Если она сольётся с твоей плотью и кровью, ты изменишь свою точку зрения на многое и, соответственно, изменишься сама. Ты перестанешь пугаться своего страха.
Ир, поверь, можно испытывать страх, но не бояться его. А когда перестаёшь бояться страха, многие вещи становятся гораздо более доступными.
Вступая в битву, воин испытывает страх, но он не боится его и побеждает.
Тебе нужно победить себя, Ира. Не страх в себе, а себя. Если ты при этом сможешь взять свой страх в союзники, твоя победа будет поистине блестящей.
Кстати, сделать гармоничными взаимоотношения рационального и иррационального – это и значит взять в союзники страх.
А взять в союзники страх – это значит ощутить полноту и целостность Абсолюта.
А ощущение полноты и целостности Абсолюта и есть преодоление всех преград и избавление от всех привычек.
Именно привычки – и хорошие, и плохие – парализуют нашу волю.
– Ты предлагаешь мне бросить курить? – не без сарказма пошутила Ира, и тут в ужасе обнаружила, что она не в кабинете, а сидит себе на диване в гостиной.
Невыносимый страх сковал её.
Женечка радовался как удачно нашкодивший ребёнок. Он долго смеялся, но продолжил серьёзно:
– Борьба с привычками рождает новые привычки. Это – не выход. Возьми в союзники страх. Вон его сколько у тебя!
Вот что ты сейчас делаешь, а? Правильно, пытаешься унять страх и понять, как ты оказалась не в кабинете, а здесь.
Да какая разница? У тебя есть страх. Ты, испугавшись его, вместо того чтобы как-то использовать, пытаешься унять. Это провоцирует противостояние рационального и иррационального, подстрекая их вновь грызть друг друга.
Они снова воюют, тебе хреново, но не страшно. Ведь так?
– В общем-то, да, – вынужденно согласилась Ира.
– Вот видишь? Чтобы обнаружить другой способ обращаться со страхом, нужно выяснить для себя, что же такое страх.
Страх – это эмоция, а эмоции – великая вещь.
Большинством из них мы активно пользуемся в этой жизни. К примеру, радостью для наслаждения, гневом для исправления какой-либо ситуации или наоборот, заведения её в тупик. Неважно. Только страх пытаемся придушить.
– Страх – это инстинкт самосохранения, – вставил Влад, которого Ира до сего момента не замечала.
– Верно. И это важно. Только вот хочу обратить ваше ВНИМАНИЕ на то, – Женечка снова утрированно выделил слово «внимание» и усмехнулся, – что пугаться, бояться и опасаться – это не значит испытывать страх.
Боязнь и опасения – не эмоции, а мыслительные реакции, которые вызывает страх, и направлены они, в первую очередь, против него самого.
Испуг – состояние гормонального фона.
Кстати, боязнь и опасения гораздо чаще возникают сами по себе. В смысле, без участия страха. И сами рождают неприятные эмоции – тягостные переживания, волнения – которые не являются страхом, хотя и похожи на него.
Итак, страх – это единственная эмоция, которую мы никак не используем и всеми силами пытаемся погасить.
– Евгений Вениаминович, а как же пристрастие многих людей к ужастикам, к экстриму?
– Это тоже называют страхом, но это – не страх. Это – испуг, вызывающий впрыск адреналина в кровь, что, в конечном итоге, рождает чувство удовольствия.
Испуг – не эмоция. Это – физиологическое состояние, которое, кстати, зачастую сопровождает страх.
Всё это, конечно, манипулирование терминологией. Мне важно, чтобы ты, Ира, поняла точно, о чём именно я говорю.
Скажем так: страх, боязнь, опасения, испуг – это a, b, c, d, которым заданы определённые значения.
Так вот, страх, в том значении, в котором я имею в виду, это единственная эмоция, которую мы никак не используем и пытаемся погасить.
Страх, как правильно заметил Влад, это проявление инстинкта самосохранения.
Однако, боязнь, опасения, испуг – проявления того же инстинкта. Именно поэтому мы безотчётно смешиваем эти понятия.
Мы боимся, опасаемся, пугаемся, когда нам угрожает что-то, принадлежащее к сфере земной жизни. То есть, реальности, воспринимаемой всеми приблизительно идентично.
Страх нами завладевает тогда, когда мы хотя бы легонько касаемся запредельного.
Страх – это система безопасности в действии. Завладевая нами, он становится для нас реальностью земной жизни, и мы пугаемся, боимся, опасаемся и, как следствие, пытаемся от него избавиться.
Обычный среднестатистический человек, задавливая его, отгораживается от запредельного.
Попытки мистика – то есть, человека, восприятию которого не чуждо запредельное – задавить свой страх, приводят к войне рационального и иррационального в нём.
Если же он преодолеет страх, это, как правильно заметила Ирина Борисовна, приведёт к частичному или полному окончанию его существования в земной реальности.
А вот если перестанет бояться… Вот тогда произойдёт чудо.
Кстати, некоторые считают, что перестать бояться своего страха это и значит преодолеть. Но это не так.
Преодолев страх, индивид избавляется от него, и не только от него, а и вообще от всего, что можно ощущать посредством тела. Он попросту теряет с телом связь, разрушив систему безопасности.
А вот перестав бояться, индивид не перестаёт испытывать страх. Он начинает его использовать.
Это – обман системы безопасности.
Она в целости и сохранности, вовсю генерирует страх, с помощью которого человек контактирует с запредельным, даже полностью уходит в него, но остаётся жив. Жив в общепринятом смысле.
По-моему, именно это и проделала госпожа Палладина, когда перед своим отъездом исчезла на несколько дней.
Ирочка, не хочешь мне поведать, что с тобой было? Влад говорит, что ему ты рассказала. Но, что именно, не колется.
– А Вы и не настаивали, Евгений Вениаминович.
– Конечно, не настаивал. Я не любопытен. Если б судьба Ирины Борисовны Палладиной не висела на моей совести, то и сейчас бы этим не интересовался. Так что, Ир, расскажешь?
– Куда ж я денусь.