Обручальное кольцо блокады

Обручальное кольцо блокады
Екатерина Шардакова

Подруги Лиза, Кира и Валя жили в Ленинграде. Они были молоды и красивы, полны надежд, мечтали о любви, делали первые шаги в своей взрослой жизни.Неожиданно началась война, Ленинград оказался в блокаде. Голод и страх. Казалось, что все рушится, и жизни приходит конец. Но война принесла не только потери.Словно маленький колокольчик, среди руин и смертей промерзшего Ленинграда, зазвенел сладкий детский голосок. Топая маленькими ножками, неуклюже он бежал в раскрытые объятия раненого сердца…

Обручальное кольцо блокады

Екатерина Шардакова

© Екатерина Шардакова, 2021

ISBN 978-5-0055-1243-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Дорогой читатель!

Благодарю Вас за проявленный интерес к моей книге.

Однажды ко мне пришло вдохновение, и я в своем воображении увидела людей и историю их жизни. Из всего этого родилась книга. В ней есть всё: любовь и разлука, счастье и горе, война и мир, рождение и смерть… Но она не об этом. Эта история о безграничной, всепоглощающей любви, любви к детям!

Это художественное произведение, которое не претендует на точность исторических фактов. Совпадение адресов, имен и фамилий является случайным.

Я надеюсь, что частичка любви и тепла, которые вложены в эти страницы, попадет в Ваше сердце и согреет его.

Я желаю Вам счастья!

Екатерина

Глава 1

Сегодня у меня день рождения. Кто бы мог подумать, что я доживу до такой круглой цифры. Мне сегодня сто лет. Думаете, что я худая сморщенная старушка с редкими седыми волосами, блеклыми голубыми глазами и вставными зубами? Правильно думаете, такая и есть. Руки уже плохо слушаются, ноги еще хуже, дома хожу с палочкой да за стены держусь, на улицу дальше нашего сада одна не хожу, боюсь, что уйду, а сил вернуться не будет. В зеркало не люблю смотреть, вижу там эту старушку и не знаю, кто это, потому что я себя представляю молодой и красивой, какой была восемьдесят лет назад. В душе я и осталась молодой, наверно потому, что молодость я помню лучше, чем вчерашний день.

Очень хорошо помню, как была написана эта картина, уже много лет она висит в моей спальне: на ней две красивые молодые девушки, полные жизни и надежд. Одна из них голубоглазая блондинка в небесно-голубом платье с аккуратно уложенными волосами, едва касающимися плеч. Правильные черты ее лица излучают спокойствие, однако в глазах едва сдерживаемый смех. Лиза Безбрежная. Это я. Вторая красавица в красном в белый горошек платье – это моя самая близкая и любимая подруга Кира Градова. Кира – огонь! Все в ней наполнено страстью и безудержной энергией: черные вьющиеся волосы ниже плеч, черные глаза, слегка вздернутый нос и неизменная красная помада на губах.

Мы дружили с самого раннего детства, жили в соседних домах, учились в одной школе, сидели за одной партой, всегда и везде вместе. Мы были как бурное море, с которым можно было сравнить Киру, и песчаный берег, который мягко его сдерживал.

Картину эту написал мой дедушка, Карл Вернер, известный в свое время художник. Он преподавал в художественной академии им. И. Е. Репина (тогда это были «свободные художественные мастерские»). Портреты он редко писал, в основном на его картинах оживали ленинградские городские пейзажи и натюрморты с цветами. Я долго уговаривала дедушку написать наши с Кирой портреты, а он долго не соглашался. Однако любовь ко мне и такое знаменательное событие, как окончание мной школы, смягчили дедушку, и он согласился. На мой день рождения 8 сентября 1936 года он подарил мне эту картину. А до этого дня были несколько веселых недель позирования.

Помню то летнее утро, когда собиралась к дедушке в мастерскую. Мне хотелось быть идеальной. Я тщательно погладила любимое голубое платье и попросила маму уложить мне волосы. Узкий белый ремешок вокруг моей тонкой талии идеально подходил к белым туфлям на низком каблуке и белой сумочке. Собралась. В прихожей остановилась перед зеркалом: какая милая девушка смотрела на меня оттуда! В этой темной маленькой комнатке (окно выходило в узкий двор-колодец, и солнце лишь летним ранним утром заглядывало в него), которая служила нам и кухней, и прихожей, я почувствовала себя красивой бабочкой, случайно залетевшей в темный подвал.

Мама напомнила мне, что пора идти. Я улыбнулась себе в зеркало, обняла маму и выпорхнула из двери. Быстро спустилась с пятого этажа, стуча каблучками по ступенькам, пересекла двор и выбежала на улицу. Кира уже меня ждала. В утреннем солнце на безлюдной улице в своем красном платье она казалась ярче огня.

– Ты просто куколка! – воскликнула Кира, увидев меня.

Я подбежала к ней, она взяла меня под руку, и мы пошли по залитому солнцем Невскому проспекту. Мы жили на улице Рубинштейна, я жила в доме №2, на углу с Невским, а Кира напротив, в доме №1. В мастерскую к дедушке я всегда ходила пешком, и в этот раз мы решили не нарушать традицию: по Невскому до Дворцовой площади, через Дворцовый мост, дальше по набережной вдоль Невы, напротив Исаакиевского остановиться и в очередной раз восхититься его красотой, еще немного пройти и вот уже и сфинксы.

– Может быть предложить твоему дедушке изобразить нас на фоне сфинксов? – смеялась Кира. – Мы очень удачно впишемся в городской пейзаж.

– Лучше не рисковать, он и так с трудом согласился на наш портрет. Пойдем, уже почти 9 часов, он нас ждет. У нас два часа, потом у него урок с Валей.

– Валя все еще учится рисовать? – вскинула бровь Кира. – Сколько лет она уже учится, со второго класса? Она всерьез решила стать художником?

– Не знаю, почему бы и нет, дедушка говорит, у нее есть талант.

– Никогда Валю не понимала, как ты с ней дружишь? – пожав плечами, Кира взяла меня за руку и стремительно направилась через дорогу к зданию академии.

Академия… У дедушки всегда было много учеников, он постоянно писал картины, поэтому почти жил там. Мы с мамой чаще ходили в его мастерскую, чем домой. Когда я была маленькая, попадая в длинные с высоченными потолками коридоры Академии, я представляла себя Алисой в стране чудес. А это и была страна чудес! Здесь расцветали цветы на белых холстах, и оживали статуи в умелых руках скульпторов.

Мы шли по длинному сумрачному коридору мимо многочисленных дверей, стук наших каблучков отдавался эхом от высоких стен.

– Давай заглянем в какую-нибудь дверь, – шепотом предложила Кира, и озорной огонек вспыхнул в ее глазах.

– Давай на обратном пути, – шептала я и тянула ее за руку, пытаясь оттащить от двери, за ручку которой она уже взялась.

Вдруг дверь резко распахнулась, и пред нами предстал высокий стройный широкоплечий молодой мужчина в военной форме. От неожиданности мы отскочили и одновременно вскрикнули. Военный, увидев нас в таком испуге, рассмеялся открытым чистым раскатистым смехом.

– Мы перепутали дверь… Здесь их так много… Они все такие одинаковые… – быстро пришла в себя Кира, и из ее глаз уже сыпались смеющиеся искры на этого молодого человека.

– Бывает… – улыбнулся военный, лукавым взглядом глядя на Киру сверху вниз.

– Нам пора, всего доброго, – улыбнулась я и потащила Киру дальше.

– Какой красивый! – прошептала она, оглядываясь назад.

– Да, очень, – я искренне согласилась с ней.

– Сколько в нем чувствуется силы! Ты заметила?

– Мы пришли! – я остановилась и повернула Киру лицом к двери с табличкой «Карл Вернер».

Я любила бывать в дедушкиной мастерской. Кира тоже иногда приходила туда со мной. И каждый раз мы испытывали какое-то трепетное чувство, попадая в этот красочный мир. Большая комната, высокие потолки, огромные окна. Там было так много света! На стенах висели дедушкины картины, вокруг были разные карандаши, кисточки, палитры и специфический запах масляных красок. Всю дальнейшую жизнь этот запах всегда будет напоминать мне о дедушке.

– Здравствуйте, красавицы! – улыбнулся дедушка, когда мы вошли. – Какие у меня сегодня великолепные натурщицы!

– Самые лучшие! – я подбежала к дедушке и обняла его за шею, встав на цыпочки, а он прижал меня к себе своей сильной рукой.

– Садитесь вот сюда, – дедушка поставил два стула на середину комнаты, – и, чур, сидеть смирно!

– Мы будем очень стараться! – хором сказали мы с Кирой, улыбаясь.

Дедушка поставил чистый холст на мольберт и стал внимательно всматриваться в нас.

– А говорить можно? – пытаясь не шевельнуться, спросила Кира.

– Нет, – ответил дедушка, выдавливая краску из тюбика на палитру.

– А смеяться? – не унималась Кира.