Разрушенные объятия
Екатерина Русская
Размеренная жизнь следователя по особо важным делам Самойлова закончилась, когда по роковому стечению обстоятельств он спас несчастную девушку, бросившуюся с моста в промозглый дождливый день. Тогда мужчина и не мог предположить, что она втянута в запутанную историю, грозящую ему самому смертельным исходом. И чем больше он узнает прошлое спасённой им красотки, тем больше задаётся вопросом. Кто она – жертва или…?
Екатерина Русская
Разрушенные объятия
Я медленно брела по мрачной серой дороге, не видя ничего из того, что происходит вокруг. Ночная жизнь небольшого городка светилась многочисленными неоновыми вывесками и заполняла пространство привычными звуками. Совсем рядом с шумом проносились вечно куда-то спешащие иномарки. Но мне было все равно, где я и видит ли меня кто-нибудь. Как и все равно на внезапно начавшийся проливной дождь, тяжелыми каплями падающий мне на плечи и еще больше придавливающий к земле. И если вдруг асфальт подо мной разверзнется, обнажив свое огненное чрево, и будет адским пламенем обжигать мои забытые за спиной крылья, которые уже не помогали летать, я все равно не смогу обратить на это никакого внимания. А все потому, что меня уже тоже нет. Нет в этом суровом мире и в этой поганой жизни. Я вся там, рядом с ним, в счастливых воспоминаниях тех минут, когда мы были только вдвоем.
Раньше я могла часами слушать стук ночного дождя, тихо прижавшись к холодному окну, зная, что там, за моей спиной, небрежно смята наша теплая постель. Улыбаясь ночному небу и наблюдая за падающей звездой, я всегда молча благодарила Бога за то, что он у меня есть. Каждый день я ходила в храм, ставила свечу и, долго стоя перед горящей, умоляла небеса не отбирать самое ценное, последнее, что у меня осталось – его. И в новогоднюю ночь существовало лишь одно желание – чтобы он был счастлив. И не было ничего важнее этого. Я летала рядом с ним, я мечтала рядом с ним. Я жила! А сейчас… Где они, мои крылья? В своем адском отчаянии хотелось только одного. Разок, хотя бы один, увидеть его все еще живые глаза и улыбку, которую я так люблю. И больше в моей жизни ничего не имело значения.
Я шла к мосту, шла, чтобы шагнуть вниз. Я так хотела к нему, туда, где существовали наши страстные объятья, всеобъемлющее счастье и вечная любовь.
Капли холодного дождя смешивались с моими горячими слезами. Нет. Я не боялась умереть, я молила Бога, чтобы это случилось как можно скорее. Мечтала о том, как буду искать его на небесах, надеясь, что свет, который где-то там, в конце туннеля, осветит мне дорогу к нему.
Совсем рядом ударила молния, и страшный гром заставил вздрогнуть. Мокрые, спутанные от дождя волосы лезли в глаза, и я уже ничего не разбирала впереди за непроглядной стеной все более разыгрывающейся грозы.
«Значит, именно здесь я пройду этот путь к тебе, мой любимый». Я закрыла глаза и вздохнула с облегчением. Неужели правда, что осталось совсем чуть-чуть и раздирающая меня страшная боль уже скоро навсегда покинет бренное тело? Всего лишь шаг, и боли нет. Я засмеялась и, взявшись за перила, посмотрела вниз. Там, где-то далеко внизу, манила свободой пучина черной воды. Господи, как же я мечтала об этом.
Ветер бил в лицо, и длинные волосы от сумасшедших порывов белым покрывалом летали за напряженной спиной. Тонкое платье прилипло, будто вторая кожа, но я не замечала этого. Закусив в нетерпении губу, я быстро перелезла через ограждение, закрыла глаза и как воочию увидела глаза Славы. Он как-то грустно смотрел на меня.
– Ну что ты так смотришь? – крикнула я ему. – Я не могу без тебя! Я не буду жить без тебя! – заорала я в небеса и бросилась в черную манящую бездну…
Со Славой мы познакомились несколько лет назад. И с ним у меня были связаны самые счастливые и самые горькие воспоминания.
Квартира, в которой счастливо прошло мое детство и где всю жизнь прожили мои родители до рокового дня, когда страшная автомобильная авария унесла в одночасье их жизни, загорелась в три часа ночи. В то время я работала в больнице врачом неотложной помощи и, приходя с работы, частенько валилась с ног, забывая иногда даже раздеться. Тот вечер не был исключением. Придя с работы и едва успев проглотить наскоро приготовленный бутерброд, я мгновенно уснула. А проснулась от звука разбившегося в спальне окна. Я сразу почувствовала, как голова раскалывается от жуткой боли, а глаза щиплет от едкого дыма. Надрывно закашляв, я испугалась, что вместе с кашлем лишаюсь последних сил на следующий вздох. Смутно помню, как сильные руки подняли меня и куда-то понесли. А потом полный провал. Очнулась уже на улице, перед глазами суматошно бегали незнакомые люди, неподалеку слышался надрывный детский плач, пожарные тушили огонь, который страшным пламенем разрывал на два мира черную ночь.
– Не переживайте. – Рядом присел мужчина в форме пожарника. – Главное, вы живы. Остальное – неважно.
Он положил на мое плечо крепкую руку. А я смотрела на его красивое в саже лицо, не в силах отвести взгляд.
– Это вы меня спасли? – Ответ мне был и не нужен. Я и так уже это поняла. – Спасибо! Спасибо вам большое!
Глаза вновь защипало от дыма, превращая в расплывчатое облако видение передо мной. Слезы толстой линзой стояли в них, словно давно немытое стекло. И сквозь эту призму я смотрела на языки пламени, пожирающие все на своем пути.
Я так и не поняла потом, куда он пропал. Мой герой. Он растворился из моей жизни так же внезапно, как и появился в ней. Впереди замаячил долгий период восстановления документов, беготни по инстанциям и сбора документов для получения субсидий, судебные тяжбы с алкоголиком-соседом, оказавшимся виновником пожара. Только спустя полгода моя жизнь понемногу начала входить в то же русло, в котором была до пожара. Но мой герой все же не выходил из головы. А я, как настоящий романтик, перечитавший за свою жизнь энное количество романов, точно знала – это он. Герой моего романа. Девчонки с работы улыбались, а за спиной качали головами и называли чокнутой, а я продолжала высматривать его из кафе, где мы обедали, из окна своей кухни или спальни, сидя на подоконнике, встречая розовые рассветы и мечтая о нем. Только спустя полгода он вновь появился в моей скучной и однообразной жизни. Но совсем не так, как я себе это рисовала в воображении.
В ту ночь было мое очередное ночное дежурство, когда поступил вызов в неотложку. Сразу создалось впечатление, что звонивший был сильно пьян. Таких вызовов за мою карьерную жизнь в больнице была тьма тьмущая, и по большому счету все они были «пустышками». Покидать теплые стены больницы, где вкусно пахло только что сваренным кофе, совершенно не хотелось, об этом Наташка и Миша, мои лучшие друзья и по совместительству коллеги, не переставали переговариваться, пока мы ехали в парковую зону, где предварительно был обнаружен мужчина без сознания.
Прибыв на место в первом часу ночи и осмотрев весь парк, мы смогли, наконец, констатировать факт, что приехали зря – никого здесь нет. Спустя двадцать минут потраченного впустую времени мы возвращались к машине под трехэтажный мат Миши. В ту же минуту Наташка вдруг дернула меня за рукав куртки:
– Смотри, что это? Похоже, ботинок… О, черт! Маринка, сюда! Быстрей! Миша, тащи сумку! Быстро, быстро! Да шевелитесь же вы! – крикнула Наташка, уже протискивая свое крупное тело сквозь колючие кусты к обладателю ботинка.
Но Мишка и без слов уже открывал сумку с медикаментами, второй рукой он помогал Наташке раздвигать колючие ветки. А я суетливо бегала вокруг них, зажимая фонарик в руке.
Полностью скрывшись в кустарнике, Наташа наскоро осмотрела мужчину.
– Пульс есть, – послышался оттуда ее хриплый голос.
Я мялась с ноги на ногу, освещая мрачное пространство густых ветвей, не имея возможности быть более полезной.
– Миша, неси носилки. Марина, свети вот сюда. Левее. Да, сюда.
Парк в позднее время был безлюден. Слышно было только, как ветер играет с опадающими листьями деревьев, да шорох объемных Наташкиных форм в кустах. Вернулся Миша с носилками и положил их в непосредственной близости от пострадавшего. Наташа, вся исцарапавшись, задом вылезла из кустов и констатировала:
– Два пулевых: в плечо и грудь, в область правого подреберья. Давайте-ка, ребята, помогайте. Миша, затаскивай под него носилки, Марина, аккуратно голову. Давайте. Взяли.
Все происходило быстро и слаженно. За много лет совместной работы мы стали настоящей командой. Следующие десять минут адской езды до больницы мы с Наташей делали все что могли, чтобы спасти мужчине жизнь. Я суетилась у медицинских шкафов, помогая подруге, и звонила коллегам, отдавая распоряжения. Миша, включив мигалки, стремительно несся по ночному, светящемуся неоном городу.
У входа в больницу нас ждали санитары. Операционная уже была готова. Я бежала рядом с Наташкой по длинным светлым коридорам, толкая перед собой каталку, как вдруг замерла. Эти черты бледного лица мужчины столько раз мне снились, что я узнала бы их из тысячи. Странно, но до этого момента я даже не взглянула на него, сосредоточившись на том, чтобы поддержать едва теплившуюся жизнь до начала операции.
Каталку повезли дальше, а я так и осталась стоять посреди белых стен, не в силах сдвинуться с места. Видела, как Наташка машет мне рукой и что-то кричит, но шум в ушах не позволял услышать ничего из происходящего рядом. В досаде она устремилась с раненым дальше, а я, зайдя в нашу каморку, без сил опустилась на высокий стул и постаралась прийти в себя. Время замедлило свой бешеный бег, я не понимала, сколько прошло, когда зашла Наташка.
– Ну и что это было, мать?
– Это он.
– Кто он?
– Ну, он, – как в бреду произнесла я.
– Пожарник твой, что ли?
Я тупо кивнула.
– Вот уж не думала, – медленно произнесла она. – Пойдем-ка, подруга, выкурим по сигаретке да помолимся. – Она решительно взяла меня под руку и повела в курилку. Затянувшись, я посмотрела на синий дымок, который тут же растворился в прохладном ночном воздухе. Постояли в тишине, каждый думая о своем.
– Все будет хорошо, Марин. Ты мне веришь? Парень он молодой, организм сильный. Тем более ты знаешь нашего Степаныча, он его с того света вытащит. Так что выкарабкается твой герой.
Я была не в силах вымолвить ни слова, смотря в черные небеса, тихо молясь про себя.
Правда была на стороне Наташи. Операция прошла успешно, но оставшуюся части ночи я все равно дежурила в его палате, внимательно следя за показателями аппаратуры. Держала за безжизненную руку и тихо разговаривала с молчаливым собеседником, уверенная, что он меня слышит.
Полиция, пока наш пациент не пришел в себя, не беспокоила, и жизнь стала идти своим чередом. Домой я не уходила, оставаясь в больнице с ним, чтобы быть рядом в случае, если состояние пациента изменится.
Он очнулся через три дня. Я как раз сидела рядом и грустно смотрела на дождливую погоду из окна, держась за уже ставшую такой родной руку, когда она неожиданно дрогнула. Шевельнулись веки, и мужчина посмотрел на меня помутневшим взглядом.
– Все хорошо, вы живы, – ласково произнесла я. Сердце отчаянно забилось, готовое выскочить из груди от счастья, что я вижу его выразительные глаза. Мой герой слабо улыбнулся своей особенной улыбкой и снова уснул. Но теперь я точно знала, что пациент пойдет на поправку.
Уже утром, когда я вновь вошла в палату, он полулежал. При моем появлении мужчина повернул голову и стал внимательно рассматривать. Черные, как угольки, глаза были сосредоточенны. Переминаясь с ноги на ногу и не решаясь подойти, я, наконец, разозлившись на себя, спросила:
– Как вас зовут?
– Вячеслав, – тихо ответил он.
– Как вы себя чувствуете?
Пациент слабо улыбнулся мне уголками бледных губ. Я стала привычно проверять показания аппаратуры, менять лекарство, запуская его через катетер, стараясь на него не смотреть.