Разбитое сердце Матильды Кшесинской

Разбитое сердце Матильды Кшесинской
Елена Арсеньева

Чаровница
Матильда Кшесинская была талантливой балериной и – искусной обольстительницей. Именно ей суждено было стать первой женщиной цесаревича Ники, будущего Николая Второго. Николай искренне любил Матильду, но – увы! – императорские особы по любви не женятся.

Законная супруга Николая будет ревновать его к Матильде всю жизнь, и не напрасно. Забыть минуты, проведенные в ее объятиях, император не сможет до конца своих дней. И сама Матильда никогда не вычеркнет из памяти Ники, в которого была страстно, без памяти влюблена.

Елена Арсеньева

Разбитое сердце Матильды Кшесинской

Смотрите только не флиртуйте слишком!

    Александр III

– Ваше величество, прибыл господин Болен. Вы изволили приказать… э-э… о, извините великодушно, я думал, вы одни… быть может, сказать ему, чтобы пришел попозже?

–  Ники, довольно подарков! Мои шкатулки и так ломятся от украшений. Ты же знаешь, я их не люблю.

–  Аликс, это… это, собственно, не для… То есть я хотел сказать, я помню твою волю – ничего тебе больше не дарить. Но сейчас… мне нужно выбрать официальный подарок. Поэтому я и пригласил ювелира.

–  Официальный? Ты сам выбираешь официальный подарок?! Это для меня новость. И кому он предназначен?

–  Ну… Впрочем, это неважно, я сделаю это в другой раз. Вы идите, Владимир Владимирович. В самом деле, скажите этому господину, чтобы явился в другой раз. Ты знаешь, Аликс, пожалуй, ты была права, воспитатель для девочек должен быть…

–  Нет, не заговаривай мне зубы, Ники. А вы, господин Свечин, погодите. Скажите мне, о каком подарке идет речь.

–  Ваше величество, я… я не знаю…

–  Вы не знаете? Вы, флигель-адъютант императора? Да про вас говорят, что вы знаете о желаниях государя прежде, чем он сам их ощутит! Или вы не знаете, что сказать мне? Иными словами, выдумываете, как половчее соврать?

–  Аликс, прошу тебя, оставь Владимира Владимировича в покое. Я сам тебе все расскажу. Это сущий пустяк. Мы сегодня едем в театр, ты помнишь?

–  Конечно. Сегодня же бенефис… этой! Не понимаю, почему я должна удостаивать ее своим присутствием. И неужели ты ради нее вызвал лучшего ювелира Санкт-Петербурга? Ради того, чтобы купить подарок ей?!

–  Сегодня бенефис прекрасной балерины, Аликс. Мадемуазель Кшесинскую называют гордостью русского балета, и вполне заслуженно. Мой отец очень ценил ее и часто удостаивал ее выступления своим присутствием.

–  О!.. Не только отец!

–  Аликс, довольно, прошу тебя. Об этом уже не раз переговорено, и все давно забыто.

–  Нет! Не забыто! Я прекрасно помню, кем была для тебя эта женщина!

–  О господи… Прошу вас, Владимир Владимирович, оставьте нас.

–  Слушаюсь, ваше величество.

–  Аликс, прекрати, умоляю тебя.

–  Нет! Мне противно говорить об этом.

–  Зачем же говоришь?

–  Я не могу молчать! Мне больно вспоминать…

–  Ну так не вспоминай. Довольно, Аликс!

–  Ну уж нет! Кажется, ты так и не понял тогда, когда мы только что поженились, какую боль мне причинил, рассказав о том, что у вас было!

–  Милая ты моя, ну как же ты не поняла! Я хотел быть честным с тобой, я не мог ничего скрыть от женщины, на которой женился. Неужели ты бы хотела, чтобы у меня были от тебя тайны? Я ведь готов был выслушать и твою исповедь, но ты ничего не пожелала открыть.

–  Мне не в чем было исповедоваться! Я пришла к тебе чистой, чистой помыслами, душой, сердцем, телом! А ты… ты писал мне о любви, а сам любострастничал с… этой! Ты любил ее, а не меня!

–  Аликс, столько лет прошло. Что это вдруг за вспышка ревности? Ты ведь знаешь, что ты для меня – единственная женщина на свете.

–  Но не первая твоя женщина!

–  Аликс, ну я же тебе объяснял: природа мужчин такова, мы устроены иначе… Маля, то есть… ну, она была для меня… я ведь был неопытен, невинен, я ничего не знал о женщинах… Думаю, ты мало бы получила радости от увальня, который ничего не может и не умеет.

–  Ага, ты не скрываешь, что она обучала тебя греху? Ты грешил с ней, грешил!

–  Не более, чем грешат другие мужчины. Не более, чем грешим мы с тобой нашими блаженными ночами! Аликс, давай прекратим этот разговор. Ты не права.

–  Хорошо. Хорошо, я признаю свою неправоту. Прости меня, Ники, я была глупа.

–  Ты совсем не глупа, дусенька.

–  Нет, я вела себя глупо. Я хочу загладить свои вину. Господин Свечин! Вернитесь. Ювелир еще не ушел? Позовите его!

–  Зачем, Аликс?

–  Я же сказала тебе: я хочу загладить свою вину и сама выберу подарок для э-этой… я хочу сказать, для мадемуазель Кшесинской. В конце концов, я как женщина, уж наверное, лучше знаю, что может понравиться другой женщине! Ну позволь мне, Ники, ну прошу тебя!

–  Хорошо, Аликс. Возможно, в самом деле ты лучше знаешь.

Подарок выбирали недолго. Небрежно переворошив не меньше полусотни разложенных на большом столе драгоценных, изысканной работы и огромной ценности вещиц, императрица взяла тяжелый браслет, усыпанный бриллиантами и украшенный сапфирами, и твердо сказала:

–  Вот это. Ей поднесут это.

–  Но… – в один голос воскликнули государь и его флигель-адъютант и осеклись, потому что Александра Федоровна с невинным видом вскинула брови:

–  Вам не нравится? Великолепная работа. И я не ошибусь, если скажу, что это самая дорогая здесь вещь.

–  Ваше величество совершенно правы, – с поклоном подтвердил очень довольный выбором Болен.

–  Вот видите! Она будет в восторге! – воскликнула Александра Федоровна.

–  Но… – опять сказали в один голос Николай Александрович и Свечин и снова осеклись, услышав резкий голос императрицы: