Вторая мировая война уничтожила почти все здания главной на тот момент улицы Резекне – Большой Лютинской, а также большинство храмов и административных зданий. Фактически город был разрушен. Свыше 15 тысяч мирных жителей Латвии, в том числе и резекненцев, были расстреляны недалеко от границы города – в лесном массиве Анчупаны».
– Милка, поздравляю с первой командировкой за границу, – бросил, выглянув из-за своего монитора, Илья.
– Хочешь, уступлю тебе эту поездку? – спросила журналистка.
– Не-не, я со своими голами и штрафными лучше тут останусь.
О той передряге, в которую угодила, выполняя задание по дискредитации политического конкурента, Мила никому рассказывать не стала. Такого ужаса натерпелась, пока сидела прикованая наручниками, и потом, когда на нее напали в подъезде, что не хотелось вспоминать. Тем более что эти воспоминания были связаны с Олегом… Такое ощущение, что все значимые события в ее жизни связаны с ним. Вон даже загранпаспорт у нее есть благодаря ему! Когда-то его родители подарили им на свадьбу поездку в Египет…
* * *
В темноте было трудно разобрать, как выглядит двор. Какие-то бесформенные темные груды, видимо, являлись хозяйскими постройками, сараями или чем-то подобным.
– Илга, это ты? – послышался из глубины дома довольно низкий мужской голос. Иван почему-то подумал, что такой голос мог бы принадлежать певцу или священнику.
– Да, дедушка, – ответила девушка.
Шепнула солдатам, чтобы ждали здесь, и скрылась в доме. Несколько минут ожидания в полной тишине, казалось, тянулись бесконечно. Даже Алексей не стонал из-за перелома. В ночи хорошо слышно было стрекотание сверчка. Наконец послышались шаги,заскрипели рассохшиеся половицы, и на крыльцо вышел рослый седой мужчина с аккуратной бородой и в очках, державший в руке керосиновую лампу. Он обвел солдат взглядом.
– Быстро заходите, нечего во дворе торчать, – бросил он тоном человека, привыкшего командовать.
В доме расселись за большим круглым столом, в центре которого трепетала огоньком та же керосинка. Лишь Илга присела в сторонке – на скамью у стены. Иван как командир представился и назвал имена остальных. Хозяин тоже назвал себя – Янис Юрьянс.
– Мы понимаем, какой опасности вас подвергаем. Поэтому утром уйдем. Нам бы обработать рану нашего товарища и наложить шину.
– Помощь окажу, – произнес старик.
– Дедушка врач! – заметила Илга. Она сидела, теребя тонкими пальчиками косу и то и дело стреляя глазами в сторону молодого светловолосого капитана.
Старик уточнил, что он хирург, но сейчас приходится не только оперировать, но и оказывать любую медицинскую помощь, поскольку врачей практически не осталось.
– Куда вы пойдете? – нахмурился доктор. – Немцы кругом. Да еще и с раненым. У нас много места на чердаке и в подвале. Да и сарай пустой стоит, скотину ведь угнали. Там в сене можно укрыться в случае чего.
– Нет, – Лалин отрицательно покачал головой. – Мы не можем подвергать вас и девушку такой опасности. Нам нужно пробираться к своим. Опишите мне местность, вы ведь наверняка все тропы в округе знаете.
Янис предложил ночным гостям квас, вареную картошку и немного хлеба, а сам принялся осматривать раненого.
Илга помогала, но потом дед отправил внучку спать:
– Нечего тут крутиться и разговоры мужские подслушивать.
Когда девушка все-таки послушалась и ушла в другую комнату, Янис сказал:
– Это дочь старшего сына Андриса. Сам он воюет, а невестка умерла в родах. Еще младший сын есть, Эжен. Он у меня инженер. Когда немцы наступали, их завод эвакуировали на север. Вот мы вдвоем с внучкой и живем.
Дом, в котором жили врач с девушкой, стоял на отшибе, поэтому жители не догадывались о появлении советских солдат. Это было к лучшему, поскольку в Латвии встречались разные настроения, кто-нибудь мог и немцам сообщить…
На рассвете Лалин, уже переодевшийся в обычную крестьянскую рубаху и штаны, вышел на крыльцо. Солнце еще только чуть окрасило в розовый цвет небо на востоке. В поселке было тихо, словно все вымерли. Даже собаки и петухи молчали. Хотя, какие там петухи – почти всю живность фашисты изъяли.
Оценивающим взглядом капитан окинул двор – покосившиеся сараюшки, собачья будка, старый колодец… С виду все было так же, как у него на родине. Он ведь и сам из деревни. На миг задумался о матери, которую не видел уже несколько лет, затем – о Катерине. Увидятся ли еще? Но потом мысли снова вернулись к реальности – нужно было думать, как выпутываться из этой истории и ребят выручать, за которых чувствовал ответственность.
Думал, все еще спят на лавках, но вдруг услышал шаги, и на пороге появился Куров. Взъерошенный спросонья и небритый, он был мрачен и задумчив. Молча кивнул капитану. Здесь было не до соблюдения армейской дисциплины. Тем более Куров был намного старше и порой даже по-отечески давал Ивану советы. Немного постояли в тишине и Лалин повернулся к двери.
– Пойдем, а то мало ли что.
– Я вот что думаю, товарищ капитан, наш хозяин врач. Значит, немцы зовут его своих раненых лечить…
– Наверное.
– Как бы он того…
Капитан понял, что тот хотел сказать, но промолчал, хмуро глядя на верхушки деревьев видневшегося за воротами леса, выбросил окурок и пошел в дом.
Глава III
Рига встретила Милу не очень дружелюбно – ливнем и грозой. Самолет успел приземлиться до того, как на город обрушилась стихия. Но едва журналистка прошла паспортный контроль, послышался гром, а затем шум дождя. К счастью, Милу встречали.
Садясь в машину, девушка отметила, каким вежливым и обходительным оказался встретивший ее молодой человек. На вид ему было примерно столько же лет, сколько и ей. Кристап прекрасно говорил по-русски, но латыша в нем выдавал легкий акцент. Он должен был доставить журналистку в гостиницу, а вечером привезти в ресторан, где ее будет ждать Айварс Эженович.
– Вы впервые в Латвии? – поинтересовался мужчина, поворачивая ключ зажигания. Мила поглядела в окно, наблюдая, как мимо проплывает рижский аэропорт.
– Да, впервые, – ответила она.
К слову, если не брать в расчет погоду, Латвия девушке очень понравилась. Перед поездкой многие коллеги и знакомые пугали ее предвзятым отношением латышей к русским, но пока все, кого она встретила здесь, были очень приятными людьми.
Мила попросила Кристапа рассказать ей о Риге, и он с готовностью согласился.
– Смотрите, мы как раз проезжаем старый рижский аэропорт. Вам наверняка будет интересна его история.
Девушка снова посмотрела в окно и увидела великолепное старое здание, похожее на запущенный, но все еще хранивший остатки былой роскоши дворец. Оказалось, это было самое красивое здание аэропорта, построенное в советское время. Настоящий памятник той эпохе в Латвии, вероломно предавшей все советское забвению.
Первая воздушная гавань Риги была построена в 1954 году в стиле сталинского ампира. Интерьер здания убранством действительно не уступал дворцам. Много лет именно здесь встречали мировых звезд и первых лиц государств. Фасад даже мелькал в кинофильмах! Но сегодня здание выглядело плачевно.
– Я словно в Советский Союз попала, – заворожено произнесла Мила.
Кристап нарочно притормозил у старого рижского аэровокзала, давая возможность девушке полюбоваться им. Если бы не дождь, Мила точно предложила бы выйти и прогуляться здесь. Рига все больше нравилась ей!
– Если хотите, приедем сюда завтра и даже зайдем внутрь. Раньше там были роскошные люстры, мраморная облицовка, ковры, а потолки расписаны орнаментом. Сейчас, конечно, остались лишь отголоски той красоты.
– Все равно будто на открытку смотришь.
– Здесь еще очень много красивых мест, – улыбнулся мужчина.
Мила опомнилась и приняла серьезный вид. Не хватало еще, чтобы этот латыш принял ее за глуповатую провинциалку, ничего в жизни не видевшую.
Больше ничем особенным поездка до гостиницы не поразила девушку. Вечером она надела деловое платье, уложила волосы и спустилась вниз. Мила выглядела строго и не вызывающе, но женственно. Ее уже ждал Кристап. От девушки не ускользнул его заинтересованный взгляд, но она сдержала улыбку. Важно было показать, что она профессионал своего дела и вообще серьезный человек.
Айварс Эженович Юрьянс оказался совсем не таким, каким она себе его представляла. Это был не стареющий педагог, а скорее молодящийся бизнесмен. Довольно стройный, седой, с аккуратной бородкой и в очках для зрения со слегка затемненными стеклами он выглядел очень респектабельно.