Валентина

Валентина
Елена Александровна Дарвина

Что есть жизнь? Мгновение спустя «сейчас» стало пеной на волнах – воспоминание, отголосок прошедшего. История в словах, случайно брошенных: мир существует одновременно весь и сразу. Вся история, подобно судьбе маленькой девочки, сплетена воедино с каждым, кто есть в пределах её взгляда и воображения. Жизнь Валентины подобна волнам, одна за другой накатывающим на берег и оставляющим за собой след из мятых водорослей и прочих мелочей. И книга как коробка с её сокровищами: водоросли и чайки, ракушки и камни. Но всё это одна Большая Жизнь. Жизнь Валентины.

ПЕРВАЯ ВОЛНА

Валентина грезила большой жизнью. Хотя и не совсем осознавала, что такое эта самое «большая жизнь». Но об этом часто упоминала тётя. И некто по имени созвучным со словом «мыло» выбился в люди. Что, кажется, было тем же самым.

Валентине между семью и восемью годами. Так себе возраст. Когда с маленькими водиться уже зазорно, а у ребят постарше недоступные интересы.

Море манило гладкими серыми замшевыми камнями, блестящими водорослями и густой пеной, как от шампуня. Море не пугало. Шипя рассерженной кошкой, настойчиво ластилось к ногам девочки. Присев на корточки, наклонила лицо над водой. Так иные всматриваются в книги, силясь разгадать этот мир и познать его сокровенные тайны. Зачерпнула полные ладони пены, случайно прихватив длинную полоску морской травы. Зелёные волосы подданной вод, что неумолимо стремилась на берег. Даже теперь. После заката. Небо хмурилось, ещё сдерживая скупые слёзы отца, что только что потерял дочь. Трава была мокрой и скользкой. Пахла солью и вольным ветром.

– Фу! Гадость.

Девочка сжала кулаки. Русалочка вернулась к отцу. Первичный бульон. Все мы оттуда. Начало эволюции и всё такое.

– Сам ты гадость, – тонкие губы поджаты, чуть подалась вперед, лоб нахмурен. Лишь глаза сверкают любопытством. Кто это? Кто это сказал? Кто этот незнакомый мальчик? Веснушки пятнами от краски, лягушачья улыбка. И в руках – не драный, а ещё чистенький новый футбольный мяч. Белая майка, кофта на молнии, куртка на зависть ребятам.

Обида не поддается логике. Валентина не знает пока слова «логика». Зато «гадость» зацепилась за руку. Повисла зеленой лентой.

Белая как облако майка. Больше нет. Сам виноват.

И – бежать. Бегом. С оглядкой – догонит? Ноги в песке увязают, но под кожей бушует пожар. Вот она – её Большая Жизнь.

На лице мальчишки – соль и вольный ветер. Крупный песок скрежещет по зубам. Воздух холодит мокрые пятна на грязной майке.

– Стой! А ну стой, гадина!

Мяч сиротливо глядел вдаль. Он Пятница без Робинзона. Его Робинзон бежит за юной кельпи, что хохоча, уводит его за собой всё дальше и дальше.

Юные демоны слишком самоуверенны и наивны. Они как дети, что несутся по берегу, играя в древнюю как мир игру. Охотник и Жертва. Они не смотрят под ноги, считая, что весь мир у их ног. Но вот один камень и ты уже не Охотник, а маленькая девочка, что споткнулась и расшибла ладони в кровь. На носу песок. Платье-тряпка. Шарф в жёлто-зелёную полоску трепещет флагом проигравшего. Всхлипы как признание. В невиновности и жестокости мира.

Робинзон замер. Его занесло на этот берег приливной волной. Он здесь чужак. Исследователь. Новенький, что толком не знает правил игры.

– Ох! – крики чаек возмущенно вторят этому олицетворению беспокойства в красном пальто. Совсем не море. Ровный макияж, волосы потрёпаны обиженным ветром. Каблуки для идеальных тротуаров. Стекло и пластик. Засушливость лета, золото осени. Нежная мелодия. Сумочка: помада, духи, зеркало. Кому нужно, если есть море? Как же её это раздражает! Этот дурацкий город, этот летевший под откос год. Да кому он нужен!

– Это всё твоя вина! – отточенные жесты театра: поднять, отряхнуть, бросить реплику, вытереть слезы – кружево платка. Непременно зло. Уколоть. Задеть за живое. Ранить. Пустить кровь.

– Это не я бросил дочь на два года и шлялся вдали от дома! – защита.

– У меня были гастроли! – выпад, удар, – Никто не просил тебя строить из себя заботливого папашу. Что ты ей можешь дать? У тебя ни работы, ни дома!

Робинзон брошен, покинут. Кельпи ускакала со стаей. Оставив жертву с желанием догнать, узнать, что было бы если?

Валентина не любит криков. Её раздражают чайки. Они только и могут, что противно орать ни о чём. Вроде бы и слова, а вроде и нет. Куда интереснее иное: красная машина в цвет платья, дым сигарет, зажатых меж тонких пальцев. Их кончики словно обмакнули в золото. У Валентины такие же тонкие ладони. Пока без краски. У мужчины рядом густая борода и запах рыбы. Мама зовёт его «папой». Валентина тоже. Хотя совсем не понимает, что именно должно обозначать это слово. Может это как актер, или рыбак.

У Валентины есть тётя. Тётя – это вкусное варенье, новые игрушки и книжки с картинками. Это сказки на ночь и поцелуй перед сном. У тёти нежные руки и кусачий ремень. Ещё она обещала научить Валентину печь имбирное печенье и варить пунш. И так обязательно будет. Ведь тётя обещала.

Чайки не замолкали. Их крики были слышны даже в коттедже. Валентине казалось, что они доносятся не только сквозь наглухо запертое окно, но и из соседней комнаты.

Когда Валентина читает сказку о русалочке, тётя морщится. Она говорит, что «эта хвостатая распушилась павлином, словно и не от моря камушек». Когда-то прекрасная дева попала в сети рыбака и осталась в его доме и сердце. Но она мечтала о суше. Его же дом – море. Русалочка умеет любить, но её царство не здесь. У неё есть нож и шанс вернуться к отцу. Её выбор – карьера и принц пустыни.

У Валентины давно нет кукол. Просто они так похожи на людей.

Каждый вечер, если они проводили его дома, был временем кино. Валентине нравились мультфильмы и передачи про животных. Тётя выбирала комедии – итальянские, Рори Маккана или Сэма Хьюэна.

– Люди фильмы смотрят, чтобы восполнить то, чего им не хватает в жизни. Лично мне: чувства юмора и красавчика в постели.

У Валентины не было домашнего зверька, чтобы сидел пушистым комком на коленях и никогда – друзей.

Когда тебя садят за стол уже после ужина вместо того, чтобы отправить в комнату или к телевизору это хуже чаек. Я так вам скажу – ЭТО КУДА ХУЖЕ ЧАЕК. Женщина-мама. Мужчина-папа. Дети постарше взяли в свою команду, но правил игры не пояснили. «Играй» – сказали они. «Играй» – кричат обозленно. И тебе где-то между семью и восемью. И это дурацкий возраст. И ты топчешься на месте. Смотришь круглыми от удивления глазами. Тётя смотрит кино. Одна. Телевизор манит обрывками фраз. «Куда захочешь» и «Вперёд! К звёздам!».

– Вот видишь до чего ты её довел!

Валентины на самом деле нет. Она подменыш. Ночью пришли пикси. Фейри. Брауни. Кто угодно. Забрали девочку из мягкой постели и утащили в свой холм за городом. Они знали, что она видела их нору. Она знает, где они живут. И она сама сказала им, где живёт – чтобы пришли. Забрали. Утащили. Спрятали.

Она живёт на свете уже тысячу лет. Её манит «Песнь моря». И «Помогите, я рыба!».

Почему ей надо быть Валентиной? Она не умеет.

– Не кричи на меня при ребёнке!

Наглые чайки. Они бросаются на тебя среди праздника. Отбирают леденец-сахарную вату-сэндвич. Зло зыркают на тебя со всех сторон – нет ли ещё чем с тебя поживиться? Валентина с трех лет знает: от чаек спасёт тётя. Подбежать, взять за руку липкой от страха ладошкой. Дядя Вил, что торгует сырами, не меньше чаек боится тётю. И каждый раз, глядя вслед от чего-то потеет и вытирает пот со лба.

– Чисто под шторм попал.

Валентина любит и тётю, и шторм на море. Потому утром их остается двое.

Русалочка исчезла из их жизни. С рыбаком. Или без.

ВТОРАЯ ВОЛНА

Валентина задаёт вопросы. Ей давно не пять. Уже за вдвое больше. У неё есть тётя – строгая? хорошая? пушистая кошка – что говорит? почему не ест овощи? Комната полна неисполненных мечт и желаний. На столе и стульях развалилась школа. Школа тоже задаёт вопросы: выучила? знаешь? Сколько стоит фунт гороха, если правильный ответ два с половиной, девять или три?

На столе – история Греции, карта Атлантиды, забытые страны. Мелочи жизни: деревянный маяк, бусы из раковин, фотографии на деревянных прищепках, картон порезан на части.

Математика и мифы. Глобус и точка опоры. Пифагор. Открытые окна в мир.

Первая любовь накрывает с головой. Даже если не ты. Если тебя. Ластится у ног пушистым котёнком. Жмуриться от яркого солнца и фырчит, встопорщив усы. Что тебе Рим? Ты сам – Рим!

У соседа слева зелёные глаза и отколот верхний передний зуб.

Он пират и у него полная комната сокровищ – зелёная бутылка с корабликом, жестяная банка с ракушками, моток бечёвки, почти целая коробка карандашей, клык Жука – верного пса и товарища. Белая шерстяная нитка – он подарил её девочке с хвостиком и хмурым взглядом. Боадицея. На худом запястье нитка обернулась три раза. Он сам завязал – на удачу в боях. Прасутаг, впервые вошедший в Рим. Шептал заклинанием: «ты сильна как шторм на море».

Справа – окно. Можно смотреть на далёкое близкое небо. Оно в цвет её глаз. И они сияют, окрылённые властью над тобой. Ты сам связал своё сердце и отдал конец нитей. Молчи. Неси портфель. Дари камни. Обласканные морем кусочки стекла. Цветные миры – зелёные, розовые, красные. Миры понарошку.

– «Любить» это хорошо? – вопросы для ответа, – Почему люди любят и не любят?

У тёти хмурый взгляд. Она шторм на море. Море умеет любить? Оно ласкает, манит, интригует, мучает, убивает и зовет вернуться. Кого любит море? Всех. Никого. Почему мальчик дарит медузу – они противные! Мальчики? Медузы! У меня есть секрет, хочешь? Хочу.