Я однажды приду… Часть III

– Ты меня любишь?

– Люблю.

– Воспитываешь?

– Кого?

– Меня, как командор, или как муж, или вообще.

Глеб развернул меня к себе и удивлённо посмотрел.

– Почему?

– Потому что нет.

Он задумался, в задумчивости не заметил – сделал вид, что не заметил – как обнял меня. Произнёс:

– Нет, не воспитываю. Я так решил.

– А почему не хочешь мне объяснить своё решение? Мне. Я твоя жена, не боец, или как там, боевик, или ещё кто твой… этот… ещё кто-то.

– Ты так сердишься удивительно, красиво очень.

– Что? Ты специально меня сердил? Чтобы на меня посмотреть?

– Нет, не специально, тебя воспитать, переделать невозможно. Но очень красиво сердишься.

Подумал немного, я от возмущения даже не могла ничего сказать, и добавил:

– Ты несерьёзно сердилась, я знаю, когда ты бываешь совсем сердита, это опасно.

– Опасно?!

Наконец, я обрела дар речи и стукнула его по груди – я тебе сейчас покажу настоящую опасность, только кулаку больно по его груди бить. И что вот с таким мужем делать? Видите ли, ему нравится смотреть, как я сержусь, несерьёзно, видите ли, он точно знает, когда опасно. Но я сразу развеселилась, позволила себя поцеловать, а причину отказа я завтра выясню, не терять же из-за этого ночь любви. Глеб сразу почувствовал моё настроение, он ведь мысли прочитать не может, только язык тела ощутил и правильно понял.

Как сладко мириться после маленького недоразумения, снова ощутить губы, руки, жаркое тело и радость от любви и единения, бури энергии в наших телах. И поцелуи по всему телу, и вихри, и счастье тела и души.

– Я люблю тебя, милая моя, я с тобой, всегда с тобой.

Он обнимал меня, прижимал к себе, шептал слова любви и млел от прикосновения моего тела, так я и уснула в его объятьях.

Проснувшись утром на груди Глеба, я лишь успела сказать ему:

– Привет.

Он меня сразу поцеловал и заявил:

– Привет, приехал Олаф. Ты из бассейна к обеду выйдешь, или всё-таки к завтраку?

Я торжественно поклялась, что к завтраку, Глеб ещё раз меня поцеловал и ушёл. Накупавшись в бассейне, совсем немного по моим меркам, я проходила мимо какой-то комнаты и увидела Олафа, который о чём-то говорил с Самуилом, и лица их мне совсем не понравились – такая в них была тревога. Олаф обернулся на меня, сразу улыбнулся и радостно поздоровался, но каким-то восьмым чувством я поняла – говорили они обо мне.

– Здравствуй, Олаф, как дела?

– Катенька, я так рад тебя видеть, ты стала настоящей красавицей, глаза так и горят.

Я стала краснеть, но Самуил меня спас.

– Катя так много плавает, Олаф, она и раньше много купалась, но после твоего замка совсем как рыба, только и мокнет, всё дно ищет. Скажи ей, что так нельзя, надо всё-таки и на суше иногда бывать.

Олаф только улыбнулся, рыба она и есть рыба. Улыбался, но глаза оставались тревожными, тёмными. Он посмотрел мне за спину, я обернулась и увидела Глеба.

– Я готова завтракать, идём?

– Ты иди, я поговорю с Олафом.

А чтобы я не передумала, он подхватил меня и перенёс в комнату.

– Глеб, я понимаю у вас дела всякие, но всё, что касается меня, я должна знать!

Он остановился у порога, постоял спиной ко мне, потом повернулся и ответил:

– Ты всё узнаешь.

– Я ничего не боюсь!

– Я знаю.

И ушёл. А глаза как два провала, Олаф ему уже что-то сказал обо мне. Я долго стояла в гардеробной совершенно без мыслей. Потом решительно выбрала яркое зелёное платье с шикарной отделкой из белого кружева. Кружево итальянское, очень красочного мелкого плетения, даже узор сложно разобрать, оно красиво легло на воротник и волнами расходилось по краю рукава. Подумала, надела ожерелье Глеба и кольцо с изумрудом.

Когда я вошла в столовую, все встали. Не зря я вчера весь день боролась с Глебом, лицо жены командора явно проявилось на моей физиономии. Пожалуй, я погорячилась в оформлении своего решения всё узнать. Глеб, сидевший на диване в яркой футболке, почти как у Андрея, и джинсах, округлил глаза в изумлении. Олег с Виктором сразу подскочили и вытянулись как бойцы, руки по швам, никакой улыбки на лице. Олаф тоже поднялся, хотя не очень понял почему. Самуил сначала тоже встал, потом посмотрел на Глеба и сел, подумал, и опять встал весь в сомнении.

Глеб подошёл ко мне и спросил:

– Катя, я что-то пропустил? Мысль или уже решение?

– Мысль. И решение.

Он постоял рядом со мной, приподнял бровь и сделал лицо командора, футболка этому не помешала. Обернулся на всех и скомандовал:

– Свободны.

– Глеб, подожди, не свободны, я со всеми хочу поговорить!

Но командор есть командор – все исчезли, даже Самуил как-то умудрился испариться. Глеб уселся напротив меня на пол и, улыбнувшись, заявил:

– Изрекай своё решение. И мысль.

Совершенно растерявшись от стремительного командорского поведения, я промычала что-то нечленораздельное и плотно замолчала.