– Несколько месяцев назад, когда листва с деревьев опала.
– Это из-за него за тобой охотятся люди?
– Да.
– Скверно, – повторил Гунн и потянулся к поклаже за трубкой, набитой табаком. От этого зрелища ему захотелось курить. Он за свою жизнь перевидал множество ран, но эта оказалась самой омерзительной и страшной.
Лука спрятал проклятую метку и обменялся с Гунном взглядами. Теперь настала его очередь задавать вопросы:
– Как думаешь, от этого есть лекарство?
– Имеешь в виду, можно ли избавиться от проклятия? – Ерруанец затянулся едким дымом. Затем предложил трубку Луке.
– Точно. – Тот не отказался.
– Я не знаю… Но я слышал множество легенд о таких, как ты. Особенно у себя дома, на островах. Говорят, что вы дети Отца Хаоса и Порядка. Дети раздора. – Гунн не смог скрыть ухмылки, когда Лука закашлялся от первой же затяжки. – Я должен обсудить это с духами. Завтра, скорее всего, я смогу дать тебе ответ.
– Ты говоришь с духами? – все еще пытаясь откашляться, удивился северянин.
– Мы все с ними разговариваем, Лука. Но зачастую люди делают это неосознанно.
– Держи мою тайну при себе. Пожалуйста.
– Люди порочны и глупы, – хмыкнул ерруанец, перенимая трубку обратно. – И потому они стремятся уничтожить то, чего не понимают. Но не я. Я присмотрю за тобой. До тех пор, пока… Сам понимаешь. Потом тебе придется уйти. А пока можешь отдыхать и набираться сил. Они тебе пригодятся.
Вдруг полог шатра колыхнулся, напустив внутрь холодного воздуха. В проходе показалась лысая башка Лохарра.
– Вы закончили лобзаться, голубки? – Он захихикал, растянулся в пьяной улыбке от уха до уха. – У нас похлебка готова. И мы достали новую флягу. Харни хочет, чтобы вы к нам присоединились.
– И как же тут отказаться? – Гунн кивнул Луке. – Одевайся и пойдем. Познакомлю тебя с остальными.
***
Вторую ночь подряд Лука, выспавшийся и тепло одетый, ел теплую мясную похлебку, не смея поверить своему счастью. И он был не один: еще двенадцать человек с тем же энтузиазмом стучали ложками по дну деревянных мисок под истории и байки ерруанца Гунна, сидя у костра.
Пожалуй, отступник с островов был здесь единственным человеком, не потерявшим гласа рассудка. Лука мог без преувеличений сказать, что тот способен найти общий язык с кем угодно. Но остальных членов Семьи это не касалось. Все они – сброд. Праздные и ленивые, погрязшие в пороках люди, у которых нет ничего за душой. Через день знакомства Лука видел всех их насквозь: они ничего не хотели и ни к чему не стремились. Единственная цель в жизни – напиться и наесться до отвала, дожить до заката, а там дотянуть до утра. Загадкой оставалось лишь то, почему эти отбросы общества, такие же как сам Лука, слепо повиновались мальчишке с обожженным лицом.
Тот весь вечер мрачно смотрел на всех из-под капюшона. Почти его не снимал. Все время молчал, и только боги знают, о чем он думал. Наблюдая за юным Кормарком, Лука пытался вспомнить себя в двенадцать лет. Чем он занимался? Бегал по лесам и охотился. Практиковался в стрельбе из лука да помогал отцу в мастерской, пока половину жителей Амверстага не сразила заморская хворь.
Но Кормарк – совсем другое дело. Мальчик явно выглядел старше своего возраста. И даже не потому, что по его обезображенному лицу нельзя было этот возраст определить. Всему виной взгляд, тяжелый и бесконечно холодный. Эти глаза должны были принадлежать старику.
– Гунн, а расскажи нам что-нибудь про своих богов, – с усмешкой произнес Лохарр, поставив пустую миску в рыхлый снег.
– Что, ищешь новый повод для издевок? – Ерруанец, пожав плечами, впился зубами в полоску вяленого мяса. – Не видишь? Я ем.
– Но нам правда интересно! – воскликнула темноволосая Ханри с пушистым меховым воротником. Остальные – Лука плохо запоминал имена – закивали, соглашаясь с подругой. – Ты у нас один такой. Необычный.
– Ладно, как пожелаете. – Гунн, оглядев Семью, одарил всех одной из своих лучезарных улыбок. Огонь всполохами освещал густую ночь. – Начнем с того, что у нас нет богов, как у вас. Мой народ испокон веков верует в одно: в солнце над нашими головами.
– Еретик! – шутливо выкрикнул Лохарр, заставив рассмеяться сидящих рядом с ним бородатых мужиков.
– Помолчи! – зашипела на него Ханри.
– Солнце священно, – продолжил ерруанец, благоговейно прикрыв глаза. – Оно подарило нам жизнь и огонь. Мы все рождаемся в огне страсти и покидаем жизнь, сгорая на погребальных кострах. Все появляется из огня и все туда возвращается. Мы верим, что если человек вел жизнь праведно, то после смерти он окажется в небе вместе с солнцем, а если нет – его будет ждать темное подземелье, где холодно, голодно и нет ничего, кроме камней.
– Прямо как здесь! – Лохарр всплеснул руками, спровоцировав всеобщий гогот.
– Заткнись уже, – гаркнул Кормарк из-под капюшона. – Заткнись и слушай.
К удивлению Луки, после его слов лысоголовый угомонился, а смешки резко стихли.
– У нашего народа сотни племен, и у каждого племени есть свой священный огонь. – Пока Лохарр играл на публику, ерруанец успел прикурить табачную трубку от костра, и та теперь дымилась у него в руках. – Этот огонь мы получаем раз в год во время священного праздника, где собираются все племена. При помощи изогнутого зеркала жрецы собирают солнечный свет и дарят его людям, пока вожди племен преподносят солнцу дары и устраивают ритуалы жертвоприношения.
Харни удивленно ахнула, Лохарр смолчал. В костре треснуло полено, и искры взметнулись к затянутому тучами небу.
– Этот священный огонь племена поддерживают даже в самые тяжелые времена, охраняют его от непогоды и наводнений, переносят через реки и болота; он синеватый при свете дня и багровый ночью. Мой народ никогда с ним не расстается. Поскольку огонь – это сама жизнь. Ее явление. Ее суть.
Дикари – как дети. Одурманенные хмельной брагой, они слушали сказ Гунна, уставившись на него во все глаза. Даже заморский акцент не мешал его таланту рассказчика, поскольку Семья словно цепенела от голоса ерруанца. Только фляга ходила по кругу от одного поваленного бревна к другому. Лука видел, как у всех завороженно блестят глаза, видел, как Кормарк непоседливо ерзал на месте, видел, как в огне, словно по волшебству, необычно закружились алые языки пламени, и заметил, как за спинами у кочевников что-то вдруг тревожно сверкнуло.
– Многие у вас на Севере верят, что огонь приносит только разрушение и гибель, – продолжал рассказчик. – Но я скажу обратное: огонь – это первоначальный защитник всего нашего рода человеческого. – Кормарк странно глянул на Гунна, тот поймал его взгляд. Теперь ерруанец смотрел на обгорелого мальчишку, не моргая. – Этот божественный дар солнца способен обратить в бегство любого дикого зверя, а также извлекать из мяса вкусные запахи. Огонь, если уметь его укрощать, становится твоим самым лучшим другом. Другом, который несет тепло и свет.
Лука напрягся и наморщил лоб. Теперь он, щурясь, всматривался в темноту, слушая ерруанца вполуха. Чутье за последние несколько месяцев, проведенных в бегах, никогда его не подводило: за деревьями, в густом мраке, точно был кто-то еще. Кто-то, кто двигался бесшумно. И, возможно, не один.
– Но в ваших краях нет моего бога, нет солнца, – все продолжал повествовать Гунн, выдыхая табачный дым. – Именно поэтому у вас на Севере так холодно и темно. Здесь владения ваших богов, странных для меня и необычайно жестоких.
Снова отблеск, на этот раз ближе. Так может блестеть только металл, поймавший свет всполохов пламени.
– И имена их…
«Лучник!» – испугался Лука, вглядываясь в черноту леса. Теперь он отчетливо разглядел наконечник стрелы, выбирающей свою будущую жертву.
– Мирное Небо…
Лучник целился. Но в кого?
– Мать Бездна…
Нужна лишь доля секунды, чтобы понять.
– И Отец…
– Ложись! – выкрикнул Лука и бросился на Кормарка.
В соткавшейся тишине отчетливо послышался звон тетивы, затем – свист. Что-то холодное оцарапало ухо.
– Налетчики! – где-то над головой Луки заревел Лохарр.
И тут началась суматоха: люди повскакивали со своих мест, заскрежетало оружие, зазвучали воинственные вопли и бранная ругань. Кто-то в суете перепрыгнул через Луку и помчался в лес, а он все продолжал вжимать оторопевшего Кормарка в землю, заслоняя своей спиной.