Последующие дни были наполнены суетой и хлопотами. Уезжали и приезжали какие-то люди. Граф руководил устранением последствий пожара. Увы, особняк невозможно было спасти. Дом пришлось сносить, в будущем на его месте будет отстроен новый. Наконец, спустя примерно неделю жизнь вошла в привычное русло.
В гостиной было очень светло от множества свечей. На небольшом столике стояли сладости и фрукты.
– Вы знаете Армэля и Александрин с детства? – спросила Эжени. – А какими они были?
– Граф искал гувернантку, которая бы хорошо владела французским и испанским, – начала рассказывать мадам Перо. – Ему порекомендовали меня. Я знала, что мне предстоит заниматься воспитанием восьмилетней девочки. Когда приехала, увидела графа и графиню, мы обсудили все вопросы. И вот пришло время знакомиться с моей воспитанницей. Александрин в детстве была словно кукла! Представьте – маленькая девочка, пухленькая, розовощекая, глаза в пол-лица голубые-голубые. Но главное – волосы. Если в руку взять – толщиной с кулак, причем как у головы, так и на концах, светлые как пшеница, длиной до середины бедра. Я была очарована ею. Мы с Сандри – ее так называли служанки-испанки – быстро подружились. И во Францию потом я согласилась ехать. Как же оставить такую принцессу? Теперь вот буду заниматься воспитанием ее малыша.
– Малышки, – поправила Александрин. – Я думаю, у меня будет очаровательная девочка, блондинка похожая на меня! Иначе и быть не может!
– А Армэль? – Напомнила Эжени.
– Господину виконту тогда было пятнадцать лет. Я редко видела его, потому что он либо был занят уроками, либо пропадал где-то в обществе старшего брата…
Тут мадам Перо запнулась и как-то испуганно посмотрела на окружающих. Александрин поджала губы. Армэль с осуждением посмотрел на гувернантку сестры. И только Эжени ничего не поняла.
Это был один из обычных вечеров в замке. Пока Филипп де Брионе не поправится, было решено, что они с Александрин останутся здесь. Поэтому здесь же гостила кузина Филиппа Эжени де Брионе. Она являла собой полную противоположность шумной, капризной и язвительной Александрин. Эжени смущалась всякий раз, когда разговор касался каких-нибудь слишком откровенных, по ее мнению, тем. Так было и сейчас, когда в беседе Армэль упомянул, что изучает труды кардинала Ришелье и, ознакомившись с его биографией, узнал, что у того было немало любовниц и внебрачных детей.
– У Ришелье были любовницы? – изумилась Эжени. – Но ведь он священнослужитель!
– Мой крестный, аббат Дюамель-Дюбуа, тоже священник, и что же?
– И у него есть любовницы? – воскликнула девушка.
Армэль расхохотался.
– Но Ришелье был прелатом, высшим духовным лицом… – пробормотала, чуть покраснев, она.
«Хм… В ней величия ни на грош», – пренебрежительно подумала Александрин.
Гордая дочь графа де Куси видела в родственнице лишь мишень для острот, но никак не ровню себе. Однако что бы там ни думала Александрин, в том, что касается внешности, Эжени была далеко не дурнушка. Смуглая, темноволосая, с выразительными зелеными глазами и широкими черными бровями, она выглядела очень ярко. Только вот ее скованность не давала девушке раскрыться. Хотя сквозь эту скромность и просвечивала некоторая бесшабашность.
Все это время Эжени, наоборот, любовалась женой кузена. Волосы Александрин словно излучали сияние, а сама она светилась весельем и радостью. Эжени еще не доводилось видеть таких очаровательных женщин. «Наверное, графиня была такой же в юности», – думала девушка. Хотя то несколько отчужденное спокойное достоинство, присущее графине в общении с не очень близкими ей людьми, тоже восхищало мадемуазель де Брионе. Холодность, сильнее проявившаяся в характере Анны с возрастом, заставляла окружающих уважать ее и немного побаиваться.
– Это не мешало кардиналу быть весьма неравнодушным к женскому полу, – наконец сказала слышавшая их разговор графиня. – Занимаясь политикой и делами церкви, монсеньор не забывал и о земных утехах.
– Я думаю, ему их приписывала молва, – все-таки не могла успокоиться Эжени.
– Ну, с Марион Делорм у него наверняка был роман. Об этом не слышал только глухой.
– Это правда, что она переодевалась пажом и приходила к нему на свидания в садовую беседку? – спросил Армэль.
Графиня пожала плечами.
Роман с известной французской куртизанкой у Ришелье действительно был. Но продлился не долго. Впоследствии они поддерживали чисто деловые отношения – мадам Делорм была его осведомительницей и получала солидное вознаграждение за это. Гораздо более долгие отношения связывают кардинала с его собственной племянницей Мари-Мадлен де Виньеро, герцогиней д’Эгильон, которая даже подарила ему четверых детей.
– А то, что Ришелье предлагал куртизанке Нинон де Ланкло пятьдесят тысяч экю за услуги – тоже правда? – поинтересовался виконт.
– Армэль, откуда я знаю, – бросила ему мать.
– Да, Армэль, это никому не интересно кроме тебя, – вставила Александрин.
И чтобы продемонстрировать, насколько мало ее волнуют амурные дела великого кардинала, перевела тему разговора:
– Матушка, можно я, пока Филиппу не станет лучше, буду спать в твоих покоях?
– Конечно, Александрин, – ответила графиня и снова погрузилась в изучение тканей, образцы которых ей привезли для нового платья.
Армэль недовольно смотрел на сестру.
– У тебя что, нет спальни, несчастная бродяжка? – возмутился он.
– Мне страшно спать одной.
«Неужели она не понимает, что у матери есть своя жизнь? – внутренне негодовал виконт. – Они так никогда не помирятся!»
Юноше хотелось, чтобы у родителей все было хорошо. Он помнил, что когда был маленьким мальчиком, не раз замечал, как матушка утром выскальзывала из спальни отца, как они целовались в коридоре, пока думали, что никто не видит, как граф называл ее порой «моя Суламифь», а она его «мой возлюбленный царь» [7 - Имеется в виду царь Палестины Соломон. Суламифь – его возлюбленная.].
? Графиня, ? повернулся к матери Армэль. ? Зачем вам очередное платье? Лучше займитесь воспитанием дочери и объясните ей, что нельзя быть такой эгоисткой!
? Виконт, вы мне все больше кого-то напоминаете, ? усмехнулась Анна. ? Когда там вы отправляетесь в свой приход? А то прихожане заждались.
? Матушка! ? юноша, засмеявшись, подошел к ней, обнял и поцеловал в щеку. ? Я пока не собираюсь уезжать. У меня дела тут. Вам придется потерпеть двух ворчливых мужчин в замке.
? Одного. Ваш отец утром уезжает.
? Куда? Он же только поправился.
? Он не считает нужным объяснять, что и зачем делает. Во всяком случае, мне, ? очень тихо сказала она.
Занятые беседой с мадам Перо Эжени и Александрин не слышали ни слова из их разговора. Армэль, все еще обнимавший мать, с грустью посмотрел ей в глаза. Но она отвернулась, снова взяв в руки ткань, не выдержав все понимающего взгляда сына. Думала ли, как туго ей придется, когда выходила замуж…
? Вот эта ткань лучше, ? виконт ткнул пальцем в атлас насыщенного пурпурного цвета, отошел и уселся на свое место.
Взяв гитару, он под собственный аккомпанемент стал напевать что-то на испанском. Голос у него был очень приятный, довольно низкий для его возраста.
– Вы так хорошо поете, еще и на испанском! – зачарованно произнесла Эжени.
– Я жил в Испании почти всю жизнь, и знаю его лучше, чем французский.
Мадемуазель де Брионе очень нравился Армэль. Ее удивляло, как сильно он похож на отца ? этого видного мужчину с негромким спокойным голосом.
– Хм, ничего особенного, – фыркнула Александрин. – Я пою на испанском еще лучше. Хотите послушать?
Никто не изъявил особого желания, но баронессу это мало заботило. Она уже сидела за клавесином и пела какую-то песенку о жене-изменнице, сбежавшей с любовником от рогоносца-супруга.
«Она что нарочно?» – Армэль в очередной раз хмуро взглянул на сестру, хоть и понимал, что песню она выбрала просто потому, что та ей нравилась. Потом виконт перевел взгляд на графиню, которая подняв голову, смотрела на дочь странным взглядом. Она была очень бледна.
Эжени искренне восхитилась пением Александрин, та гордо выпрямившись, приняла похвалы.