О чём кричит кукушка?

– Ну, на охоту! – отозвался Вадим.

– Ага, на охоту. Можно подумать, это так просто. Ну, убьёшь ты одного зайца в неделю, если повезёт. А дальше что? У тебя семья из семи человек. Они этого зайца с шерстью сжуют и не заметят. Или ты прям так думаешь, что в лес разок сходил, и мамонта сразу домой приволок. Полгода всей деревней грызли – не доели? Или ты волка голыми руками убить сможешь? А, ну, конечно, ты же можешь на палку веревку привязать и деревянными стрелами по волку стрелять? Ты попробуй, конечно. Только я тебя уверяю, это не так-то просто. Если ты крестьянин, и у тебя нет ружья или мало-мальски железного наконечника на стрелы, то ты к крупному хищнику и близко не сможешь подойти. Самая твоя охота, как крестьянина, – это грибы и рыба. Всё. Но рыба только в том случае, если рядом водоём имеется. Итак, если умничать больше никто не будет, я продолжу. Так вот. Детей много, кормить нечем, а рядом – лес. Сами понимаете, в голодный год лес становится волшебным.

– В каком смысле? – искренне удивилась Оля.

– В самом прямом, – Алина понизила голос до таинственного шёпота и уставилась на подругу. – В лесу есть чудесная тропинка. Появляется она не всегда и видна не всем. Но лесные жители знают о бедах жителей деревни, и могут им помочь. Только помогают они не всем, а только маленьким, потому что у тех грехов меньше всего, они чисты душой. То есть взрослому такая тропинка не поможет, он много дурного совершил в жизни. Но родители же тоже когда-то были маленькими, и они примерно помнят те места в лесу, где появляется чудесная тропка, они могут отвести своих детей туда. Только не всех, конечно, самых маленьких. А чудо в том, что, если пойти по этой тропинке, то она обязательно выведет на поляну. А на той поляне огромной чудеса везде: что пойдешь, споткнешься – сразу гриб под ногами, а на деревья засмотришься, на них кренделя растут, рви да ешь. А если сядешь посреди поляны, рот раскроешь, туда каша сладкая сама литься начнет. Один секрет у полянки: наесться можно только там, домой ничего тащить нельзя. Бывало, пробовали люди домой нести яства, да только приносили черепа да кости обгорелые. И еще одно: уйдешь с полянки, больше не сможешь к ней дорогу найти.

– Но это же сказки! – всплеснула руками Оля.

– Для тебя, может, и сказки, – пожала плечами Алина. – А представь, маленького голодного крестьянского ребёнка. Представила? Для него это вполне реально. Тем более, ему эту историю рассказывают его собственные мама с папой. Кому ж ещё и верить, если не им. И эти же самые мама с папой предлагают этому ребёнку показать, где находится тропка. Согласится он? Как думаешь?

Оля молчала.

– Конечно, согласится, – ответила вместо неё Алина. – Так вот матери и уводили детей своих в лес, когда было не прокормить семейство. Сами понимаете, дети охотно шагали по тропке. И уходили далеко в лес. Только, если ребёнка просто на тропку поставить, он далеко не уйдёт. Ему помочь заблудиться надо. Ведь иначе он вернётся, расскажет, что никакой поляны чудесной не видал, и опять его корми, а кормить-то нечем. Значит мать ему должна помочь поглубже в лес зайти. Но, вы же помните, взрослых на полянку не пускают. Матушка и говорила деточке, мол, надо идти на кукушкин зов, кукушечка укажет, ну, и соответственно, заводила его в самую чащу своим голосом.

– А почему на кукушкин? – удивился Вадим.

– А на какой? – удивилась Алина. – На дятла? Головой в дерево у матери долго бы не вышло биться, до чащи б не дошли. Ну, голуби в лесу не водятся, да и разговор у них негромкий, далеко не отойдёшь от детёныша. Ворон много, они могут перебить своим карканьем дорогу, которую мать указывает. Так что и остается только одно: кукушка.

– Хорошо, но всё же, – не унимался Вадим. – Вся деревня видела, что мать уводила ребёнка в лес и возвращалась без него. И потом, ведь другие дети в семье это тоже видели, и они же могли это другим рассказать, и в конце концов, все бы догадались, что их брата или сестру бросили в лесу на съедение зверям или на голодную смерть.

– Отвечаю по порядку, – терпеливым голосом ответила Алина. – Во-первых, вся деревня видела. А тебе не приходит в голову, что вся деревня и сама так делала? Во-вторых, дети видели и могли рассказать. Ну, так у их соседей дети видели такое же. В-третьих, могли понять, что их собрат не вернулся и догадаться. Конечно, они догадывались. Но догадка слишком страшна, поэтому сознанию человеческому, тем более сознанию человека в средние века, легче поверить в сказку, чем понять, что отвели ребёнка в лес на смерть. А, если веришь в сказку, то очень легко объяснить, почему родственник не вернулся. И все не только знали, что родственника в лес ведут, а еще все и собирали его на эту смерть, некоторые даже завидовали, что ему станет хорошо, а они тут останутся. А насчет – не вернулся. Ну, какой же глупец покинет поляну с едой, где не надо трудиться, где можно кренделя с деревьев рвать, а каша сама в рот течёт, да и притом сладкая каша, кто ж такую поляну променяет на тяжёлый труд крестьянский?

– Хорошо, но всё это никак не объясняет, почему сотни матерей берут пример с кукушки, которая бросает своих детей? – настаивал Вадим.

– А вот почему, – улыбнулась Алина. – Сейчас поймёшь. Берут они на самом деле пример не с кукушки. Итак, был такой случай. Очередная мать вела очередного ребёнка в лес. Идут они: ребенок по тропинке, матушка по кустам. Кукушечкой зовёт его вглубь еловую, в комарьё, в сырость закликает, а сама слезьми ревёт горючими. И жалко ей детинушку, и муж домой приводить не велел. Слышит она, что и деточка её плачет, приговаривает: «Матушка, матушка! Ты ли это кукушечкой кричишь, или заблудился я? Ответь мне, матушка!». А отвечать нельзя, близко уже трясина лесная, из которой не выбраться, недолго потерпеть осталось матери. Да не выдерживает сердце материнское, упала женщина на землю, рыдает, да только смотрит – под корягой посверкивает что-то. Отерла она слезы, подошла поближе, взяла блестяшку, в руках вертит, а это – монета золотая. Обрадовалась мать, им с этого золотого, полгода можно всей семьёй жить безбедно, и как закричит громко-громко: «Ку-ку!» и навстречу, на детский голос побежала. Бежит и кричит. И ребёнок её услышал и навстречу побежал. Да только мать упала, споткнулась обо что-то. Глядь, а это – сундук с золотом. Зачерпнула она горсть золотых и дальше к деточке бежит. А уж и дитя своё увидала. Встретились они, обнялись, а мать-то ничего, кроме «ку-ку» и выговорить не может, только руку протягивает, кажет полную горсть золотых монет. Вернулись они к сундуку, не поднять его, тяжёлый он. Набрали монет в материн подол, да за щеки, да куда смогли насовали, и так домой вернулись. Всей деревней пир устроили. Сундук потом ходили искали по лесу, да так и не нашли. Вот с той счастливой случайности, когда материнское сердце не смогло дитя отправить на смерть и было за любовь вознаграждено, и пошло это «ку-ку» у матерей. Мол, дитятко, не бойся, я не спряталась, не оставила тебя, я здесь. Так старый ритуальный обычай перерождения получил другой смысл и стал веселой игрой с ребенком. Мать прячется, ребенок пугается, что он один остался, как тот самый, в лесу. А потом мать находится. Понятно?

– Непонятно, матери детей заводили кричали ку-ку, с чего бы это все стало радостным событием? – снова заспорил Вадим.

– С того, что все матери, когда куковали – прятались, а эта одна – перестала прятаться. Поэтому ребенка сначала пугают – мол, мать спряталась, а потом нашлась… Она ж ладони открывает. Понимаешь?

– Нет, народные поверья – дело тёмное, – отрезал Вадим.

– Поэтому они так притягательны, – вытаращила глаза Алина. – А я обещала вам рассказать, почему в лесу нельзя на чужое «ау» откликаться.

– Да-да! Точно! – всплеснула руками Оля. – Погоди, я сейчас бутеры сделаю, есть охота.

И она быстро вышла на кухню. В холодильники были сыр и колбаса, оставался майонез, словом, – всё, что нужно для нормального ночного бутерброда. Не хватало только булки. Оля пошарила в хлебнице, там было пусто. Со спины снова раздалось женское «ку-ку». Олю аж передёрнуло, мурашки пробежали по спине. Она постояла некоторое время, боясь оборачиваться. Но через несколько секунду пересилила себя. Резко обернувшись, она увидела на столе ту самую булку, которую искала. Она лежала на столе, словно ее туда кто-то подкинул заботливой рукой, так всегда делала мама. Просто оставляла на видном месте то, что Оле самой было не найти.

Оля схватила нож и составные бутербродов, решив, доделать все прямо в комнате с друзьями. Оставаться еще хоть на немного в кухне не хотелось, очень тут в этот вечер стало неуютно.

– Ого, да ты с ножом! – засмеялся Вадим. – Славное будет продолжение вечера историей про женщину-маньяка.

– Нет, просто уже третий час ночи. Мне и дослушать охота, всего-то одна история осталась, и спать уже охота. А если я там резать буду, сколько времени пройдет. Так что, Аля, рассказывай, я пока сделаю нам вкусненькое.

– Так вот, – согласилась Алина. – Если аукает в лесу чужой, отвечать нельзя. Это – кукушка вдаль уводит. Почему кукушка? Потому что кукушка только и может понять, как одиноко тем, кто больше не живет на этом свете со своими родными. Мы привыкли, что нам тяжело, когда близкие умирают. Мы грустим по ним. Но мы-то остаемся здесь, у нас есть дела, у нас бывают даже радости. А они там одни, совсем одни, у них нет никого и ничего: ни дел, ни друзей. Они обречены вечно скитаться в тоске и одиночестве. Они никак не могут забыться и очень тоскуют по нам, по тем, которые остались здесь, тоскуют по земной жизни. И единственный, кто может понять их тоску – это кукушка. Она тоже тоскует, ведь она обречена всю жизнь куковать одна. Так её определила натура, что она не может растить своих детей. Дело в том, что за один раз у неё появляется слишком много детей. И ей просто не под силу всех их выкормить. Помните, ту историю про большие крестьянские семьи и неурожайный год. У кукушки такая же история. Зачем-то природа наделила её большой плодовитостью, а сил, чтобы вырастить, не дала. Поэтому она подкладывает яйца в другие гнезда. Не для того, чтобы избавиться от детей, а для того, чтобы они выжили, пусть даже у чужих птиц, но лишь бы жили. Как любой матери на земле, ей хочется вырастить своих детей, но, к сожалению, кукушке не дано их растить. Поэтому кукушка знает, что такое тоска по родным, знает, что такое вечное одиночество, знает и слышит мёртвых, тех, кто оставлены за гранью жизни и обречены вечно скитаться в пустоте. Более того, слышит мёртвых, говорит с ними и даже иногда даёт им свой голос. В старину женщины, зная это, ходили в лес в кукушечке. Заходили в лес, слушали, где кукушка кричит, старались ближе к тому месту встать и спрашивали, мол, мой любезный муженек такой-то, скажи мне свою волю или передай там наказ какой. И вот так голосили. Считалось, что кукушка начнет кричать вместе с женщиной, значит, она передает на тот свет слова от жены к умершему мужу. И никогда женщины не ходили на чужой зов в лесу, как бы сладко он не звучал. Все, кто ходили в лес, обычно звали друг друга вымышленными именами, так было нужно, чтобы чужие, словом, нечисть, не узнали, кто у них в гостях побывал. «Аукали» только, когда не знали, как зовут по имени, обычный человек не стал бы в лесу кого попало звать, потому что на зов придти мог и добрый человек, и кто угодно вообще. Кричит тот только, кто не побоялся один в лес пойти. А кто ж в лес в своем-то уме один пойдёт? Нормальный человек не сунется, он-то знает, что в лесах не только звери живут. Так что, если в лесу кто и аукается, то это значит, либо кто-то в чащу один сунулся, либо… Либо мертвые своих родных, которые на земле остались, выкликают.

– Зачем? – удивилась Оля.

– Так ведь соскучились. Своих зовут. Так вот заведут в чащу, откуда не выбраться, там человек и помрет. А помрет, так значит мертвым со своим свидеться получится. А кукушка мертвым свой голос и дает, чтобы те могли заманить. Был такой случай. Раньше не бывало, а сейчас люди дач настроили возле лесов, мало того, что из лесу к себе на участок деревья тянут, вроде осины, так они еще и за грибами повадились. Да ещё как повадились: обязательно к вечеру их в лес несёт. Сколько таких случаев, что не возвращаются. А сколько случаев, что возвращаются да чудеса рассказывают. Вон, помните, наша соседка по даче. Вышла недалеко, рядышком, грибок увидела, да за ним второй, да и пошла, минут пять, говорит, ходила, грибов больше не нашла, решила домой вернуться. И отошла-то от дома недалеко. А как чёрт закрутил, ходит-ходит выбраться не может. Насилу вышла, без грибов, напугалась только. Часа два ходила. Да и вышла чудом каким-то, оказалось, все это время около дома бродила. Мы ж тогда, помните, сами слышали, как она аукалась? Никто искать не пошел, странно было, что она рядом тут в лесу кричит.

– А баба Нина? Помните? – засмеялась Оля. – Та пошла за грибами одна. Ходила, устала. Прислонилась к дереву, отдохнуть. Стала собираться, а её как держит кто. Она страху натерпелась. Ну, кто в лесу её держать-то может? Маньяк какой? Обернулась, хоть и страшно. Нет никого. Дёрнулась опять. Не пускают. Потом только поняла, что каким-то образом, плащом за сучок на дереве зацепилась. Словно рыбка на крючок попалась. И не выбраться-то никак. Плащ не снять, руки старые, не поднять настолько, кости трещат. И снять ее с крючка некому. Одна ведь в лес пошла. Начала рваться, думает, плащ разорвёт, лишь бы уйти скорей из лесу. Да плащ-то хороший, ещё в те времена сделан, материя у него качественная, такую не порвёшь. Как она говорила, вот помру, еще после меня носить будете. Не рвётся плащ и всё тут. Со страху молиться начала да как будто её кто в спину толкнул, так она носом в землю и полетела. Встала, отряхивается да на дерево то смотрит: а нет на дереве том никакого сучка. Тут баба Нина домой поспешила. И грибов собирать не стала, что рассыпала, и корзинку бросила.

– Вот то-то и оно, одному в лес соваться не стоит. А сейчас про это забыли, – с жаром подхватила Алина. – Это сейчас, если чужой аукает, значит ему на помощь спешат. Потому что про кукушку не знают. Вот такое было, что пошли люди по грибы. В лес зашли, ходят, смотрят, вдруг слышат «ау». Ну, раз «ау», так людям помочь надо. Им «ау» – они в ответ «ау» и на помощь спешат. Так нааукались всласть, что солнце уже на вечернюю половину перешло. А голос-то вдруг и стих. Стоят они, значит, аукаются, а им ничего. Ни птицы не поют, ни лист не шелохнется. Да и деревьев как-то маловато для леса, а те, что есть, всё мелкие да кривые. Понял тут один из них, что они на болото вышли. И тут, как на минном поле, шажок не туда – и тебя нет. А что делать-то не понятно. Телефоны не работают, а они аккурат посреди болота. Думали, по следам своим выйти, да где там: ни тропинки, ни вмятинки не видать, мхи кругом, словно бы и не хоженые. Стояли, думали, аукали – ничего. Начали вещи свои вперед себя кидать, хорошо, хоть рюкзаки с собой брали, так и пошли – куда рюкзак плюхнулся и не потонул, туда и сами наступали. Оказалось, что не сильно далеко в трясину заскочили, вовремя спохватились, так и вышли. Без потерь. Все живы, страху только натерпелись.

– Знаете что? – задумчиво заговорил Вадим. – Всё же это удивительно, раньше люди верили, что мёртвые хотят вернуться, хотят жить среди нас, что даже наделили их такой возможностью. Люди настолько ценили свою жизнь, что собственная смерть казалась им наказанием или несчастьем. А мы сейчас? Наша жизнь так великолепна: нам не нужно тяжело трудиться физически, у нас есть огонь, есть вода, есть тепло, мы летаем самолетами, мы видим весь мир в экране телефона, мы на связи со всем миром. И мы перестали бояться собственной смерти. Мы совершенно перестали верить, что там тоже есть жизнь, что там, за гранью, скучают без нас. Мы живем так, словно до нас в этом мире никто никогда не жил и после никогда не будет. Мы потеряли все связи: с лесом, с духами, с богами, да с кем угодно. Мы перестали бояться кого-то обидеть! Мы не боимся кого-то задеть или убить. Мы настолько стали одни во вселенной, что это пугает. Мы стали перекраивать вселенную под себя, не думая, что это кому-то может навредить. Мы стали такими везде: и в семье, и на работе, и с соседями! Есть только Я! Остальное – фантом! Знаете, однажды нам это выйдет боком, потому что нельзя жить так, словно ты единственное существо на свете…

– Ох, и вечерок сегодня. Ладно, пора спать, – скомадовала Оля. – Мне завтра надо рано встать, к вечеру предки из поездки вернутся, надо еще прибраться.

Молодые люди стали укладываться тут же на полу, до рассвета оставались пара часов.

– А знаете, – таинственно прошептала Оля. – Только не смейтесь. Я сегодня три раза слышала «ку-ку». Это вы меня пугали?

– Не-ет, – горячо ответила Алина.

– Нет, зачем? – отозвался Вадим.

– Не знаю, – пожала плечами Оля. – Наверное, показалось. Но так жутко. Знаете, вы тут рассказываете, что это мертвые так скучают, зовут. Но у меня ж вроде все живы… Наверное послышалось.

Олю разбудил телефонный звонок. Не было еще восьми часов утра.

– Такой-то и такая-то ваши родственники? – строго спросил голос в телефоне.

– Да, а что случилось? – сонно и недовольно спросила Оля, чувствуя, как мурашки побежали по спине.

– Сегодня ночью…