Морок

– Да! Удивительное дело, я думал, что Миролюб меня предал, увидев решётку и карту предательства, а это значило, оказывается, что Миролюб за решеткой, думает, что я его предал, – рассмеялся Иннокентий. – Ну, пошли, узнаем, как дела у Богдана…

– Дела не очень, если честно, – смущённо потупила глаза толстуха. – Прям, ну совсем не очень…

– А что твои карты насчёт королей говорят? – спросил Иннокентий.

– Король обязательно должен быть, говорят… На худой конец – королева, говорят, – хитро усмехнулась толстуха.

***

В тёмном, провонявшем прокисшими щами и перебродившим пивом помещении стояли вдоль стен широкие дубовые столы с навсегда прилипшими к ним мухами. Сальная, с отёкшим лицом блондинка в годах простуженным голосом отчитывала пацанву из-за высокой стойки, одаряя каждого из детей мелкой монетой, судя по ее тону и выражению измазанных сажей лиц мальчишек, монет она давала гораздо меньше, чем было обещано.

За столиком у входа отмачивал в пивной пене длинные седые усы старый забулдыга с красным лицом и выпученными глазами, словно бы его постоянно кто-то душил. Напротив расположился молодой фармацевт, позвякивающий при каждом движении краденными из хозяйской аптеки мензурками. Он ожесточённо махал руками перед сизым носом старого пьяницы.

Левее от них красотка в засаленной юбке очаровывала неопытного и очень стесняющегося рыжего юношу, тыкая в нос ему парой напудренных грудей с яркой чёрной мушкой и дыша ему в ухо тяжёлыми картинами о том, как бывает, если мужчина и женщина любят друг друга. Судя по всему, юноша представлял себе что-то иное, больше похожее на зефир, но женщина настойчиво пахла луком и перегаром, а глаза её горели опытом, поэтому юноша, кажется, уже начинал помышлять об уединенной монашеской жизни взамен роскоши любовных утех местной жрицы любви.

Немного осмотревшись Иннокентий заметил своих приятелей, и они с толстухой уверенно двинулись к столику у стены. Оба, и Миролюб, и Лея, склонились над маленькой фигуркой с торчащими над головой плечами, внимательно его то ли слушая, то ли разглядывая. В этой напуганной худой и бледной фигуре трудно было узнать Богдана. Иннокентий и толстуха сели за стол с товарищами, но те, увлечённые рассказом старого приятеля, казалось, не заметили их прихода. Богдан, некогда круглый и довольный всем, любящий подпустить словцо, сейчас казался мальчишкой, которого поймали за воротник, застав за кражей яблок из сада. Он во всё время разговора то смеялся, то закрывал лицо руками, глаза его наполнялись то ужасом, то слезами.

– Что же всё это значит? – тихо спросил Иннокентий толстуху.

Та сделала неопределённый жест головой и так же тихо ответила:

– Ничего, как думаешь сам-то, человек объелся миром. Сидел себе взаперти да в тепле столько лет, а тут вышел: и люди кругом, и мёртвые, и короли…

– Здравствуй, Богдан, – Иннокентий протянул руку приятелю.

Богдан не сразу пожал её в ответ. Сначала внимательно рассмотрел, будто пытаясь отыскать на руке какие-то знаки, и не найдя их, решился поздороваться.

– Надо идти, – вздохнул Миролюб. – Последнее дело, надо доделать и…

Все чинно встали, кроме Богдана. Тот, кажется, прирос к дубовой скамье.

– Я здесь подожду! – настаивал он.

– Что это с ним? – спросил Иннокентий Лею шёпотом.

– Он такого навидался, что кровь в жилах стынет. И только здесь нашёл людей и успокоился. Пусть сидит. Мы за ним вернёмся же потом?

Иннокентий кивнул.

Они вышли из кружала. Первыми шли молодые люди. Женщины следовали за ними.

– А он знает? – спросил Миролюб.

– Что именно? – уточнил Иннокентий.

– Ну, что он королем у нас выбран, – мягко улыбнулся бард.

– Не пойму сам, что он знает, а что – нет. Во всяком случае, если что-то и знает, то не от меня. А, вообще, я тебе вот что скажу. Я совсем недавно понял, что знать наперёд можно всё, что угодно. А как оно на самом деле станется, это неизвестно никому. Можно угадать. Но знать точно нельзя. Так и этот, может, и подозревает что, но или надеется, что выкрутится и кого-то из нас на трон посадит, или…

Они уже подходили к замку, навстречу им выбежал флейтист.

– Как хорошо, что вы все нашлись, что вы все живы и здоровы, – затараторил он скороговоркой. – Ах, и Миролюб здесь.

Он обошёл с лаской и причитаниями каждого, кроме толстухи. Та тоже не особо жаловала его вниманием.

– Мы приняли решение, – не дожидаясь вопросов, объявил Миролюб. – Я согласен занять трон, как это положено мне по праву рождения и следует из моей родословной.

– Да? – оторопел флейтист. – А как же ваш… Уж простите, не знаю, как будет правильно сказать: брат или приятель… Словом, а как же Иннокентий. Даёт ли он на это согласие.

Иннокентий кивнул.

– Но! – продолжил Миролюб повелительным тоном, будто уже окончательно вжившись в роль короля. – Но сначала мы должны решить кое-какие вопросы, без окончательного разбора которых я ни за что не займу трон!

– Да? – снова промямлил флейтист. Видно было по всему, что он не ожидал такой прыти от двух деревенских болванов, пусть даже в них и текла королевская кровь. – Ну что же, приступим к решению немедленно.

– Мне понадобится участие королевского суда! – потребовал тут же Миролюб. – Он должен свидетельствовать, что передаёт мне престол без всяких тёмных историй и кровавых интриг.

– Сию минуту, я распоряжусь, – неуверенно протянул флейтист. – Где прикажете оформлять?

– В тронном зале, конечно, – милостиво улыбнулся бард.

И флейтист тут же исчез за тяжёлыми портьерами замковых коридоров.

– А здорово у тебя это получается. Я даже начал опять сомневаться, – усмехнулся Иннокентий.

– Не-не, – замотал головой Миролюб. – Никаких королевств.

И на ухо Иннокентию шёпотом добавил:

– Меня невеста ждет.

Иннокентий удивленно раскрыл глаза. А Миролюб приставил палец к губам, прося не выдавать тайны.

Компания плавно, не торопясь, проследовала в тронную залу, где, благодаря расторопности флейтиста, их уже ожидали королевские судьи в длинных чёрных мантиях, расшитых золочёными и серебряными нитями.

Миролюб уселся на троне.

– Кхм, – откашлялся неподалёку флейтист.

Миролюб посмотрел на него, юноша глазами указывал в сторону, противоположную от трона, где за высоким столом стоял роскошный с высокой спинкой, изрезанной чудными цветами, стул.

– А, – поспешил пересесть бард. – Начнем же!

– Вести дело должен конечно же судья, – снова тихонько намекнул со своего места флейтист.

– Спасибо за доверие, – отшутился потный человек, закутанный с головы до ног в чёрный шерстяной балахон. – Итак, начнём.

– С каким вопросом вы обращаетесь к нам, – вопросил судья Миролюба.