Веревка, повязанная как пояс, натянулась три раза, встревожив Царапку, и я едва устояла на скио, проехав несколько ярдов по инерции, и только потом сообразила, что сигнал нужно передать. Дернула три раза за канат позади себя, а потом начала думать, кто за нами гонится. Гхар, огромный легендарный медведь – наделенный разумом и недюжинной силой? Стая плотяников? Или волки, жадные до людской крови?
Да хранит нас Солнце. Как стрелять и вообще сражаться, если порывы ледяного ветра сносят с ног?
На краткое мгновение фонарь отца вспышкой разорвал слепоту. Мы мчали по своеобразному туннелю между огромными алидарскими соснами, никуда не сворачивая – и если бы не ветер внахлест, то от этого полета я бы испытала настоящий восторг.
С одной стороны, теперь понятно, что дело не в погоне, а в удобном случае. А вот с другой… Недаром Лейра всегда стращала, чтобы не ходили «по дороге древних». Но сказать об этом отцу не представляется возможным. Да и разве он не знает?
Несколько раз я зажмуривалась, и можно было даже не размыкать глаз – и так, и эдак ничего не видно. Когда же деревня? Теплая таверна в «Больших лопухах», горячая похлебка, подогретое вино с пряностями…
Только я об этом подумала, как последовал сигнал от отца – веревка больно дернулась о ребра, два раза. Неужели остановка!
Я не успела передать знак братьям, и эльфы врезались мне в спину, падая со скио и увлекая на снег. По счастью, страховочные крепления отец делал сам, на совесть – и только это спасло от переломов.
– Мила, прости, – сверху пошевелился Федор, но на нем был Ленсар. Только когда батюшка поставил его на ноги, резко дернув под мышки, «спящий принц» смог подняться. Пошатываясь, я тоже встала, не без помощи братьев, и тотчас провалилась почти по пояс. Мы стояли в сугробах, как овощи на грядке – но ветер не оставлял попыток нас выкорчевать.
На плечо опустилась тяжелая рука отца, фонарь мигнул в последний раз и потух.
В движении холод почти не ощущался, но, стоило нам остановиться, как он не преминул сковать тяжелыми кандалами. И холод, и страх. Даже Царапка за пазухой замерла, до боли вцепившись в нижнюю рубаху. Одновременно с этим плечо до боли сжал отец, а вторая рука в кожаной перчатке накрыла рот, заполнив нос характерным запахом. И частично глаза – хотя что можно увидеть в кромешной темноте?
Погодите, а это не деревня? Я совершенно точно уловила блеск трепещущих огоньков.
– Оте…
Рука надавила сильнее, вызвав обиду и злость. Даже страх отступил.
А напрасно.
Огоньки шевельнулись снова, и глаза, немножко привыкшие к темноте, начали различать руки, темные фигуры замерших эльфов… и огромное мохнатое нечто – в два человеческих роста, переваливающееся с ноги на ногу – так близко, что оно почти касалось меня.
Почему же видения молчат, когда они так нужны? Почему не предупредили?! Или в некоторых случаях предупреждения бессильны?
Клянусь, после этой ночи в мою гриву закрался не один седой волос.
Но почему отец даже не пытается спастись? На него воздействовали магией?
Мех колыхнулся в сторону, и его черноту мгновенно стерла вьюга. Хватка на губах ослабла, я сглотнула терпкую соль.
– Бежим!
Ну и пусть, что даже ступать мы могли с трудом, по-журавлиному поднимая колени… все равно! Лишь бы оказаться подальше от этого… этого…
– Неупокоенная душа, – ухо оцарапал громкий шепот, – больше этот гхар не опасен.
Гхар… полумифическая тварь, огромный серый медведь, именем которого пугали детей… Только что я видела его? Точнее, его призрак?
Обхватив нас троих огромными ладонями, так что мы с Федором и Ленсом почти соприкасались лбами, батюшка давал следующие наставления:
– Становимся на скио, едем дальше как можно скорее. Но если видите кого-то, немедля останавливайтесь, кто бы там ни был. Неупокоенные реагируют на движение.
Отец снова зажег фонарь, и в этот момент нас сверху упала тень.
Братья бросились было врассыпную, но поняли, что мы связаны одним канатом, и утянули в снег.
Гхар не развеялся с метелью. Слепо вглядываясь в колючее пространство, я могла представить, как он безмолвно втягивает носом воздух, раздумывая, куда бы наступить, чтобы раздавить наверняка.
– Не дрожи так, красавица, – в глубоком сугробе я оказалась прижата к Федору.
– Он уйдет, – это с другого бока Ленс.
Но я была так напугана, что на смущение не осталось ни времени, ни сил.
Да и какие могут быть правила приличия, если янтарные огоньки, оказавшиеся глазами чудовища, нависли в каком—то ярде.
– Сейчас он питается нашими страхами, – прямо в ухо зашептал Ленсар – а иначе было никак, при такой буре, – настоящий гхар давно схарчил бы нас и не подавился.
– И что же делать? Ждать, пока уйдет? – к слову, даже просто ждать легче, когда кто-то рядом не предается панике.
– Боюсь, этого мало, – и зеленые глаза снарра стали ярче, будто вознамерились соперничать с гхаровыми очами, – только не кричи, что бы сейчас ни произошло.
Никогда не любила сюрпризы, и сейчас тоже предчувствовала что—то неприятное. Царапка тоже завозилась за пазухой, словно чувствуя мое настроение.
А потом обе щеки обожгло.
Братья отстранились почти сразу, и это спасло обоих от справедливой расплаты – я не знала, кого бить первым. Как они посмели… как они посмели… поцеловать меня! Даже родному брату было бы позволительно коснуться поцелуем лба и не более, а тут…
– Сработало! – их ладони соприкоснулись в хлопке над моей головой, и тогда я поняла причину сего смущающего маневра.
– Призрак… исчез!
Я переводила взгляд с одного улыбающегося лица на другое и обратно.
– Прости, я не мог сказать, иначе бы не было такого эффекта, – Ленсар поднялся на ноги и подал мне руку – но в тот же момент протянул ладонь Федор.
Слегка рассердившись на саму себя за недогадливость, я позволила себе опереться на обе.
– Скорее! – отец внимательно оглядел нас троих, будто подозревал в чем-то предосудительном, – мы почти у деревни.
Меня накрыло знакомое чувство расплывающейся реальности, и не будь метели, кто-то обязательно обратил бы внимание на мой отсутствующий взгляд.
Знакомая деревянная табличка-указатель с едва различимой надписью «Большие лопухи» четко обозначилась слева, и, вернув зрение, я уже могла уверенно двигаться в нужном направлении.
– Мила, ты идешь не туда! – отец потянул веревку.
– Нет, я точно помню, доверься мне!
– Как ты можешь помнить в такой буре? Не глупи!
Я редко спорила с отцом, а в присутствии посторонних это и вовсе было недопустимо, но сейчас от моей убедительности зависели наши жизни.