Израненные души

– Двадцать семь, – недовольно бурчит она. Видимо, не привыкла, что кто-то угадывает ее возраст. Думаю, ей всегда дают меньше, потому что Фиона маленькая и хрупкая.

– Обычно тебе, наверное, дают меньше.

– Да, редко больше двадцати двух, – встряхнув светлыми волосами, она задирает подбородок.

– Ты и выглядишь моложе.

– Тогда как ты догадался?

– У меня глаз наметан, – вру я.

– Кем ты работаешь? Или у тебя нет работы?

– Если бы ее у меня не было, как бы я оплачивал обслуживание такого дорогого байка? – хмыкаю я.

– Может, ты преступник.

– И ты так просто впустила потенциального преступника в дом своих родителей? Опрометчиво.

– А ты думаешь, почему я не отхожу от этого стола? Видишь подставку с ножами? – она кивает на предмет, стоящий справа за спиной Фионы.

Я широко улыбаюсь. Мне нравится Фиона. Она дерзкая и, кажется, у нее отличное чувство юмора. Совсем не похожа на своих родителей.

– Можешь быть спокойна, потому что я не представляю для тебя угрозу.

– А для мамы?

– Тоже нет.

– Так чем же ты все-таки занимаешься?

– Ремонтом мотоциклов.

– Так ты механик?

– Можно и так сказать, – отвечаю с кривоватой улыбкой. – Мы кофе пить будем?

– Ты еще и наглый, – улыбается Фиона и, отвернувшись, наливает в чашки ароматный напиток. Ставит их на стол передо мной, добавляет тарелку с печеньем и сахарницу. Усаживается напротив и внимательно смотрит на меня. – И все же почему-то твое лицо кажется мне знакомым, – задумчиво произносит она и делает глоток своего напитка.

Честно признаться, я сам не понимаю, почему не рассказываю ей правду. Может, хочу сначала увидеть реакцию Виктории Майклс. По большому счету, эмоции самой Фионы меня мало волнуют. Хотя, признаться, мне хочется, чтобы она узнала обо мне.

К моменту, когда мы уже наполовину опустошили чашки с кофе, входная дверь открывается и с негромким стуком захлопывается. Мы слышим в прихожей какую-то возню, а потом хозяйка дома появляется на пороге. Заметив меня, Виктория останавливается и внимательно сверлит меня взглядом.

– Мам, тут к тебе мужчина пришел.

– Ко мне? – тихо спрашивает она и, слегка прищурившись, всматривается в мое лицо.

Ну давай же. Ты не можешь меня не узнать!

Фиона встает и забирает у матери пакет с продуктами. Ставит его на стойку, но даже не пытается делать вид, что занята раскладыванием. Напротив, она демонстративно упирается ладонями в столешницу и переводит взгляд с матери на меня, и обратно, разглядывая немую сцену.

– Чем могу вам помочь? – спрашивает Виктория, бросив взгляд на входную дверь.

Неужели скоро должен заявиться ее муж, и она боится, что он накажет ее за присутствие постороннего мужчины? Наверняка так и будет. По крайней мере, могло бы быть, если бы я не имел намерения сказать, кто я такой. Уж Джулиану Майклсу точно не нужно объяснять, кто такой Аарон. Этот ублюдок отлично знает, кто я и, уверен, сразу же узнает меня. В отличие от Виктории, он в последний раз видел меня лет двадцать назад. Я был подростком, а не маленьким ребенком, каким меня помнит Виктория.

– Возможно, вам стоит присесть, – произношу, понимая, что сиюминутный шок ничто по сравнению с тем, что испытает женщина, когда узнает, кто я такой.

– Возможно, вам стоит сказать, чего вы хотите, и покинуть мой дом. Скоро придет мой муж, а мне еще надо приготовить ужин к его возвращению.

– А ваша вторая дочь? Дейзи. Она все еще живет с вами?

– Ни одна из дочерей уже с родителями не живет, – опережает мать Фиона. – Я живу в Лос-Анджелесе, как и моя сестра. Она, кстати, замужем за крутым чуваком. Если ты хоть на шаг подойдешь к ней, он тебе голову в задницу засунет.

Фиона воинственно задирает подбородок, а я улыбаюсь. Бунтарка. Дерзкая, сильная девочка, хоть и выглядит хрупкой. Похоже, в этой семье дети любят идти против навязанной родителями воли.

– Фиона! – одергивает дочь Виктория, и мечет в нее грозный взгляд.

– А что? Пусть чувак знает, с кем связался. Аарон, так ты расскажешь, зачем пришел?

– Аарон? – еле слышно произносит Виктория и переводит на меня взгляд широко распахнутых глаз.

Вот теперь она меня видит. До момента, пока Фиона не произнесла мое имя, Виктория скорее скользила по мне взглядом, будто я был настолько незначимым, что и запоминать меня ни к чему. А сейчас она впивается в каждый сантиметр моего лица и наконец останавливается на глазах.

Ее собственные расширяются и наполняются блестящими слезами. Рука Виктории взлетает, и тонкая ладонь с почти прозрачной кожей и тонкими линиями синих вен накрывает шею. Она открывает и закрывает рот, будто пытается вобрать столько воздуха, сколько может. А еще выглядит так, будто внезапно потеряла голос.

Бросаю взгляд на Фиону. Хмурясь, она мечется взглядом между мной и матерью. На лице написано непонимание происходящего.

– Мам? – зовет она испуганно. – Мам, все нормально?

Виктория не отвечает, продолжая внимательно рассматривать меня. Она все еще не верит, что перед ней сижу именно я.

А меня, откровенно говоря, эта ситуация уже начинает раздражать.

По большому счету, я сделал все, что хотел. Посмотрел в глаза женщине, которая ради члена бросила на произвол своего ребенка. Позволила забрать его и отправить в самый центр гадюшника. Ни разу за всю жизнь так его и не навестив. Старая гребаная сука, которую я так люто ненавижу!

– Сынок, – наконец выдавливает из себя эта курица.

– Я тебе не сынок, – отрезаю грубо.

– Сынок? – переспрашивает Фиона. Перевожу на нее взгляд и вижу, как ее глаза становятся огромными. – Мам, что это значит?

Виктория сглатывает и прочищает горло, а потом поворачивает голову и смотрит на дочь. От лица отлила кровь, и Виктория Майклс сейчас похожа на привидение.

– Фиона, дай, пожалуйста, воды, – сипит она.

– Мам, может, вызвать врача? Ты побледнела.

Фиона быстро подставляет стакан под кран, а потом всовывает его матери в руку, после наблюдая, как та делает жадные глотки. Обливается и пытается стереть со своего серого платья влажные пятна.