Наследники графа. Александрин

– Хочу еще пирожное. Пусть принесут, – сказала она служанке.

– Может тебе достаточно, дорогая? – взглянула графиня на дочь.

– Вы тоже заметили, что я поправилась? Я чувствую себя бочкой! Мама, это кошмар. Я не думала, что будет так. Моя прежняя фигура вернется?

– Если будешь есть меньше пирожных, да.

– Александрин, ты ужасна, – вдруг не выдержал, раздраженный нытьем сестры, Армэль. – Твой муж болен. Ему нужна поддержка, а ты почти не заходишь к нему. И гораздо больше тебя заботит всякая чепуха.

Повисло молчание. Юная баронесса, казалось, потеряла дар речи, настолько ее обидели слова брата.

– Ты и к отцу ни разу не зашла, когда он болел. Что ты за человек такой!

После этих его слов Александрин стремительно вышла из гостиной.

Позже виконт заглянул в комнату матери, где на кровати в одиночестве сидела плачущая Александрин. Обнял сестру, прижав к себе и поглаживая по щеке, чтобы вытереть слезы. Извинился, сказал, что был не прав, но баронесса возразила.

? Нет, ты прав. Я просто боюсь. Боюсь видеть Филиппа. И отца боюсь. Если бы не я, они с матушкой не поссорились бы. Это я во всем виновата.

Уже была почти ночь, когда Александрин зашла в комнату к мужу. Тот лежал на кровати, и казалось, спал. Пахло лекарствами, целебными мазями, и воздух в помещении был очень тяжелый. Но превозмогая тошноту, баронесса подошла к постели и взглянула на супруга. Из-за бинтов было не разобрать, насколько сильно повреждено его лицо. Он смотрел на нее одним глазом. Веко второго деформировалось из-за ожога и сильно опустилось.

Баронесса погладила его по здоровой половине лица, провела кончиками пальцев по подбородку. Потом легла рядом, положив голову ему на плечо и обняв мужа.

? Я люблю тебя, Филипп, ? прошептала она.

Утром следующего дня граф уже был в седле. Несмотря на ранний час и прохладу, Анна вышла в парк. Кутаясь в широкую накидку, отдавала распоряжения садовнику. Мельком взглянула на мужа. В утренней дымке его плащ красиво развивался по ветру, когда он пустил коня рысью, выезжая за ворота.

Арман встретился с аббатом Дюамелем-Дюбуа в гостинице в Париже.

– Мы проигрываем, граф.

– Да, это понятно.

– Возможно, мне придется уезжать в Испанию. Надолго. Скорее всего, навсегда. Вы не думали о том, чтобы поступить также?

– Нет, я никуда не собираюсь бежать. Мне есть, что терять здесь.

Анри понимающе кивнул.

– Вы не общаетесь с графиней? – спросил аббат.

– А что мне с ней обсуждать? То, как прошло ее романтическое путешествие во Флер Нуар с Монфором?

Он был готов наговорить ей много чего, хотел даже избить ее, или просто уничтожить. Но в нем всегда жил один страх, который его сдерживал. Даже не страх, а какое-то необъяснимое словами чувство вины перед ней. Хотя этого он бы никогда не признал. Он любил ее, а она сошлась с его другом! Потаскуха.

– Когда я заезжал туда, Монфора там не было. Ну, Бог с ним… Мне кое-что другое интересно. Я думаю, за столько лет нашей дружбы заслужил право на некоторую неделикатность.

Арман вопросительно смотрел на аббата, ожидая продолжения.

– Ведь ваши отношения с герцогиней де Кардона не ограничиваются тем, о чем известно вашей супруге?

– Намекаете, что я сам не безгрешен? – бесстрастно поднял бровь граф.

– Не то чтобы…

– Объясните, что вы имеете в виду.

– Недавно по известному нам с вами делу мне довелось побывать у принца Конде. Там я познакомился с очень приятным молодым дворянином. И вспомнил, что несколько лет назад герцогиня ходатайствовала перед принцем о пятнадцатилетнем юноше, которого благодаря ей приняли в армию под его командование.

Тут следует уточнить, что великий полководец принц Конде, сначала выступавший на стороне королевы и Мазарини, и даже помогший им выехать из Парижа, позже из-за своей дерзости по отношению как к кардиналу, так и к самой Анне Австрийской, был арестован и заключен в Венсенскую тюрьму. Но это только заставило еще больше разгореться междоусобную войну, теперь уже возглавляемую сестрой принца Конде герцогиней де Лонгвиль. Этот период даже получил в истории название «Фронда Конде». Мятежники требовали освобождения принца, и королеве пришлось пойти на уступки. Но у принца были отобраны замки и все обещания, данные ему королевой, оказались обманом. Поэтому он возглавил новый мятеж против Мазарини. Его активно поддерживали испанцы. И во многом благодаря им Фронде удавалось еще держаться. Однако со временем почти все аристократические союзники покинули Великого Конде.

Но вернемся к рассказу Анри.

– До этого мальчик жил в имении Лабранш. Он получил дворянское воспитание, знает несколько языков. Во время его нахождения в Лабранше к нему не раз приезжал один солидный господин – граф де Куси, которого он называет своим благодетелем. Также в разговоре со мной он упоминал знатную даму – герцогиню де Кардона, которую он, по его словам, любит как мать и которая помогла ему попасть на службу. Правда, он отметил, что всегда мечтал служить на море. Но герцогиня распорядилась его судьбой на свое усмотрение. Юношу этого зовут Жан Огюст Леонар де Лабранш. Он считает себя круглым сиротой и почему-то носит титул виконта.

– Очевидно потому, что Лабранш – это виконтство? – невозмутимо спросил Арман.

«Его хоть что-нибудь может вывести из себя?» – подумал аббат.

Дело в том, что титул виконт чаще всего не даровался монархом, а переходил по наследству. Виконтами были все сыновья графа, но только старший после смерти отца получал графский титул.

Дюамель-Дюбуа выжидающе смотрел на друга. Наконец тот поднялся, прошел по комнате, остановился у камина, спиной к Анри, и заговорил:

– Это случилось, когда мы уже жили в Испании. За несколько лет до рождения Александрин, – глухим голосом произнес Арман. Потом, прохаживаясь по комнате, продолжал: – В октябре 1633 года мне выпала честь присутствовать на королевской охоте. Но день тогда выдался совсем неудачный для подобных развлечений. Двор выехал в лес на охоту, и вдруг начался ужасный ливень. Ища место, где бы укрыться, я направил коня в самую чащу. Весь промокший до нитки, наконец, набрел на какое-то жилище. Потом оказалось, что это был заброшенный дом местного блаженного – то ли отшельника, то ли сумасшедшего. Человек этот недавно умер, и его жилище пустовало. Но не в тот день. Подъехав ближе и спешившись, я обнаружил у коновязи гнедую кобылу. Идти мне больше было некуда, и я постучал. Открыла двери молодая женщина. Красивая темноглазая брюнетка. На вид ей было двадцать-двадцать два, не больше. Это все, что я знал в тот момент об этой незнакомке. Она явно обрадовалась моему визиту. Пригласила в дом, сказала, что тоже нашла это место, укрываясь от ливня и что очень напугана, потому что заблудилась и потеряла свою служанку. Уже темнело, дождь не прекращался, а наоборот – еще более усиливался. И все говорило о том, что предстоящую ночь нам придется провести в этой хижине. Незнакомка не пожелала называть свое настоящее имя, ограничившись вымышленным. Я же сказал, кто я. Комнат в доме было две, поэтому нам ничего не мешало разместиться на ночлег. Я рассчитывал хорошенько отдохнуть и выспаться. Но поверьте, Анри, когда просыпаешься среди ночи от того, что тебя одаривает ласками красивая обнаженная женщина, уже не до размышлений о супружеской верности. Я бы забыл о том случае, если бы не мальчик трех месяцев от роду, подброшенный мне спустя год в замок, и записка от его матери с просьбой приютить малыша, пока сама она находится в изгнании. Вы наверняка помните, что как раз тогда герцогиню за какие-то интриги выслали из страны…

– А я-то все думал, что это она вас так осаждает! Но как вы узнали, что та незнакомка – Бланка де Кардона?

– Утром заметил у нее на перчатке вышивку с инициалами. Я хорошо знаю геральдику и историю дворянских родов, вы же в курсе.

– Ну да… А почему потом она не забрала мальчика и его воспитывали вы?

– Я решил, что для виконта так будет лучше. И просто отказался возвращать ребенка герцогине. Огюст жил тайно в одном из моих имений, как вы уже знаете. Слухи о нем не должны были дойти до Анны. Поэтому в тайну его существования были посвящены не многие – всего несколько человек. А устроить жизнь Огюста во Франции тогда мне не составило труда. Моя семья жила в Испании, а сам я часто бывал здесь и виделся с сыном.