Он замер, сложил в голове события и с трудом догадался:
– Люси?
– Люська.
– Прости…
– Ни за что! Твои клыки и когти ничего не значат по сравнению с этой Люськой!
Я что-то ещё изрекла в адрес несчастной Люси, а сама в душе радовалась растерянному лицу Амира – не позволю ему рухнуть в очередной монстризм. Ревность лучшее лекарство, тем более, что сам он меня ревнует ко всему.
– Но хочу тебе сказать, что ты молодец.
– Молодец?
Амир уже не знал, чего от меня ожидать и смотрел взглядом готового к обороне вождя. Я притворно вздохнула и опустила голову. Жаль, но придётся признать – больше мне его ревновать не к кому. Хорошо, что хоть Люси тогда появилась.
– Повод был всего один… одна женщина…
– Ты единственная моя женщина, самая любимая…
– Конечно, я тебя ревную! Как я могу быть в тебе уверена, если сама уже неизвестно какая…
– Ты самая прекрасная, самая удивительная…
– Ну, да, где ещё такую найдешь…
– Рина, я люблю тебя.
Он опустил голову и спрятал глаза, длинно выдохнул воздух и признался:
– Я ужасный монстр невероятной силы… урод с когтями и клыками… питающийся кровью… человеческой…
– Ты восстанавливаешься донорской кровью! Донорской! Амир, я не хочу ничего знать о твоём прошлом, сколько бы… чего бы там не было… я люблю тебя сейчас, понимаешь – сейчас.
И неожиданно для себя призналась:
– Я увидела тебя… такого… и хорошо, что сейчас. Я знаю твою душу и внешность уже ничего не значит. Амир, я поверила тебе, поверила в твою любовь… и даже если ты всегда будешь таким, то пусть будет… только целоваться неудобно. Ничего… научусь… ты же всему учишься, приноровимся как-нибудь. А летать ты таким можешь? Вот! Я хочу летать! Ты умеешь столько всего, а я ничего не умею…
– Рина, ты такая удивительная… я не могу выразить словами свои чувства…
– А ты вообще редко разговариваешь.
Я опять изобразила обиду, надо отвлечь его от монстризма и обратить внимание на наши отношения, он должен понять, что это важнее – ведь я отношусь к нему как к человеку, соответственно и требования предъявляю человеческие.
Амир хмыкнул, погладил меня по плечу и честно признался:
– Ничего интересного в моей жизни…
– Интересного – кому? А шестьсот лет? Мне всё интересно! Всё! Что делали, как жили хасы… ты сам сказал, что книги по истории неправильные. Ты везде был, всё видел, а я из своего города никуда не выезжала, а тут такое! Ты стольких в своей жизни видел: гномы, ведьмы, всякие люди, принцессы кучками… оборотни!
Глаза сверкнули яркой голубизной, и я обрадовано вздохнула, но вопрос Амира меня шокировал:
– А ты расскажешь мне о своей жизни?
– Я?
– Да.
– В ней ничего интересного…
– Интересного – кому?
Он повторил мой вопрос и улыбнулся:
– Я Тёмный и не знаю жизни человеческой женщины. Мне всё о тебе интересно.
– А принцессы? Ты же был столько раз женат…
Моя приподнятая бровка и вопросительный, очень и очень ехидный взгляд развеселили арабского шейха – глаза стали неприличными, сладко-умильными, а губы растянулись в улыбке, которая обещала страстный поцелуй. Но ответ меня опять поразил:
– Меня интересовала конкретная информация. И она к принцессам не имела никакого отношения.
– Но ты же с ними разговаривал…
– Двойник заменял меня через десять дней. Реже больше.
– Так быстро…
– Я вычислял возможность получения информации и уходил.
– Подожди… значит, ты сразу готовил себе двойника?
– Сразу. В течение этих дней он иногда заменял меня.
Конечно, когда Амир забыл свои чувства, считал, что много со мной общался.
5
Утром я лежала и размышляла о том, что мужчина, который хочет понравиться женщине, даже не просто понравиться, а завоевать её, может стать другим человеком. Мы проговорили до глубокой ночи, Амир оказался удивительным собеседником – умным, тонким слушателем, не совсем то слово, но я не знаю другого, которое бы объяснило его поведение. Я рассказала ему о себе всё. Все свои страхи, начиная со смешных детских, заканчивая рыданиями о вечном одиночестве души. А он за моим ужином весело показывал сценки из жизни греческих купцов, с которыми плавал на какой-то остров. И вообще много рассказывал о море, своих путешествиях. В глубине души я понимала, что это игра, муж старательно пытается соответствовать моим требованиям человеческого общения, но глаза сверкали яркой голубизной, а улыбка и смех заражали.
И уже ночью, когда муж заявил, что мне пора спать, я не удержалась и упрекнула его:
– Амир, и почему нельзя было со мной вот так раньше поговорить? Просто поговорить, не дожидаться очередной моей истерики, рассказать о чём-то самому, спросить меня на крайний случай… почему ты со мной не разговаривал?
Он ответил сразу, поднял на меня тёмные глаза и признался:
– Я не знал, о чём с тобой говорить.