Сердце терновника, или Фаворитка эльфийского императора

– Так уж вышло, что именно я виновен в его… необычности. Знаешь, – эльф схватил с полки первую попавшуюся фигурку – кажется, оленя, – ведь это он окончательно убедил меня во вреде вампиризма.

– Во вреде… чего?

– Магический ритуал вампиризма, это то, чем мы занимались с тобой, – снова прозвучало так, что пугающий смысл чудом не ускользнул, – практика, запрещенная среди эльфов еще в Седую эпоху. Наша кровь дает жизнь, но взамен забирает куда больше. Всю информацию стерли из архивов тысячелетия назад, я случайно узнал о ней от отца, когда был подростком, – Фил покрутил фигурку в руках, подбирая слова, а я слушала не дыша и не решалась перебить, – Давая свою кровь, я исказил плетение в полотне жизни. Может, слышала, в Ридгии верят, что Судьба – великая паучиха, и именно она плетет варианты предопределенностей. Мне близка эта теория.

– Что с моим ребенком? Ты знаешь?!

– Догадываюсь. Он – не мой сын, – я с трудом выдержала его взгляд, – но плод моего греха. Ты пила мою кровь, что противоестественно, и вот последствие. Ленсар Мастерс – изъян на теле Ниариса, по всем существующим законам. Его рождение по-настоящему меня отрезвило… Я оборвал связь с последней «марионеткой», проводил дни в храмах за молитвами, а ночи за работой – уже без их помощи.

Честность снарра пугала. Ошеломляющая честность, словно он решил признаться во всех грехах сразу. Зная, что достоин ненависти за содеянное, эльф говорил и говорил. Я его не узнавала. Может, потому и не получалось возненавидеть, хотя стоило бы.

– Сай, хуже всего то, что на днях прибыл ридгийский посол и передал требование выдать ребенка их магам.

Меня затрясло, даже смысловые неувязки про Фила и посла другого государства отошли на второй план.

– Ты пришел предупредить? – я обернулась к Грише и ментальным приказом велела подниматься наверх в детскую.

– Я никому не позволю забрать твоего ребенка. Я пришел предложить защиту.

– Очень любезно с твоей стороны. А теперь скажи – в чем подвох? – я скрестила руки на груди, – прости, но ты не был похож на альтруиста.

Да что уж там, сломал мне жизнь, и если бы не помощь друзей, топтать бы мне давно Серебряные поля.

– Если ридгийский раджа получит мальчика, то не преминет использовать против империи Снартари, – ну наконец похоже на правду! Горькое ликование хлынуло в сердце и грозило потопить, – но причина, конечно, не только в Ридгии.

– В чем же? – дыхание против воли участилось, я нервно облизнула губы и поймала пристальный взгляд.

Снарр неспешно подошел ближе и, потерев бок оленя подушечкой пальца, вернул его на полку – туда же, где стоял.

– Я хочу этого.

– Предположим, я не буду вдаваться в причины, – ибо все равно не узнаю, – как ты защитишь нас?

– Магией ребенка не скрыть. Не от ока Раджи, по крайней мере, – Фил неопределенно повел рукой, – он немного провидец. Значит, нужно защищенное место, где Ленсар сможет переждать непростые времена. Ему не придется всю жизнь быть затворником, проблему с Ридгией я улажу раньше и, надеюсь, без войны.

– Ты говоришь так, будто имеешь полномочия. Хорошо устроился при новом императоре?

– Весьма, – снарр ухмыльнулся, но, к счастью, не стал продолжать свои скоморошьи игры, – ребенка мы укроем в Селестаре. В горе есть постоянные камни—источники магической защиты, они не требуют подпитки, как если бы ставить сеть на твой дом.

Хотелось бы верить, что появление Феликса и Фила смогло облагородить.

– Скажи… а где гарантия, что ты не выполняешь приказ? Что ты не заберешь моего сына, чтобы укрыть в безопасном месте до поры, до времени? А мне морочишь голову, чтобы не мешалась под ногами?

– Клятве пред ликом Солнца ты не поверишь, так?

Я кивнула, не отводя глаз. Какие клятвы!

– Кажется, в этом случае принято разводить руками, – не дожидаясь моей реакции, эльф перевел слова в действие, – прости, тебе придется или поверить, или поверить позже, но дела будут обстоять гораздо хуже. Что до меня, я в любом случае сделаю все возможное для вашей безопасности.

– Это мой сын. Мне нужно подумать, – я мерила шагами комнату, более не глядя на эльфа – в целях беспристрастности суждения, как выразились бы законники. За три года злость на мантикору выгорела и тихо тлела, но частичка меня не могла простить ему Лайериса. То, с какой легкостью он готов был отправить в чужую постель. И, конечно, не было уверенности, что высокомерному снарру есть дело до меня и до моего ребенка. Особенно такому, как Фил. Даже если предположить, что он и правда изменился… С чего бы ему снисходить до обычного человека? Разве что следует государственным интересам – и дай боги, если эти интересы не навредят Ленсару.

– Могу я взглянуть на него?

Обернувшись, я чуть ли не вплотную уперлась в грудь эльфа и от неожиданности резко отпрянула.

– О чем ты?

– Могу ли я взглянуть на ребенка? – пояснил терпеливо и просто.

Страхи вернулись с удвоенной силой. Впрочем… пожелай он похитить Ленса, то мог бы сделать это уже давно. Меня раскачивало, как огромный маятник под порывами ветра. И все же… даже это ощущение было лучше тихой смерти, в какой я пребывала три года, особенно после ухода Робина. Роб… я скучала по нему, по его авантюризму, и в то же время отзывчивости, готовности пойти на любой компромисс. Он был другом, с которым легко. Когда я месяцами хандрила и предпочитала одиночество, он принимал мое решение как должное. Оставалось только догадываться, насколько «легко» было ему самому.

Да, я грустила о Робе. Но, видит Солнце, по эльфу сердце разрывалось от тоски. Неправильной, эгоистичной, необъяснимой.

И вот он пришел и оживил меня. Тогда антидот вернул мне тело, сейчас я обрела душу. Я наконец чувствовала эмоции – не всегда приятные, но они были реальными, живыми, а не просто тенями в лабиринтах памяти.

– Сайерона? – мягкий голос над ухом зашевелил волосы, по коже пробежала россыпь мурашек.

– Хорошо, идем.

Мы поднимались в детскую, и меня не отпускала навязчивая фантазия о том, что это мог бы быть наш общий ребенок. Я радовалась, что приглушенный свет ночных магсветильников (которые я теперь могла себе позволить) скрывает густой румянец, а шаги и шорох одежды приглушают дыхание.

Я осторожно открыла дверь.

На пороге меня обуял странный страх – что сына не окажется в колыбели. После всего, что рассказал снарр, я почти в это поверила, когда не разглядела Ленса в темноте. Но вот блеснули глаза Гриши, до слуха донеслось мерное детское сопение, и относительное спокойствие ко мне вернулось.

Снар встал над резной кроваткой – я могла только догадываться, о чем он думает.

– Тоже сережка? Разумно.

Он рассуждал о цене. Кольца, браслеты тоже были надежны, в отличие от легко теряющихся кулонов, но для постоянно растущего ребенка такой выбор не назвать экономичным.

– Могу я ее снять?

Сердце отозвалось тревожной дробью.

– Хочешь убедиться, что мой сын – тот, кто тебе нужен? Да?

– Сай, – Фил чуть поморщился, как от внезапной боли, – в письме, зачитанном послом раджи, были более чем точные указания насчет примет, адреса и родителей. А вообще мне бы хотелось увидеть те золотистые искорки в глазах. Но он все равно спит, – выражение лица эльфа стало на удивление мирным.

Искорки? Никогда не связывала их с эльфом и его кровью, но, правда, Ленс родился не голубоглазым, как множество малышей в империи, а с неопределенными зеленовато-карими омутами, в которых на свету плавали золотистые искры.

– Странное чувство, но я ощущаю некую причастность, – эльф выделил это слово, скользя взглядом по зеленой вышивке на сером одеяльце, – именно я повинен в том, что он… не такой, как все. И да, ты имеешь полное право меня ненавидеть, но искренне советую принять помощь. Для меня настало время исправлять ошибки.

Мой сын для него всего лишь ошибка. Хахах, ошибка , всего лишь ошибка ценой в человеческую жизнь. Меня обуял смех – Фил пытается быть человечным, но получается все равно как-то по-эльфийски, через пень-колоду. Это если предположить, что он говорит правду.

– Сай, – снарр встревоженно всматривался в мое лицо. Решил, что крыша поплыла на радостях? – Сайерона.

И тут произошло то, что и впрямь заставило меня усомниться в здравом рассудке. Гордый солнечный эльф опустился на колени.