– Наверное, потому что его все ищут. Я бы тоже сбежал.
– Может быть, – не стала Алёна спорить. – Но дело ведь не в этом. Если бы я его нашла…
– Я понял, можешь не продолжать. Если бы ты его нашла, ты бы разнесла это на весь свет, и тебе бы вручили медаль.
– Не вручили бы мне никакой медали. Но тогда меня бы заметили.
– Как печально это прозвучало. Ты настолько плохой журналист?
Она решительно качнула головой.
– Я хороший журналист. И я всегда довожу всё до конца.
– До какого?
– До логического, – с нажимом проговорила она, и вдруг поняла, что Фёдор изо всех сил старается не рассмеяться. Его улыбка пряталась в его наметившейся бороде, но глаза смеялись вовсю. Это показалось обидным, и Алёна отвернулась. – Вы ничего в этом не смыслите.
– Ещё бы.
Замолчали. Алёна в обиде, а Фёдор, кажется, обдумывал. Алёна накрывала на стол, нарезала салат, а потом дёрнулась, когда почувствовала близкое присутствие мужчины. Рука Фёдора протянулась мимо неё к столу и поставила на стол банку тушёнки. Алёна удивлённо глянула на него, но он лишь пожал плечами.
Замечательно, она будет есть тушёнку. Во рту появился неприятный привкус, а мозг сам собой начал подсчитывать, сколько лет прошло с тех пор, как она так питалась. Когда-то тушёнка казалась пиром. Пришлось даже зажмуриться, чтобы избавиться от столь ярких воспоминаний.
– Не переживай, это вкусно.
– Вы вообще отсюда не выезжаете? Питаетесь консервами?
– В морозилке есть гусь. Не желаешь приготовить?
– Гусь?
– В деревне старушка продавала.
– Боже.
– Садись за стол.
Роско походил за Фёдором по кухне, потом присел у стола и стал преданно смотреть на хозяина. Пока Алёна раскладывала по тарелкам жареную картошку, Фёдор ловко открыл жестяную банку, взял кусок чёрного хлеба и намазал на него тушёнки. А потом положил всё это в собачью миску неподалёку. Роско кинулся к миске, пару раз щёлкнул челюстями и облизнулся в конце. Алёна наблюдала, не ела. Потом осторожно заметила:
– Ему же нельзя.
Фёдор непонимающе глянул на неё, после чего пояснил:
– Это же тушёнка. Не колбаса.
От тушёнки Алёна отказалась наотрез. Ела картошку, салат, задумалась, и поэтому удивилась следующему вопросу:
– И что ты теперь будешь делать?
Она пожала плечами.
– Ещё надеюсь, что дождь кончится, и я придумаю, что делать с машиной. Как думаете, к вечеру закончится?
– Откуда мне знать. Но я не об этом. С Костровым и всей этой историей. Тебе ведь надо о чём-то писать.
– Это точно… Вряд ли что-то хорошее меня ждёт. – Взгляд невольно метнулся к часам на запястье. – В девять я должна была быть на работе, а через час сдать статью о Беленьком.
– О ком?
– О депутате Беленьком.
На лице Фёдора было озадаченное выражение, и Алёна нахмурилась вслед за ним.
– Так вы местный или нет? Кто в нашей области не знает Беленького?
– Я не знаю. А чем он знаменит?
– Тем, что жуткий зануда и надоеда. Вот чем.
– Безумно интересно. И почему же ты не стала о нём писать?
– Потому что мне куда интереснее, где Костров-младший, – разозлилась Алёна его бестолковости. – Это новость федерального масштаба. А кто такой Беленький? Вот вы его даже не знаете!
– Ну, я не показатель. Я, вообще, в ваших журналистских делах ничего не понимаю. Например, что за необходимость была пилить почти сто пятьдесят километров в ночь и дождь, чтобы искать какого-то парня.
Алёна мрачно жевала, после чего призналась:
– Если бы я не поехала вчера, сегодня могло бы быть поздно.
– В смысле?
– Сегодня собирался ехать Артюхов.
Фёдор смотрел в свою тарелку и жевал. Потом переспросил:
– Это кто?
– Наша местная звезда журналистики.
– И он собирался ехать в Марьяново?
Алёна кивнула и тут же добавила:
– Но, надеюсь, дождь его задержит.
– Кто знает…
– Что?