Автограф

У неё будет золотая медаль! Она смогла! Женечка радостной птичкой носилась по дому, сообщая всем его обитателям о своём успехе. Нюте, кухарке, было приказано испечь пирог с яблоками, марципаном и взбитыми сливками. Вечером за столом собралась семья: пришли Варя с мужем и двумя детьми трёх и пяти лет. Пришла и Елизавета Максимовна – сестра хозяина дома и крёстная Женечки и Маши. В домашнем обиходе все её называли «крёстка». Елизавета Максимовна – пожилая женщина за пятьдесят, маленького роста, полная, но её абсолютно прямая спина, гордая посадка головы и уверенная походка скрадывали недостатки фигуры и внушали невольное почтение. Она любила своих крестниц, но более всего – Машу. Машины картины неизменно вызывали у неё слёзы умиления и благоговения. На Рождество и на Пасху Маша непременно дарила ей свои произведения. Елизавета Максимовна жила при монастыре, и по стенам её светлой уютной комнаты, с выбеленными стенами, на самом видном месте висели Машины ангелы, букеты ромашек, маков и маргариток, пасхальные цыплята в ярко?зелёной траве. За столом она была радостно?говорлива и с удовольствием прикладывалась к рюмочке с крюшоном. Звучали тосты с поздравлениями и пожеланиями виновнице торжества, Женечка краснела и сияла от удовольствия, что давало окружающим ещё один повод для веселия. Женечке впервые налили рюмочку тёмно?рубинового кагора. Голова немного закружилась, счастье, вкупе с хмелем, вызвали ощущение свободного парения. Она мужественно опустошила рюмку, но про себя отметила, что вишнёвый домашний компот намного вкуснее.

В Женечкиных снах?воспоминаниях лица родных расплывались, сменяя друг друга. Как различно воспринимаются одни и те же события в настоящем, ещё без знания будущего, и с тем смыслом, который мы находим в них, когда они становятся прошлым. Гимназия, экзамены, оценки – то, что казалось Женечке таким значительным – теперь не имело никакого значения.

Женечка вспомнила, как после ужина они все вышли на террасу, выходящую во двор. Отец помог Маше устроиться в кресле, бережно укрыв пледом в чёрную и белую клетку. Отчего?то его рисунок Женечка видела очень чётко, а вот о чём шёл разговор, не помнила. Тихий спокойный вечер, свежий аромат, впитавший в себя запахи молодой листвы, новорождённых ландышей, напоённой влагой травы, мокрой древесины от ещё не успевших просохнуть дров, и всё это приправлено нотками навоза. Весеннее благовоние, от которого успеваешь отвыкнуть и соскучиться за зиму, а теперь вдыхаешь и не можешь надышаться. Запах начала, предчувствия лета со всеми его радостями и развлечениями.

Крёстная села рядом с Женечкой на лавочку и приобняла её за плечи.

– Боже мой, ты ещё выросла с Рождества, повзрослела! Как твоя покойная мама была бы счастлива, если бы дожила. Так и вижу её восторженную улыбку в тот день, когда ты впервые пошла… Да, вот так Бог рассудил, забрал её от нас… – присказка, обычно сопровождавшая упоминание о покойной снохе. Помолчали. – Чем теперь хочешь заняться? Поедешь в путешествие за границу, или уже есть молодой человек на примете?

– Молодого человека нет. Мне не до этого. У меня другие планы – хочу учиться дальше.

– Женечка, девочка моя, зачем тебе это?

– Мне нравится учиться.

– И что потом с этой учёностью делать?то будешь? И как Михаил относится к этим твоим прожектам?

– Рано, крёстка, об этом говорить. Не волнуйся, я знаю, что делаю, – Женечка попыталась произнести эти слова уверенно и спокойно. Крёстная с сомнением покачала головой. «Ну, вообще?то, с их деньгами можно позволить себе такой каприз. Всё?таки вот что значит, выросла без матери. К семье и дому тяги нет», – подумала она. Видя по напряженному упрямому выражению лица Женечки нежелание продолжать разговор на эту тему, Елизавета Максимовна поцеловала строптивицу в макушку и перекрестила.

– Храни тебя Господь, детка.

Проводив гостей, все обитатели дома разошлись по спальням. Женечка села на кровать. Весенние сумерки мягко вплывали через распахнутое окно. Неожиданно девушку охватила непонятная тоска, и тихие слёзы поползли по щекам. Что она оплакивала, Женечка и сама не знала: то ли ушедшее детство, то ли пустоту, образовавшуюся после напряжения последнего месяца, а может быть, неизвестность, которая ждала её впереди. Однако усталость взяла своё, и девушка заснула, как была, в одежде.

Проснувшись на следующий день ближе к полудню, Женечка тщательно привела себя в порядок, не торопясь позавтракала, погуляла по саду. Заметно повеселев, вернулась домой и взялась за разборку своей комнаты. Убрала в шкаф учебники, тетради – в ящик стола. Взялась было за новый роман, но смысл прочитанного ускользал – тут же бросила, и вдруг поняла, что невероятно соскучилась по Мите. Они не виделись больше месяца. Елена как?то приходила к Женечке с просьбой проверить её перед экзаменом по греческому, но толком поговорить им не удалось из?за нехватки времени. Посланная Елене записка с приглашением на чай вернулась с ответом, что барышня и молодой господин в отъезде, когда вернутся – точно неизвестно. Несколько дней, а точнее, три с половиной, Женечка провела в меланхолии, стараясь больше помогать Машуне, возила её на пленэр и позировала часами для карандашного портрета. Помогала садовнику обрезать ветки в саду, пыталась вышить наволочку в подарок крёстной на грядущий день рождения. Через два дня такой жизни Женечка почувствовала растущее недовольство и даже обиду на друзей. «Ну вот как так можно? Мы же давно не виделись! Даже не предупредили о своём отъезде!». На третий день её охватил страх, что брату с сестрой просто стало с ней неинтересно, и они нашли новый круг общения; к вечеру беспокойство накрыло Женечку с головой. Маша внимательно наблюдала за сестрой. Наконец, не выдержала:

– Женя, пожалуйста, перестань метаться по зале, твоё мелькание мешает мне завершить рисунок. Лучше почитай мне что?нибудь, пока я закончу работу. – Женечка замерла на секунду, только сейчас осознав, что действительно давно уже кружит по комнате, и взяла с полки томик Гейне. Её большие испуганные глаза встретились со спокойным ласковым взглядом Маши. Женечка удобно устроилась в кресле. Нервозность покидала её, уступая место тихой грусти. Ветерок влетел в открытое окно, легко коснулся портьер, выдохнул принесённый с собой сладковатый запах черемухи и начинающих цвести яблонь, а затем лёгкой, слегка танцующей походкой прошёлся по залу и скрылся в его глубине.

Мне приснилось: я на небе,

Помнится: была ты рядом,

А иначе стал бы адом

Тот небесный райский сад.

Женечка остановилась и посмотрела на Машу. Лучик заходящего солнца нежно гладил девушку по щеке, заставляя чуть?чуть жмуриться и мило морщить нос.

– Какая же ты красивая! – не удержавшись, воскликнула Женечка.

– Вот ещё, что выдумала. Скромность – вот истинная красота настоящей леди, – немного гнусавя, назидательным тоном их бывшей гувернантки миссис Тэйлор ответила Маша. Получилось похоже, и Женечка не смогла сдержать улыбки.

– Представляешь, Маша, теперь никаких училок и гувернанток у нас не будет! Никогда! Да здравствует свобода!

– Ура! Но я ещё собираюсь попросить папа’ пригласить для меня преподавателя живописи.

– Господи, зачем он тебе? Сколько их уже у тебя было! Ты и так прекрасно рисуешь. Вон как похоже меня нарисовала, – удивлённо сказала Женечка, разглядывая набросок.

– Ты же всем говоришь, что любишь учиться. Вот и я люблю. У меня школы, техники не хватает. Я чувствую это.

Позже вечером Митя прислал Женечке записку с извинениями. Оказалось, дело в том, что из?за внезапно возникшей юридической надобности съездить по делам в их небольшое загородное хозяйство он не смог уведомить о том Женечку. В записке также было приглашение на прогулку на озеро Кабан. Отдельно Митя просил разрешения поговорить с ней наедине о серьёзных вещах, но клятвенно обещал доставить девушку домой к обеду. Подписался: «Ваш Дмитрий». У Женечки возникло предчувствие, заставившее сильно колотиться сердце. «А, что, если… Но люблю ли я его?», – в растерянности подумала девушка. – Я же не хочу замуж, по крайней мере, до окончания университета. Что мне сказать Мите? Может быть, мне только кажется, что это «то самое»? Может быть, он просто хочет со мной обсудить последний семинар по инфекционным болезням?

Тревога и смятение возросли ещё больше от многозначительного взгляда отца. Услышав о намечавшейся прогулке, отец, в довершение ко всему, хитро подмигнул дочери. Затем, приняв серьёзный вид, поцеловав и благословив, разрешил ей принять Митино приглашение. Он не сказал ей, что ещё неделю назад у него был с визитом старший Бортко, и был с вполне определённой целью. Они с приятностью побеседовали и пришли к полному взаимопониманию.

Как всегда, перед уходом Женечка зашла к Маше. Сестра отложила книгу, которую перед тем читала, и вопросительно посмотрела на Женечку. Они всегда понимали друг друга.

– Маш, как ты думаешь, можно понять, любишь ли ты человека или нет? Можно же очень хорошо относиться, но не любить?

– Речь идёт о ком?то конкретном, или тебя волнует данный вопрос чисто теоретически? – хитро спросила Маша, сделав при этом невинные глаза.

– И то, и другое.

– Ну, я небольшой специалист в вопросах отношений с мужчинами. Наверное, любовь – это если без человека жить не можешь, готов на любые жертвы ради него…

– Ясно. Я про другое. Вот, предположим, встретишь человека. Он хороший, интересный, добрый. Как определить, дружба это или любовь?

– Не знаю… наверное, если с человеком хочешь быть рядом постоянно, каждый день, каждый час, то это любовь. Друзья же могут иметь потребность встречаться лишь время от времени. Потом, ни в одной книге про дружбу мы с тобой не встречали ситуации, когда бы, будучи друзьями, мужчина и женщина целовались.

– Как ты думаешь, папа’ всё ещё любит маму? – задумчиво спросила Женечка.

– Думаю, да. Он же так и не смог найти после мамы ту, которую захотелось бы целовать и видеть каждый день, – подумав, ответила Маша.

– А как узнать, – тут Женечка немного замялась, – что хочешь целоваться?

– Наверное, только попробовав, – засмеялась Маша.

– Машуня, ты самая?самая умная из всех, кого я знаю! Мне надо торопиться, мы с Митей едем на озеро гулять. Приеду, поговорим.

Женя пошла в свою комнату одеваться. «Хотела бы я постоянно быть с Митей? Пить с ним чай, ходить в гости, принимать гостей, обсуждать меню обеда? Хочу ли я его поцеловать? А он – хочет?» – размышляла Женечка, перебирая платья в гардеробной. Ответ не находился. Женечка не понимала, хочет ли она постоянно быть с кем?то. До сегодняшнего дня только Маша всегда присутствовала в её жизни, но она своя, родная. А Митя? Кто ей Митя?

Размышлять об этом уже не было времени. Молодые люди виделись часто, но всегда в присутствии кого?то из друзей или родственников, и вот – первое взрослое свидание. Женечка совершенно измучилась в выборе между матроской и длинным кисейным белым платьем. В матроске она чувствовала себя свободнее, а кисейное платье предполагало умение изящно сесть и выйти из коляски, ещё надо будет внимательно следить за подолом, чтобы не зацепиться за сучок или колючку. Зато в нём она выглядела взрослой дамой, а не вчерашней гимназисткой. Итак – кисейное платье. Проходя мимо зеркала в прихожей, Женечка увидела в нём свой силуэт в широкополой шляпе и остановилась. С удивлением смотрела она на своё отражение: что?то появилось в нём, ей незнакомое. Светло?русая коса, уложенная в пучок под шляпой, тонкая шея, немного скошенный подбородок, по?детски припухлое лицо – ничего особенно выдающегося в своей внешности Женечка не нашла. К тому же настроение подпортил прыщик, неведомо откуда выскочивший на носу. Ну разве только глаза – большие, серо?голубые под густыми ресницами, взгляд слегка испуганный. Несмотря на всё это, из глубины зеркала на неё глядела взрослая дама. «Вот я, оказывается, какая», – удивлённо подумала Женечка, сделала глубокий вдох?выдох и решительно распахнула дверь в залитый солнцем день.

До озера доехали на извозчике. По дороге Митя рассказывал ей смешные происшествия, случавшиеся на занятиях будущих медиков в университете. Рассказывал он замечательно, но Женечка чувствовала какое?то напряжение, возникшее между ними с самого начала поездки. Опять?таки никак она не могла выбросить из головы прыщик, и старалась поворачиваться к молодому человеку так, чтобы этот досадный дефект был менее заметен. Почувствовав её рассеянность, Митя деликатно замолчал, и дальнейший путь они проделали, лишь иногда обмениваясь впечатлениями от проплывавших мимо пейзажей. Когда сквозь невысокие заросли вдоль дороги блеснула синева озера, Митя приказал извозчику остановиться и ждать. Женечка, почувствовавшая себя более уверенно лишь после успешного выхода из коляски, чуть ли не вприпрыжку стала спускаться по дорожке к озеру. Митя еле за ней поспевал. Освободившись от неловкого вынужденного соседства в экипаже, Женечка почувствовала восторг от свободы, знакомой многим городским жителям, когда они оказываются на природе. Всё ей служило поводом для смеха и радостных восклицаний: очень серьёзный и занятой шмель, который на большой скорости и с громким жужжанием так спешил по государственным делам, что, не заметив Женечку, врезался в неё на полном ходу, затем, испугавшись, сделал резкий разворот и, возмущённо жужжа, полетел дальше. «Митя, смотри, божья коровка. Надо загадать желание!» – верещала Женечка. Слегка запыхавшись, они, наконец, добежали до озера.

Молодые люди выбрали тенистое местечко на лавочке под развесистой ивой. Был тихий покойный июньский день. Томно плескалась о берег вода, лениво крякали утки. Пьянящий запах, в котором чувствовались лёгкая горчинка молодой зелени, приторная сладость цветущей рябины, кружил голову.

Митя рассеянно смотрел на озеро. Помолчали. Наконец молодой человек, как будто пересиливая себя, нарочито безразличным тоном поинтересовался, какие у Женечки теперь, после окончания гимназии, планы на будущее.

– Планы? – пытаясь собраться с мыслями, повторила Женечка и замолчала. Теперь уже оба они рассматривали безмятежную гладь озера. Женечка чувствовала Митино присутствие, тепло, исходившее от его плеча. Девушка, не смея поднять глаз, невольно посмотрела на Митины руки, лежавшие у него на коленях: его пальцы дрожали. Это как?то не вязалось с его спокойным лицом. «Отчего он так волнуется»? – недоумевала Женечка, ощущая, как её сердце, выбившись из ритма, подпрыгнуло и тут же упало.

– Евгения, Женя – наконец заговорил Митя, сначала медленно, потом всё более торопясь, – я недавно понял, что не представляю, и не хочу представлять большего счастья, чем прожить вместе с вами всю жизнь, служить вам опорой и защитой, стать нужным вам. Вы закончили гимназию, я получу через месяц диплом. У нас много общего, мы понимаем друг друга. У меня есть некоторые средства, чтобы обеспечить вам жизнь, к которой вы привыкли.

Женечке стало, неизвестно от чего, страшно, захотелось повернуть время вспять, когда они могли подолгу разговаривать и им было легко. Сейчас же невыносимая неловкость вновь охватила её. Отмолчаться или соврать было бы нечестно. Как Митя отнесётся к её ответу – неизвестно. Бывает в поворотные моменты нашей жизни, что секундная пауза становится безразмерной, а в молчании, повисшем после вопроса, слышится уже сам ответ. Митя медленно повернулся к ней, осторожно взял её руку и поднёс к губам. Женечка видела его склонённую голову и смешной, маленький, торчащий на затылке хохолок, её сердце захолонуло, забилось, словно пойманный птенчик в зажатой руке. Внезапно её пронзило, как стрелой навылет, откровение: «люблю». Как именно и почему она его любит, Женечка не могла бы выразить словами, но в тот момент она всем своим существом, каждой его клеточкой осознала, что «любовь» – это нечто связанное с молниеносно сменяющими друг друга состояниями умирания и возрождения, которые она переживала по нескольку раз на дню; с жизненной необходимостью постоянно видеть и слышать Митю; с ослепительными вспышками счастья и чёрными провалами в сомнения, и с этим Митиным детским хохолком на затылке. До сих пор все эти переживания не связывались у неё в одно целое, теперь же она ясно поняла, что не властна над новым охватившим её чувством, что от неё теперь ничего не зависит. Выбор, оказывается, уже сделан. Что произойдёт, если Митя не сможет принять её со всем, что теснится в её голове? Если он поставит условие – никакой медицины? Дмитрий не раз говорил, что материнство – первейшая миссия женщины; и «какой смысл женщине браться за мужскую работу, которую и так выполняют без неё».

– Дмитрий, я… я, наверное… не та, женщина, которая вам нужна, – девушка почувствовала, что её губы как будто онемели и двигались с трудом. – Я должна вам признаться, что мои мечты не ограничиваются семейным кругом. Я не смогу быть только женой и матерью. Я уже давно решила, что стану врачом, возможно, хирургом, – тихо, но твёрдо произнесла Женечка. Воцарилось молчание. Она ждала Митиного приговора с трудно скрываемым волнением – от этого зависело её счастье, да и просто возможность сделать следующий вдох.

– Ты крови не боишься? – задумчиво спросил Дмитрий. Он смотрел на Женечку изучающе и даже с некоторым изумлением, будто внезапно осознал, что раньше проглядел нечто в этих светло?серо?голубых глазах, обрамлённых густыми светлыми ресницами, смотрящих на него одновременно доверчиво и с вызовом. Женечка невольно замешкалась, смущённая вниманием юноши. Царапины не пугали её, а вот если огромная рана… не упадёт ли она позорно в обморок?

– Думаю, что нет. Не знаю. Надеюсь, что справлюсь, – наконец произнесла она, стараясь придать своему голосу уверенность.