я спросила:

– Ты будешь любить меня по расписанию? Его Самуил будет утверждать? Подвешивать проводки и…

Женщина явление в природе уникальное, она создана для любви, нежности и ласки. Перешагнув рубеж в отношениях, она становится той, которую создаёт мужчина своей любовью. Глеб создавал меня как женщину своим терпением, пониманием, внутренним обожанием, вот я и сказала о себе то слово, которого всегда избегала, не считала возможным употребить его по отношению к себе. Он долго молчал о своей любви, загонял её глубоко внутрь, не позволял себе даже думать о возможности нашей чувственной любви. И сейчас, когда наши тела сплетаются в страсти, физическое обладание друг другом для нас уже не только наслаждение тела – для нас это ощущение жизни, единой, той, о которой мы даже боялись мечтать.

Я опять устроилась на нем, и осознание того, что это гигантское тело, сильное, очень красивое, млеет от прикосновения моей мягкости, доставляло дополнительное удовольствие.

– Я люблю тебя, счастье моё, красавица моя, удивительная моя.

– Ещё я какая?

– Великолепная, я люблю в тебе всё, всё, у тебя такая улыбка, она поражает, ты улыбнешься, и мир расцветает.

– Ты говори, говори. Я должна знать, какая я замечательная. Вот тебе же я уже говорила, что ты удивительный, терпеливый, умный, замечательный, красавец, сильный, настоящий командор. И как ты меня терпишь, такую неправильную?

– Почему неправильную?

– Вот у тебя всё всегда продумано и подготовлено, всё заранее, я ещё только начинаю о чем-то думать – а у тебя уже всё готово.

Глеб задумался на секунду, подтянул меня к своему лицу и очень серьёзно ответил:

– Но я твой муж, я отвечаю за тебя и твою жизнь, за всё в твоей жизни.

– Перед кем отвечаешь?

Над этим вопросом он не думал ни секунды:

– Перед тобой и собой.

Он сказал это так, что стало ясно, никто и ничто не имеет никакого значения – только я и он. Глеб может заниматься разными командорскими делами, но они несравнимы со мной, моими и его желаниями. Даже если он против каких-то моих, скажем откровенно, не совсем правильных поступков, то это именно потому, что он меня же и защищает от чего-то, чего я не понимаю, или не хочу понимать. Я взяла его лицо в руки и поцеловала опухшими губами.

– Я люблю тебя, ты самый, даже не знаю, какой самый.

И всё повторилось: Глеб уложил меня рядом с собой и целовал моё тело, миллиметр за миллиметром, моя кожа радовалась его прикосновениям, и сколько бы я не пыталась держаться, сознание покинуло меня, и я разлетелась по космосу в вихрях наслаждения.

Я проснулась уже давно, но продолжала лежать. Тело отдохнуло, однако нега удерживала его, переворачивала с одного бока на другой бок, не давая возможности подняться. Глеб уже два раза заходил ко мне, проверял – вдруг корни выросли, отдирать от кровати придётся, так и сказал, целовал меня, героически удерживая себя, чтобы не устроиться рядом и уходил по своим командорским делам.