Красное молоко

Красное молоко
Элен Хайр

Частный детектив обнаруживает у себя редкий талант – всегда находить пропавших людей. Но только ли удача стала покровительствовать ему? Вещи и предметы вокруг меняют свой привычный облик в мельчайших деталях, а часть своего прошлого он не помнит. Новое дело, о пропавшем полгода назад мальчике, черты лица которого кажутся слишком знакомыми, может привести к разгадке… Если ему удастся уцелеть, и спасти тех, кто рядом.

Элен Хайр

Красное молоко

Захлопнув дверь, я, привычным жестом бросил связку ключей на полку для обуви и, не включая свет, прошел в комнату. День выдался тяжелым, и единственным желанием было просто уронить свой зад в кресло и, вытянув ноги, посидеть в тишине. Но чувство тревоги резко сдавило грудь. Сначала я сам не понял в чем причина. Дойдя до кресла, я минуту пялился на него. И повернул назад в коридор. Прямо, потом налево. Входную дверь и первую комнату, которую мы гордо именовали «гостиной», разделял проход в кухню, который теперь, по велению гражданской супруги, венчала арка. Я остановился на пороге и стал вглядываться в отблески на предметах в темноте, бегущие от уличных фонарей. Что-то именно здесь было не так. Что-то, что так насторожило меня, не давая расслабиться. В первые мгновения все казалось обычным: стол, сахарница, ваза с печеньем, хлебница, пакет молока, чайник, смятые бумажные полотенца в мусорном ведре, ряды цветов в горшочках на подоконнике, прямо под занавесками. Я уже почти развернулся, чтобы уйти обратно, но тут мозг, продолжая прокручивать кадры, выхватил один. Может быть, мне показалось. Я быстро прошел к столу и схватил пакет молока, подсветив его телефоном. Молоко было красным. Красной была сама стандартная классическая упаковка. Все надписи, шрифт, дата производства – выглядело, как и на других пакетах до этого. Но общий фон имело ярко-алый ядовитый цвет. «Кто додумался налить в такой пакет молоко? Как, в принципе, это может продаваться? Кто будет пить молоко из пакета цвета крови?» – вихрем пронеслось в голове. Видимо, Лидия отхватила очередную новинку на какой-то распродаже или где-нибудь еще. Очень похоже на нее. Хмыкнув, я поставил пакет обратно рядом с хлебницей, посмеиваясь и немного злясь на себя за то, что меня смог так испугать пакет молока.

Все-таки раздевшись, и приняв ванну, я лег в гроб, закрыл глаза и расслабился. Так думалось лучше. Гробы были подарком от каких-то эксцентричных очередных клиентов Лидии. По началу, такой сюрприз меня не сильно порадовал, но «милая» настояла все же оставить их в доме. И два огромных чудовища из массива орлеанского дуба, обитые сукном и бархатом, с немыслимыми рюшами на белоснежных шелковых подушках, обосновались в самом дальнем уголке нашего дома. Со временем, я попривык к ним и полюбил порой захаживать сюда. Бесконечная ежедневная суета отступала, когда я подолгу разглядывал то, чему, скорее всего, предстояло стать моим последним пристанищем когда-нибудь. Если мне повезет. На душе становилось как-то спокойней и чище. Напившись до чертиков с вечера – одним не очень приятным утром, я проснулся в этом гробу. Испуга не было. И с тех пор, когда жизнь вокруг выходила за уготованные ей, рамки, я приходил и ложился туда снова. Мебельщики постарались, и внутри было невероятно удобно, каждая мышца как будто достигала максимальной степени расслабления, а голова на подушке чувствовала себя как в Раю. Сколько я ни искал подобную степень комфорта позже, мне так и не удалось ничего найти. А перетаскивать эту подушку на свою кровать я почему-то брезговал. Какой-то психологический барьер не давал вынуть ее из гроба. Теперь это была моя берлога, мое укрытие, мой тайный неприступный слеп, скрывающий ото всех и гарантирующий безопасность. Устроившись поудобнее, я вытянул ноги, пошевелив пальцами в белых носочках, и закрыл глаза.

Луч солнца бил прямо в правый глаз. Недовольно заворочавшись, и, не найдя одеяла, я нашарил рукой что-то вверху и потянул на себя крышку гроба. Тело сработало быстрее мозга, перебросив мою не легкую тушку через бортик на пол, за секунду до того, как крышка захлопнется. Орлеанский монстр был создан с особенной тщательностью, поэтому верхняя его часть не была отдельной, как в большинстве таких случаев, а крепилась на специальных хитрых креплениях сбоку. Откидываясь легким движением руки с наружи, и совершенно лишая возможности как-то воздействовать на себя изнутри. Кто это сделал и зачем – оставалось для меня загадкой. Но потянув так однажды крышку за свисающую бахрому, я провел много, не совсем приятных минут, внутри. К счастью, откуда-то проникал воздух, но понял я это не сразу, и к моменту возвращения Лидии, которая и вызволила меня, уже практически лишился от страха рассудка и охрип от криков. Когда я пришел в себя, и милая отпоила меня чаем, моим твердым намерением было спилить эти чертовы засовы. Но механизм оказался сложнее, чем я думал. И то у пилы оторвался провод, то шуроповерт взял сосед, то подходящие сверла никак не находились, так между моим твердым намерением и его осуществлением пролегла река времени. Шок предыдущего нахождения в закрытом гробу все же оставил свой след где-то на уровне подсознания, и столь глубокий, что теперь я встречал утро на полу, здорово треснувшись затылком при падении о деревянный пол.

Столь стремительное пробуждение ускорило мои утренние сборы. К тому же, беглый взгляд на настенные круглые, из черного дерева, часы, уведомил, что я уже опаздываю. Встреча была назначена на десять, а добираться до пригорода можно и полтора часа, это как повезет. Взгляд в зеркало выхватил помятое лицо человека, приближающегося к сорока годам: челюсть уже начала оплывать, в густых темных волосах спереди вглубь сдвинулась линия роста волос, но прямой длинный нос и глаза с азиатским разрезом, видимо, доставшиеся от кого-то из родителей, еще выдавали мальчишеское выражение. Фастфуд, порой придававший жизни смысл, накинул пару десятков килограммов веса на когда-то мускулистое тело, в целом, еще не успев испортить фигуру окончательно, меня спасал высокий рост и равномерное распределение отложений за счет постоянной беготни. Наскоро побрившись, и натянув куртку, еще пахнущую вчерашним дымом и виски, я зашагал к выходу. Машинально схватив ключи и взявшись за ручку, вдруг обратил внимание на дверь – светло-зеленого пастельного цвета, с бежевой рамой, идущей посредине и яркими васильковыми мелкими цветочками в середине ближе к низу. Минуту я смотрел на нее, затем опустил ручку и отступил на два шага назад. Свет падал из маленького окошка над косяком, разделенного рамами на четыре части. С этой стороны дома у нас солнечная сторона, и верхнюю часть практически полностью заливало лучами утро. «Как странно, мне всегда казалось, что входная дверь изнутри у нас была белой», – понеслось в голове. Я протер глаза. Видение не уходило, цвет по-прежнему красочно отдавал зеленым. Подойдя ближе, я ковырнул ногтем краску. Как знать, может супруга покрасила ее, а, что еще хуже – даже советовалась со мной по этому вопросу. Но нет, краска явно была старой, как и дверь, оставшаяся от прежних хозяев, и бывшая здесь еще до моего переезда. Сделав несколько шагов назад, я внимательно осмотрел стол кухни. Пакета с молоком не было. Его могла выпить Лидия, она уходила из дома намного раньше меня, а приходила она иногда позже. Если и приходила вчера, могла остаться у подруг, мамы, в студии или на какой-нибудь вечеринке, я давно не следил за ней. Тогда пакет в мусорном ведре, или на дверце холодильника изнутри. Проверить легко. Но неприятное скрежетавшее чувство не давало пройти туда. Мне претила сама мысль, что я мог испугаться вчера пакета молока, его странный цвет вызывал тревогу. А теперь эта дверь… Так часто бывает, что человек направляет свою эмоцию на тот предмет, который находился в поле зрения, а не на то, что вызвало ее на самом деле. Не очень приятно копаться в себе. Знать, что ты трус, боящийся уже даже собственной тени. Или сомневаться в своей памяти, не помня даже, какого цвета у тебя входная дверь. Так до чего угодно можно дойти. «Глупости все, забыть, плевать… У меня слишком много дел!» Резко рванул дверь на себя, и в глаза ударил солнечный свет, пробившийся через листья деревьев, которые росли по обеим сторонам лестницы у входа. Прыгнул в машину, завел двигатель. Череда одинаковых домиков по нашей стороне и через дорогу, на улице в этот час почти никого, лишь откуда-то спереди слышны детские голоса и женский строгий окрик на них. У кого-то из соседей открыто окно, скорее всего. Длинные дома, разделенные подъездами с высокими лестницами, ведущими в отдельные квартиры в два этажа, тихий безопасный район. Мне нравилось жить здесь.

Я переехал с этот городок несколько лет назад. Снова пойти в полицию не светило. Но, все же, я попытался, в надежде, что может быть мои прошлые заслуги как-то смогут повлиять на ситуацию, особенно если учитывать, что больше ничего в этой жизни я делать не умел. Надежды оказались тщетными. Тогда, остановившись неподалеку от входа в участок, я сунул сигарету в рот, похлопывая себя по карманам в поисках зажигалки. Денег осталось на два дня, карты заблочены за прошлые долги, забрать сумку из хостела – и что потом? Перед носом возникла зажигалка. Я подкурил и, проследив за рукой, державшей ее, и обнаружил недавнего старого полицейского в усах, которого видел за одной из стеклянных дверей в участке. Его глаза внимательно изучали меня. Он посоветовал мне оформить документы на услуги частного детектива. Городок небольшой, и рук на всех у полиции не хватает. А за небольшой процент обещал скидывать мне малоинтересные для полиции, но, порой, хорошо оплачиваемые дела. А так же приводить клиентов, которые не хотели бы огласки. «Здесь все друг друга знают, кто по месту работы, кто со школы. Никто не будет откровенничать друг с другом. Чужак в таких делах был бы не лишним», – объяснил он. Идея, хоть и не вызывала бурю восторга, но, в общих чертах, мне понравилась. Да и выбирать особо не из чего. Городок располагал к себе тихой, какой-то счастливой размеренной жизнью, отсутствием броской рекламы, и чистотой улиц. Мне хотелось здесь задержаться. «Что же может случаться в такой глуши?» – с тоской думал я, выходя из очередного офиса и сжимая в руках еще свежие корочки детектива с фотографией моей помятой физиономией внутри. Как выяснилось – много чего. Старый коп не обманул, и сваливал на меня все, чем ему самому и его отделу не особо хотелось заниматься. По началу, я брал любые дела, от потерявшейся кошки, подозрения в неверности супруги, до нераскрытого убийства сто летней давности. Со временем, вдруг выявился талант, не замеченный даже мной в самом себе, ранее. Выяснилось, что я со сто процентной вероятностью нахожу пропавших людей. Живых или уже покинувших этот мир, зависело не от меня, это как уж сложилась их судьба. Но я находил их всегда! Рано или поздно.

Когда и я, и мой новый друг поняли, где у меня золотая жила, моя карьера резко пошла в гору. Он находил клиентов повсюду, брал из других участков и районов, а потом – и из других городов. Со временем, моя слава стала столь велика, что люди стали уже обращаться ко мне напрямую. А мои гонорары выросли до невероятных размеров. Я давно расплатился с долгами, и мог позволить себе уже очень многое, по небольшим расчетам – небольшой остров в районе экватора со всеми удобствами до конца моих дней. Странно, но хоть хруст бумажных купюр сделал мое существование значительно веселее, я так и не смог почувствовать снова вкус к жизни. Оплата перекочевывала из кармана клиента на мой счет в банке, а я продолжал рыскать по улицам в поисках очередного бедолаги. Только так ощущая, что живой.

С Лидией, веселой высокой рыжеволосой девчонкой с мелкими кудрями до упругой попы мы познакомились в процессе очередного дела. Она была младше меня лет на десять, и быстро переехала ко мне, то появляясь, то исчезая, принося с собой щекочущий ноздри запах духов с корицей и искрометные брызги где-то бурлившего мира. Работала дизайнером интерьеров и кем-то еще. Она не мешала мне, и вызывала умиление своей детской радостью подаркам, вылазкам на природу и в очередное пафосное место, где любила показывать меня как значимый трофей или очень дорогую брошь. Оба с сумасшедшими ненормированными графиками работы, мы могли не видеться месяцами, проживая в одной доме, находя лишь следы пребывания друг друга или оставляя записки. Как ни странно, у нее, как и у меня, не было привычки звонить – только смс.

Вчера Сэм, тот самый полицейский, который направил меня по «взлетному пути», выдал мне очередное дело. Обычно в последнее время ко мне обращались сразу, как только человек пропал, что позволяло легко выйти на след в короткие сроки, что обеспечивало хороший результат. Но в этот раз все было не так. Это было старое дело, мальчишка пропал больше полугода назад, пока его расторопные родственники решили обратиться ко мне. Это не понравилось сразу, слишком большой срок. Рождает много вопросов, и ответы на них скорее будут не помогать, а усугубят процесс поисков. Почему они обратились ко мне именно сейчас, я не спрашивал, многие мои клиенты не любили светить общением со мной, и такие расспросы с моей стороны нежелательны. В душном полутемном кабинете меня встретил отец мальчика. Среднего роста и комплекции, с ранней залысиной на пол голову и взглядом ядовитого перепуганного хорька, он долго выдавал мне инструкции, в которые мои вопросы пробивались с трудом. Но это был именно тот клиент, который обеспечивает оплату и, по старой привычке, наработанной годами (от нее сложно избавиться, особенно если так ведешь себя большую часть жизни, ведь деньги не делают с ходу из тебя другого человека), я подобострастно и вежливо слушал его. Что приводило к тому, что информации от него я получил практически ноль. Продолжать общение не хотелось, мне не нравился его дерганный злобный взгляд, и то, как он теребил то угол стола, то рукав своего пиджака, визгливым голосом срываясь на крик, и снова утихомиривая себя. После полугода пропажи ребенка такое поведение казалось мне не типичным. Но это я решил оставить напоследок. В конце концов, платит он и платит за результат. Информацию приходилось собирать по крупицам, прошло слишком много времени. Никто ничего не слышал, не замечал, а те, кто видели и замечали – не помнили. Поиск будет тяжелым. И торопиться в данном случае смысла нет, но какой-то внутренний инстинкт гнал меня вперед.

На утро удалось договориться о встрече с бабушкой, матерью покойной жены клиента и мамы мальчика, которой было хорошо за девяносто лет, но, по отзывам очевидцев, именно она ближе всего общалась с ребенком.

Домик бабушки располагался далеко за городом. Свернув с главной дороги, и проехав еще пару десятков километров, я ожидал увидеть нечто невообразимое, утопающее в листве из дикого плюща и цветов. Но наткнулся на длинный бетонный забор, выкрашенный светло-бежевой краской, внутри которого дорожка из брусчатки вела к трехэтажному дому, окруженному ровно постриженным газоном. И никакого намека на растительность.

Высокая худощавая статная дама с короткой стрижкой седых волос и бордовыми губами поднялась мне навстречу из кресла из натуральной кожи, поставив со звоном чашку на стеклянный столик. Бабушке мальчика было уже девяносто три года, и я ожидал от этого визита любых сюрпризов.

– Добрый день! Вам должны были звонить насчет меня… – начал я, но статная дама меня перебила.

– Кливлен? Да… Я рада вам! Рада, что этим делом до сих пор занимаются. Прошло столько времени… Садитесь, – широким жестом костлявой руки без маникюра она указала на диван напротив.

Я сел, непроизвольно оглядываясь. Никаких цветов, пальм или других растений в кадках. Она проследила мой взгляд, и уголки ее губ дрогнули.

– Ищите что-то? Удивлены?

– Признаться, да. Валенсия, ведь вы – легенда! Я ознакомился немного с вашей историей, пока ехал, в Интернете. Мировые премии, открытия в науке, самые редкие, модные и дорогие виды цветов, гибриды фруктов и овощей, а так же лекарственных растений – все это принадлежит вам! Я ожидал, что попаду в сказочный лес, а здесь только…

– Газон и бетон? – она опять не дала мне закончить. И тихо засмеялась, – Молодой человек…вся моя работа требует особо ухода и огромного труда, ее не выставляют на всеобщее обозрение. Она в теплицах и оранжереях за домом. Я покажу вам, когда мы закончим, если вы захотите.

– Буду премного благодарен. Вряд ли в жизни мне доведется увидеть такое чудо еще раз.

– Да… Но у нас с вами более важный разговор. Мне сказали, что вы приедете поговорить о моем внуке. Обнаружилось что-то новое? Какие-то зацепки? Его нашли? – на последнем вопросе хорошо поставленный голос дрогнул, в нем послышалась старческая нотка, но старуха мгновенно взяла себя в руки, и снова подняла на меня подборок и орлиные глаза.

– Нет, к сожалению, пока мне нечем вас проинформировать и обнадежить, – она кивнула, откидываясь в кресло, плечи упали назад, все тело как будто расслабилось, – Но я надеюсь в скором времени это исправить. У меня хорошая репутация. Искренне жаль, что ваша семья не смогла обратиться ко мне раньше.

– Вы находите всех пропавших живыми?

– Я нахожу всех. А состояние человека, в котором он находится, уже определяет Господь, – при упоминании Господа дама невольно скривилась, я тут же поспешил сбавить пафосный тон, – Расскажите мне, что тогда случилось.

– Я тысячу раз рассказывала все полиции.

– Я знаю, но мне хотелось бы услышать все именно от вас. Ведь Сэм уходил отсюда тогда?

Престарелая леди замялась, о чем-то размышляя и глядя выше моей головы, ее руки при этом перебирали край пояса зеленого платья с запахом в чудовищных ромбах.

– Хотите что-нибудь перекусить? – наконец, произнесла она. Что показалось странным, но неизвестно, что может твориться в голове человека в девяносто три года, а может воспоминания слишком болезненными, и она пыталась оттянуть неприятный момент.

– С удовольствием! – широкой улыбкой попробовал я подбодрить старушку.

– С утра я приготовила свой любимый пирог, сейчас принесу, – с этими словами она легко поднялась с кресла и растворилась в недрах огромного дома. Что, признаюсь, вызвало волну легкого недоумения, особенно если вспомнить, как я сам утром поднимался с «кровати». Смущали и ее, по девичьи, легкая походка, и слова «с утра приготовила», и лицо, явно выдававшее завсегдатая пластической клиники, и цепкий взгляд выцветших глаз. Человек, перешагнувший девяностолетний рубеж, по моим представлениям, должен был сидеть в инвалидной коляске, ронять слюну себе на штаны, кушать с ложечки, поднесенной заботливыми родственниками, которых он давно перестал узнавать. А не носиться по дому, с утра что-то готовя.

Запах чеснока заполнил комнату задолго до того, как появился его непосредственный источник на огромном блюде с цветочками, который дама вкатила на небольшом столике на колесах. Рядом с ядром зловония расположился чайник с аккуратными чашечками из венского фарфора. Когда она достала из-за спины огромный нож, мое сердце дрогнуло. Через мгновение огромный кусок оказался на тарелке перед моим носом, а весь пирог порезан на ровные части. К сожалению, даже аромат бергамота, поднимавшийся вместе с паром из чашек с чаем, не мог перебить запах пирога.

Максимально контролируя мышцы лица, чтобы не выдавать эмоций, я откусил небольшой кусочек, в надежде задобрить пожилую женщину, и приготовился к худшему. Мысли о ее возрасте не давали покоя, рисуя в мозгу картины того, что сейчас может со мной произойти, одна страшнее другой. Забавно будет, если я не переживу старушку.

– Ну как? – осведомилась дама.

На удивление, пирог оказался очень вкусным. Я с нескрываемым аппетитом умял три куска, нахваливая хозяйку.

– С чесноком не все любят. Отпугивает аромат, а зря. Это прекрасный антиоксидант, убивает все вредные бактерии в организме, делает непробиваемым иммунитет и продлевает молодость.

– Расскажите мне о том, что произошло тогда? – решился я задать вопрос, вытирая салфеткой крошки со рта и отпив глоток из чашки.

– Хорошо. Да Сэм вышел от меня в последний день, когда его видели. До сих пор себе этого не прощу. Вы знаете, у меня пятеро детей, и четверо внуков. Сэма, его мамы Мари и моего сына Люка уже нет с нами. Но… у меня все равно пятеро детей и четверо внуков. Хотя, может быть, вы и найдете что-нибудь о Сэме… Просто я – реалист, и… Знаете, какое чувство гложет больше всего, когда близкий человек пропадает и ты не знаешь, с кем он и где, не можешь ему помочь?

– Беспомощность.

Затронутая тема как будто обрушила плотину в глубине пожилой женщины. Она стала дерганой, нервной, то улыбалась, то уголки ее губ стремительно начинали ползти вниз, она забывала слова и, казалось, с трудом могла сосредоточиться.

– С тех пор как умерла Мари, – она продолжила, – Сэм большую часть времени проводил у меня. Ему нравилось бывать здесь, он помогал мне в оранжерее и по дому, я готовила ему завтраки. Я хотела, чтобы он и жил здесь, но его отец… – воспитание снова взяло свое, и неодобрение выразилось лишь поджатыми губами, – Он жил у меня уже три дня, мы готовили доклад по биологии, я много рассказывала ему. Для него это было важно. Утром он уезжал в школу, а вечером возвращался обратно. Это был последний день, по договоренности, после школы Сэм должен был пойти в дом отца. Я проводила его, покормила завтраком, он съел тосты с печеньем, пил апельсиновый сок… Я собрала ему обед с собой. Я рано встаю, много всего успеваю напечь, но ему не все нравилось, дети… Школьный автобус приезжает не сюда, надо немного пройти до конечной остановки, это около десяти минут. Оттуда обычно забирали его и еще нескольких мальчиков, когда он оставался здесь. Этот автобус, он не от его школы, но мы договорились с водителем, благодаря мне… Я дала несколько редких кустов роз его жене, еще давно, мы дружим, точнее в приятельских отношениях. И он согласился высаживать Сэма на повороте, там совсем недалеко до его школы, там всегда много людей, огромная толпа, многие ходят пешком, оживленный район. А здесь – тишина, на этом маршруте никогда ничего не случалось.

– Простите, вы не водите машину?

– Я? – казалось, вопрос поставил даму в тупик, или же она была так далеко в своих воспоминаниях, – Нет. Сейчас нет. Права есть, и я вожу. Просто, видите ли, возраст… Мне стало сложно удерживать внимание на дороге, и еще несколько лет назад я отказалась от вождения. Тем более не стоит рисковать в машине с ребенком. Если мне куда-то нужно, меня отвозят дети или водитель. Если бы была необходимость, он возил бы и Сэма. Но ее не было! Все всегда было так хорошо!

– И что же случилось потом? Как вы узнали, что Сэм пропал? Он не опаздывал в тот день?

– Нет. Вышел как обычно, с большим запасом времени. Я, знаете ли, люблю делать многие вещи заранее, и под это подстроен распорядок дня… Нет, он вышел рано, все было хорошо. Он должен был позвонить мне вечером, когда увидится с отцом. Мы так договорились. Что он звонит мне после школы, чтобы я знала, что все в порядке. Это не более, чем формальность, и когда он жил у отца мы созванивались просто, время от времени, или когда он хотел приехать ко мне. Было уже шесть часов вечера, и он не позвонил. Я не сильно беспокоилась, все-таки ребенок, забыл, наверное. Позвонила сама, телефон был недоступен. Позвонила его отцу, хотела попенять Сэму, и чтобы отец немного поругал его, построить из себя строгую бабку. Кливлен удивился, что Сэм не у меня. Вроде возраст еще не тот, но он постоянно все забывает. А своего ребенка и тем более. Вот поэтому я и хотела, чтобы Сэм жил со мной… Мы, сначала, даже не испугались. Может быть, заигрался где-нибудь, или пошел к кому-то в гости, а телефон просто не зарядил. В девять вечера он так и не появился. Мы обратились в полицию. Вот и все.

Она по-прежнему рассматривала свои руки, как и во время всего разговора, изредка вскидывая глаза куда-то к потолку, и снова начиная одной рукой накручивать вокруг пальцы другой руки.

– Остальное вам, наверное, сообщили в полиции? – наконец, она подняла на меня глаза.

– Да! Он сел в автобус, вместе с другими детьми, доехал до нужной остановки, вышел, но в школе так и не появился. К сожалению, хватились его уже после вашего звонка его отцу. Судя по всему, что-то произошло на участке дороги от автобуса до школы. Идущим там его видел один мальчик, после чего Сэм пропал. Зацепок у полиции нет.

Бабушка судорожно вздохнула, глядя на свои сцепленные в замок, руки. Нужно было срочно менять тему разговора, еще не хватало, чтобы престарелая знаменитая родственница решила от волнения отойти в мир иной прямо сейчас. В таком возрасте много не надо, и что угодно может случиться.