Я однажды приду… Часть I

Но меня разбудил странный аромат. На столике у кровати в изящной вазе тонкого стекла стояли розы. Я долго тупо смотрела на них и не могла понять, что это – галлюцинация или я просто сошла с ума, даже потрогала лепестки. Розы были совершенно снежного цвета, с лёгким кремовым оттенком по краям. Мыслей не было никаких. Я встала и теперь уже долго стояла рядом с цветами. А потом опустила лицо в букет и вдыхала тонкий аромат всей кожей лица – я хотела сделать это всю свою сознательную жизнь. Только вот таких букетов, свежих настолько, что, казалось, они всё ещё растут на кустах, мне никогда не дарили. Да и вообще, истории с букетами у меня были какие-то грустные.

И что мне теперь делать? Натворила дел вчера. Вот зачем я всё это наговорила? Как теперь Глебу в глаза смотреть буду? Он меня спас, привёз к себе, обращается так, как со мной никто и никогда не обращался. Тем более, что мы с ним на первой же встрече договорились – жертва моя за девочек только отложена, а не отменена. Так что, иди извиняться, не делай вид оскорблённой невинности. Ты все эти дни знала кто они, чем они питаются и нельзя теперь делать вид, что вы мне не нравитесь, верните меня на место. Обещала за девочек жизнь отдать – отдавай. Я тяжело вздохнула и пошла умываться, надо с чего-то начинать восхождение на Голгофу.

Но в этот день никто меня на Голгофу не позвал. В соседней комнате так же стоял завтрак, потом обед и ужин. Даже Олега не было, а самой ходить по лабиринтам комнат дома я не решилась.

На следующий день появился свежий букет, и мысли у меня стали ещё мрачнее. Не хотела общаться – пожалуйста, сиди в полном одиночестве, никто тебе не мешает.

К вечеру я уже готова была кого-нибудь позвать. Только никак не могла решить – кого. Позвать Олега и что я ему скажу? Что я дура и теперь не знаю, как мне дальше жить? Он и так знает, что дура, а жить недолго – можешь и потерпеть. Позвать Глеба, а ему что я скажу? Прости, всё осознала, никаких претензий, молчу, как улитка, жду казни? Так ничего не решив, я отложила всё на утро – ведь оно мудренее вечера. А утром был свежий букет.

Посмотрев на себя в зеркало Самуила, я ужаснулась: к моей и так скромной внешности добавились синяки под глазами и очень помятая физиономия. Бедный Самуил, все его старания пошли прахом за несколько дней из-за моей дурости. Осталось найти в гардеробной саван и свечи, встать на колени у двери и ждать. Правда, могу случайно поджечь весь дом. А это даже хорошо – хоть кто-нибудь придёт, хотя бы дом тушить. Так я до вечера ни на что и не решилась. Пусть будет, что будет.

Дождалась. На следующее утро был новый букет, и ко мне пришла Анна. Вот уж кого я меньше всего хотела видеть. Поздоровавшись, она спросила:

– Не скучаешь?

– Нет, отдыхаю.

У меня хватило сил улыбнуться ей своей дежурной улыбкой.

– Поражаюсь я тебе, ты ведёшь себя так спокойно… хотя Глеб сказал, что ты понимаешь свою роль.

– Понимаю. Я лишь стараюсь сдержать своё слово, данное Глебу там, в санатории.

– Умереть?

– Я обещала умереть за девочек, какая разница, где это произойдет. Пусть даже в Неаполе или в другом городе мира.

– А мне кажется, что ты готова умереть не только за девочек.

Я сделала большие глаза и удивлённое лицо. Анна усмехнулась:

– Мы чувствуем биение сердца у людей. Твоё сердце начинает лихорадочно трепетать лишь при одном упоминании имени Глеба. Вот и сейчас оно забилось быстрее. Меня не обмануть.

– Я никого не обманываю. Просто считаю, что моё сердцебиение никого особенно не может волновать. Ни тебя, ни Глеба. Всё обо мне существует только как временное событие в этом доме, поэтому не имеет значения.

– Что меня не должно волновать?

А вот это на сладкое – в дверях стоял Глеб. Анна предложила сладким голосом:

– Катенька, расскажи.

– Никого не может в этом доме волновать частота ритма моего сердца.

– Это она хочет сказать, что влюблена в тебя, но тебя это не должно волновать.

Наступила тяжёлая пауза. Я стояла у окна рядом со столиком, на котором были розы, и опиралась на него, боясь упасть от волнения. И вот я решилась, правда саван так и не надела и свечи не зажгла:

– Глеб, прости меня за тот вечер. Иногда я забываюсь и веду себя не очень адекватно. Больше такого не повторится, надеюсь, и я лишь буду ждать твоего решения. Наша договорённость остаётся в силе.

Он изобразил удивление:

– Какая договорённость?

– О том, что моя решимость в санатории лишь перенесена во времени и пространстве. Всё остальное не имеет никакого значения. Сердцебиение, в частности.

По его глазам ничего нельзя было понять – принял ли он моё извинение, как отнёсся к словам Анны о моём чувстве к нему.

– Анна, мы уходим.

И уже почти в коридоре, спросил:

– Цветы понравились?

– Очень.

И понимая, что он уже ушёл, тихо добавила:

– Таких мне никто и никогда не дарил.

Не зря говорят – скажи себе что-нибудь и об этом будет знать весь мир. Значит, ещё в тот вечер, когда я призналась самой себе, что не хочу никуда уходить от Глеба, он уже всё понимал по моему сердцебиению. Опустившись на пол по стене, я закрыла лицо ладонями.

Думать можно по-разному: логично и совсем без логики. Сначала я думала совсем без логики – отдельные фразы хаотично носились в голове и совершенно не связывались хотя бы в одну мысль. Потом почти в бессознательном состоянии пошла и в чём была, прыгнула в бассейн. Утопиться не удалось – как оказалось, Олег был начеку и сразу достал меня из воды. Опять как в первый день замотал в махровое полотенце и усадил на скамейку. Спокойно спросил, как будто и не доставал неудавшуюся утопленницу из воды:

– Хочешь вкусного торта?

Правильно говорят, что самые простые фразы могут решить мировые проблемы, по крайней мере, мировые для меня. Сладкое всегда мне помогало в трудных ситуациях.

– Хочу.

– Переодевайся, а я принесу.

Съедая очередной кусок торта, и запивая удивительно вкусным и ароматным чаем, совершенно логично я думала о том, как Олег его так вкусно заваривает, если сам не пьёт и не ест. Имеется в виду человеческой еды. Но спрашивать его не стала, мало ли что, вдруг опять моё сердце не так будет биться.

Кусочки торта выровняли фразы в одну логическую мысль – а что, собственно, произошло? Ну, подумаешь, кто-то узнал, что я в очередной раз неудачно влюбилась, как обычно совершенно безнадёжно. Мир, пожалуй, от этого не рухнет. Будем исходить из этого. Главное – я точно знаю, что самому объекту моего чувства совершенно всё равно, бьётся ли учащённо моё сердце в его присутствии. Легче не стало, стало проще. Теперь я могу почти спокойно ждать своей участи. И пусть хоть весь Неаполь слушает моё сердцебиение!

На следующий же вечер судьба решила проверить, насколько я тверда в своём убеждении – меня позвали на ужин.

Я решила одеться как можно скромнее и изображать бедную овечку. Безмолвную. Лучше рыбу. Выбор пал на серый брючный костюм с застёжками под серебро.

Были все, даже Самуил. Он радостно подбежал ко мне и нежно поцеловал в щёку.

– Здравствуй, девочка, здравствуй красавица!

Совершенно не ожидая от него такой бурной реакции, я тоже изобразила улыбку. Олег опять подвёл меня к стулу рядом с Глебом. Я изо всех сил пыталась остановить дрожание пальцев и особенно – лихорадочное биение сердца. Естественно, у меня не получалось ни то, ни другое.

– Катенька, дорогая моя, я вижу у тебя всё хорошо. Выглядишь ты просто прекрасно!

– Любовь всегда украшает женщину.