С такими мыслями Константин не заметил, что стемнело. Необходимо где-то остановиться, но ближайший населенный пункт был, увы, не близко. Так и до аварии недалеко… Что ж, придется съехать с шоссе и переночевать в лесу…
Мужчина повернул по едва заметной дорожке, поросшей сухой травой. Проехал пару километров, чтобы не останавливаться очень близко к дороге. Потом разложил сиденье и попробовал заснуть. Но сон не шел. В голову лезли какие-то тяжелые, не осознаваемые мысли. Про утерянные смыслы, про быстротечность времени, про то, что могло быть, но так и не свершилось. Вот помрет сейчас, не приведи Господи, тетка Варя, кому он нужен будет. Кто позаботится о нем, кто свечку поставит в церкви за здравие? Его крутые пациентки? Вряд ли они вспоминают своего хирурга, глядя в зеркало. Вот делал бы он больше ошибок, точно бы не забыли… А так?..
Константин вышел из автомобиля и закурил. Почти бессмысленно пошел по тропке вперед. Где-то краем сознания он отметил, что она становится все менее поросшей, более хоженой – езженой, что ли… Мужчина отбросил сигарету, вернулся, достал карту. Как это он раньше не заметил: на двести восьмидесятом километре небольшой городок. Проехать-то осталось всего ничего, и через полчаса можно будет нормально отдохнуть, ведь наверняка там есть какая-нибудь гостиница, или комнаты на съем…
С каждой минутой Константин убеждался в правильности своего решения: тропка превратилась в проселочную насыпную дорогу, на улице закрапал дождь, а впереди скоро заблестели огоньки незнакомого жилья.
Доехать до городка на автомобиле все-таки не получилось. На последнем повороте он вдруг заглох. Константин не стал разбираться, в чем дело, решив вернуться за ним утром, и пошел пешком.
Его глазам предстал провинциальный городок – полудеревня. Вперемежку толпились и пятиэтажки, и маленькие покосившиеся домики. На заднем плане виднелись несколько многоэтажек. Так могло бы выглядеть Верхнеязыково сейчас, по прошествии двадцати пяти лет, когда Костя оттуда уехал. Он был уверен, что утром на улице можно будет увидеть снующих кур, услышать мычание коров и блеяние коз, овец.
А сейчас необходимо было найти, где переночевать. Дождь прекратился, но тучи не расходились. Мужчина пересчитал деньги в портмоне и постучал в первый домишко от дороги.
Дверь открылась почти сразу. В проеме показалась женская фигура.
– Здравствуйте! Простите, я здесь проездом. Заплутал немного, – начал объяснять Константин, но вдруг осекся. У хозяйки домика не было лица, никакого, его будто скрывала дымка, не давая разглядеть глаза, рот, нос, форму бровей. Фигуру, пожалуйста, во всех подробностях оценивай: приземистая, грубоватая. А лицо… Прозопагнозия какая-то. От усталости, может быть?
Константин потер лицо. Поморгал.
Хозяйка, видимо, устала ждать. Выдала ворчливым, хриплым, будто со сна, голосом:
– Ну? Заблудился что ль? У нас не заблудишься. Пять улиц, три переулка. Ночевать что ли негде?
– Да-да, – прошептал Костя и попятился назад. – Я пойду, пожалуй.
Он кинулся бежать дальше по улице. Несмотря на сумерки и дождливую погоду, ему встречались редкие прохожие. Константин вглядывался в их лица, но лиц – не видел, не распознавал. Та же туманная маска. Даже у маленькой девочки, которая присела на тротуар неизвестно зачем – были только глаза, большие, удивленные… Он помнил их от чего-то. А вот кому они принадлежали – забыл.
Ночь приближалась. В сердце Константина воцарился ужас. Это или странный город, населенный нелюдями. Или у него вдруг неожиданно началось заболевание. Он не помнил, может ли оно начаться вот так – резко, на ровном месте. Для него – пластического хирурга – это буквально – смерть!
Может быть, Константин заснул в машине, и теперь ему снится кошмар? Мужчина остановился и ущипнул себя: боль оказалась вполне реальной, завтра на этом месте будет синяк. Тогда что это? Кто эти жители без лиц?
Костя принял решение вернуться к авто, а с утра пораньше рвануть отсюда, и забыть этот двести восьмидесятый километр.
Из-за пережитого он совсем забыл, что автомобиль заглох, и сразу уехать вряд ли получится.
Авто по-прежнему стояло за поворотом. Константин забрался на заднее сидение, закутавшись в старый плед, который всегда валялся в багажнике на всякий случай. Мужчину колотило. Безликие жители города стояли перед его глазами. Наваждение… Бред… Все волоски на коже встали дыбом… Такого просто не могло быть. Но случилось именно тогда, когда мужчина вдруг осознал для себя, что люди, прошедшие по его судьбе, забылись.
Видимо Косте все-таки удалось задремать, потому что, когда он открыл глаза, уже брезжил рассвет. Рядом с машиной мужчина заметил темный высокий силуэт.
Незнакомец, а это был мужчина в штормовке, с капюшоном на голове, постучал по стеклу. Константин очень боялся опять увидеть нечто безликое, и потому минуты две решался опустить стекло. Неизвестный постучал еще раз, и вдобавок поддернул капюшон так, что стали видны черты лица: заостренные, сухие, обладателю их было около шестидесяти лет, не сказать, чтобы красавец… Но вид мужчины доставил искреннее удовольствие Константину. Он тут же открыл дверь.
Наверное, все-таки вчера от переутомления привиделось, вот же стоит вполне реальный человек, с глазами, бровями, носом, ртом, морщинками. Уж это лицо запомнится Константину точно, в силу обстоятельств. В руках незнакомец держал корзинку, на дне которой болтались несколько грибов. Обычная картинка для провинции.
– С прибытием! – голос мужчины оказался глухим и каким-то надтреснутым.
– Вероятно, вы ошиблись. Я просто проезжал мимо, – Костя упорно сопротивлялся тому, что ситуация, в которую он попал, далеко не ординарна.
– Здесь все мимо проезжают, а потом уехать не могут, – с полуулыбкой резюмировал незнакомец…
– Да, вот с машиной что-то, починю и все, – Костик повел рукой, но осекся, внезапно его душа похолодела: автомобиль стоял не на проезжей дороге, а прямо посреди поляны, поросшей травой.
– Не уедете, не сможете, – будто в ответ невысказанному вопросу молвил мужчина и представился: – Соловьев Александр Семенович, бывший вице-премьер компании «Сомус».
– Тот самый? – Костик ахнул, пару лет назад это была загадка, куда пропал вице-премьер крупной компании, а вместе с ним и ее ликвиды; пропавшего так и не нашли, компания сменила руководство, и едва держалась на плаву.
– Да. Я здесь двадцать два месяца, восемь дней. Можно сказать, обжился, хожу вот, грибочки собираю, – мужчина показал на корзину. – Сядем в машину, поговорим. Или может, ко мне, дом не далеко…
– Нет, – Константину было жутковато идти в город, похоже, стремящийся затянуть его в себя. – Лучше здесь.
– Ладно, – Александр Семенович первым открыл дверцу авто и сел за сиденье. – Хорошая машинка, у меня тоже такая была, цвет другой. За три месяца проржавела, развалилась по частям буквально… Моя дорога сюда проходила с другой стороны, а то увидели бы кучку металлолома.
– Но ведь можно что-то сделать? – Константин с надеждой смотрел на нового знакомого.
– Что? – в голосе мужчины не было ни безнадеги, ни страха, просто обыденность и констатация. – Позвонить можно только в черте города, коли номер вспомните. Обычного телефона. Не мобильного. Вам, скорее всего ответят. Но вот вспомнят ли?.. Если пойдете по дороге, будете ходить кругами, пока не смиритесь.
– Почему? – Константин сжал виски пальцами. – Что это? Нелюди?
– Нет. Обычные люди. Причем люди, которых мы когда-то знали, но забыли. Мы просто не можем их вспомнить, – Александр Семенович вздохнул. – Это мое предположение, возможно, нам надо их вспомнить до тех пор, пока не забыли нас…
Костя всматривался в лицо мужчины, с ужасом замечая то, что не увидел с самого начала: его черты почти неуловимо менялись, будто по ним проводили незримым ластиком, стирая по немного, по миллиметру.
– Началось недавно, – проследив за его взглядом, сказал мужчина. – Забывают потихоньку. Почти два года держался. Знать бы, благодаря кому?
– А девочка? Я видел ее глаза? – мысли бились в голове Константина пойманными птицами.
– Все возможно, – даже не удивился Александр Семенович. – Я, увы, не знаю, одинаковых ли людей мы видим, или разных. Но что тут уже полно таких, как мы, это точно. Блекнут со временем. Кто-то раньше, кто-то позже. Я перестаю их отличать от жителей города… Вас вот увидел вечерком из окна. Хотел окликнуть, но вы уже убежали… Ну, думаю, далеко не убежите теперь, все одно утром встретимся. Мы же как? Живем, суетимся, пробегаем по чужим судьбам, забывая лица, забывая родных… А они живут здесь, ждут нас, верят, что мы придем и вспомним… Так и нас забывают, кого-то через года, кого-то через два, три, десять… И мы тоже живем здесь, ждем…
Александр Семенович открыл дверь и вышел из машины. Его корзинка осталась стоять на сиденье машины. Костя смотрел вслед его согбенной фигуре, пока глаза не стало слепить восходящее солнце.
На пятый год проживания в городе на двести восьмидесятом километре Константин стал замечать, что его лицо перестает отражаться в зеркале. За это время он вспомнил лицо тетки Вари – в этой реальности она казалась вполне здоровой и молодой; девушку, с которой когда-то был близок, а потом забыл; пару детских друзей, с которыми гоняли на велосипеде. И глазастую девочку. Она пришла тогда со своей матерью, готовящейся на операцию. Ее мать привела дочку, как образец. Твердила, что хочет именно такой разрез глаз. Видимо, поэтому они и врезались в память Константина.
Город стал выпускать Костю на более дальнее расстояние. Он ходил за грибами с корзиной Александра Семеновича, которого больше не встретил ни разу.
Мои шесть смертей
Я умерла…
Очередной раз. Восемнадцатого сентября этого года, в возрасте девяноста восьми лет.
Смерть за мной пришла в образе мужчины, не старого еще, подтянутого, эдакого бывшего военного. Но я узнала ЕЕ – как всегда сухая теплая ладонь, кожа натянута перчаткой, еще чуть-чуть и захрустит, как пергамент, а кончики пальцев подрагивают, то ли от скрытого сочувствия, то ли от избытка энергии. Смерть протянула мне руку и…
Мне дан странный дар. Я помню все свои смерти. Живу с ними, этими воспоминаниями, сродняюсь, а потом опять ухожу, вцепившись в ставшие родными, пальцы. Когда помнишь первую смерть – это страшно, а потом… Потом привыкаешь. Вот вы боитесь поездки в лифте? Наверное, нет.
Впрочем, я уже увела вас от главного.
Первый раз я умерла в тысяча четыреста восемьдесят втором году, в Италии.
Мне было тридцать четыре года. Я звалась Джованной, работала повитухой. И все шло хорошо, пока меня не пригласили принимать роды у мадонны Лауры, жены сеньора Джулиано.