Сетевой

– С детства. Я могу видеть таких, как ты, но я и не подозревала, что вы умеете говорить.

– Я умею.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Я любопытный. И я так давно наблюдаю за людьми, что… И вообще: с волками жить – по-волчьи выть!

– О! – удивилась я. – Ты знаком с нашим устным народным творчеством?

Он усмехнулся.

– Сколько тебе лет?

Он фыркнул:

– Я после первой сотни тысяч сбился со счета! – Мое лицо вытянулось, и он явно был доволен произведенным эффектом.

– Миллион есть?

Он опять пожал плечами. Я решила не выяснять, видел ли он динозавров.

– А зовут тебя как?

Он опять усмехнулся:

– Отвечу избитой фразой: никто меня не зовет, я сам прихожу.

– Серьезно.

– Серьезно! Ну подумай: кто, когда и куда меня зовет? Я уже много тысяч лет разговариваю сам с собой и с мебелью. Я могу себе придумать имя, но кто им будет пользоваться? Я у себя один такой!

– Ну вот теперь ты со мной разговариваешь. И мне, наверное, иногда придется тебя звать.

– Ну и зови.

– И тебе все равно, как?

– Все равно. Назови хоть горшком, только под задницу не суй.

– Воспитанные люди говорят «в печку».

– Я не воспитанный. И не человек. А тебя-то как звать?

– Ольга.

– Вот и познакомились, Ольга.

– И что теперь?

– А что теперь? Теперь я иногда буду с тобой разговаривать. Если ты не против.

– Я в общем-то не против. Но давай договоримся, куда и когда ты НЕ будешь приходить.

– Ой, ну чего я там не видел?

Я было набрала в легкие побольше воздуха, чтобы выдать ему тираду о личных границах, зонах приватности и еще что-то в этом духе. Но он меня перебил:

– Да понял я, понял. Только ты тоже теперь двери прикрывай, что ли.

– Теперь буду!

Он молча посмотрел на меня, как будто что-то для себя решая, и исчез. Кресло перестало покачиваться, и из окружающей меня атмосферы исчезло какое-то едва заметное напряжение. Внутри меня тоже что-то отпустило, и у меня было такое чувство, что это «что-то» внутри меня было там очень давно, задолго до моего переезда сюда. И это было странно.

После этого разговора я несколько дней его не видела и не слышала и даже не могу сказать, был он в это время в квартире или не был. Все это время я переваривала увиденное и услышанное и пыталась прийти в себя.

Надо же! Встретились два одиночества! Человек, способный видеть и слышать домовых, и домовой, умеющий говорить и не имеющий желания крушить, рвать и метать при виде такого человека.

Один шанс на… на… даже не знаю, на сколько. Но он живет тут целую вечность и еще ни разу таких, как я, не встречал.

Мне даже стало его немножечко жаль.

Сто тысяч лет одиночества. С ума можно сойти. А может, он уже того? Может, поэтому со мной и общается? А может, это я сама – того? Я ведь тоже иногда разговариваю сама с собой и с мебелью.

Я порылась в сумке, отыскала мобильник и набрала подружкин номер. Той самой подружки, муж которой был ангелом-хранителем моего рабочего компьютера и которая одалживала мне кота на смотрины квартир.

Подруга ответила почти сразу же, и я обрадовалась: хороший знак.

– Привет. Тебе что, опять кота? Или мужа? Что-то с компьютером?

– А просто так нельзя позвонить? Ой, я тебе помешала?

– Да нет, что ты. Просто я привыкла… Ты же просто так никогда не звонишь. Что-то случилось?

– Да нет, Марин, у меня вопрос.

– А, вопрос. Давай. – Подруга явно заинтересовалась.

– Скажи мне, Марина, я нормальная?

– В каком смысле?

– Ну в каком… В нормальном.

– Нет, ты уточни. Если тебя интересует, можно ли тебя назвать обычным или нормальным человеком, то нет. Если тебя интересует твое психическое состояние, то я же тебе не доктор. И вообще, говорят, что нет нормальных людей, есть необследованные. Так в каком смысле?

– Нуу… Вот ты с мебелью разговариваешь?