Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)

Но самое смешное в этой истории то, что подушку она все же выбросила. Потихоньку от мамы взяла и отнесла в мусорный бак, да не в своем дворе, а квартала за три.

Чтоб подушка дорогу назад не нашла, наверное!

Это, конечно, был триумф Юлечки Комаровой в качестве пугала!

Но теперь ей все трудней находить благодарных слушателей. Все одноклассники и знакомые забили себе в мобильники ее номер и просто не отвечают, когда на дисплее высвечивается Юлька Комарова или просто Пугало.

Понятно, что сейчас Юлечка очень хочется познакомиться с новым человеком, чтобы испытать на нем свои коронные ужастики. Как вампирам нужна свежая кровь, так Юлечке нужны свежие слушатели. Но Зойка ее глупости поощрять не хочет. И не будет.

Вообще, бояться всякой ерунды стыдно! Можно, например, бояться третьей мировой войны, после которой запросто исчезнет жизнь на Земле. Или хулиганов на темной улице можно и даже нужно бояться. Или маньяков. Или тараканов, пауков, гусениц… Это страх реальный. А воображаемые страхи приходят и уходят. Главное – сказать им, что они не страшные.

Зойка терпеть не может бояться. А когда приходится – презирает себя и стыдит.

– Познакомишь? – снова спросила Юлечка.

– Было бы с кем знакомиться! – фыркнула Зойка. – Я его в упор не вижу.

Так вышло, что на соседа Зойка с первой же встречи ужасно разозлилась. Они на площадке нечаянно встретились. Мальчишка открывал свою дверь, а Зойка закрывала свою.

Он обернулся, посмотрел на Зойку – и просто остолбенел! И даже выронил ключ. А когда наклонился его поднять, из-под футболки выскользнул медальон на длинной цепочке и сверкнул, словно усыпанный бриллиантами.

Мальчишка его быстренько спрятал под футболку и выпрямился.

Снова взглянул на Зойку – и сразу отвел глаза, будто испугался.

Понятно. Влюбился! Ну что ж, обычное дело – в Зойку сплошь и рядом мальчишки с первого взгляда влюбляются. И сразу начинают воображать, выступать и всякую чушь молоть.

А этот молчал, как будто от любви язык проглотил.

Мужская робость Зойку никогда не вдохновляла, но все же ей льстила. И она решила нового влюбленного немножко поощрить.

– Какой у тебя медальончик классный, – сказала Зойка кокетливо. – Одуреть можно!

Тут он поднял свои бесцветные глаза и повторил:

– Одуреть можно? – Подумал немножко и изрек: – То есть ты теперь стала дурой?

Серьезно так изрек! Вдумчиво. Словно констатировал факт. Ну да, а что может еще сделать Константин Константинович Константинов, как не констатировать!

И он ушел. И Зойка осталась стоять, будто к полу приколоченная. И подумала: а если бы она сказала «офигеть можно», то что – фигой бы стала?!

Ох, как Зойка обиделась! И с тех пор старалась нового соседа не замечать и ни слова ему не сказала, кроме одного – «придурок!».

Хотя это было еще слишком мягко! Наверное, можно было бы найти даже что-нибудь покрепче и поярче для человека, который, входя вместе с тобой в лифт, носком кроссовки фактически вышибает тебе палец на ноге и даже не извиняется, а в ответ на твои возмущенные вопли только бормочет «А че я сделал?!» и глупо улыбается, когда ты начинаешь рыдать в три ручья.

Было ужасно, ужжжассно больно! Вдобавок мизинец торчал из шлепки, как будто ему стало скучно рядом с остальными пальцами и он решил выглянуть наружу и посмотреть, что там, за пределами шлепанца, в мире делается. А заодно за пределами остальной Зоиной обуви. За пределами туфель, кед и кроссовок. И даже новых домашних тапочек.

Ни в одну туфлю, кед, кроссовку и новую (в старую, впрочем, тоже!) тапку он не входил. Не влезал. Не помещался. На него даже носок было невозможно натянуть!

После этого происшествия Зойка перемещалась по квартире полубосая, пристроив на палец полиэтиленовый пакет с замороженным фаршем для котлет, который примотала к ноге кухонным полотенцем. Это был какой-то ужас – как со стороны, так и по внутренним ощущениям.

Потом пришла с работы мама, фарш с ноги сняла, погоревала над синюшной оледенелой сарделькой, в которую превратился Зойкин палец, намазала его кремом «Спасатель», забинтовала, вызвала такси и повезла покалеченную дочку в травмпункт. Пришлось ехать далеко, аж на улицу Нартова, потому что в ближайшем травмпункте был ремонт.

Зойка уже так наплакалась, что почти ничего не видела из-под распухших век. Она хромала вслед за мамой по пустым коридорам травмпункта и слабо ныла, что не хочет, не хо-о-очет к врачу…

– Тебе еще повезло, – сказала мама, – что сейчас лето и здесь народу никого. Вот если бы это случилось зимой, тут вообще сесть было бы некуда. Знаешь, сколько народу с переломами и ушибами идет зимой в травмпункт!

Зойка могла бы возразить, что зимой она не бегала бы в шлепках, а значит, ей не вышибли бы палец, но сил на споры у нее уже не осталось. И она только подумала, что мама очень своеобразно понимает, что такое «повезло».

Оказалось, что не только мама такая своеобразная.

– Тебе еще повезло, – проорал огромный рыжий дядька-хирург, который осматривал Зойкин палец. – Это всего-навсего вывих. А мог быть и перелом! Запросто!

Дядька орал не потому, что ему так нравилось или просто некуда было девать свой голос. Он орал потому же, почему, например, орут на уроках учителя или дома родители. Чтобы детей переорать!

Врач пытался переорать Зойку. Потому что ей не слишком-то нравилось, как он своими огромными ручищами щупает ее ступню. И она это демонстрировала как могла. Всеми доступными ей средствами! Во всю мощь глотки и легких!

Вообще, по-честному, больно Зойке фактически не было. Но у хирурга оказались отвратительные руки, которые ее ужасно пугали: очень белые, незагорелые, покрытые веснушками, поросшие рыжими волосами. Рукава бледно-зеленой робы засучены, ногти не то обгрызены, не то до мяса подстрижены. И еще татуировка на руке, три тускло-красные буквы: BES.

Ишь ты, БЕС! Наверное, у него было жуткое прошлое, подумала Зойка. Наверное, в уголовном мире он прославился своей кошмарной жестокостью. И ему дали такой псевдоним… хотя нет, псевдонимы – это у писателей, а у преступников клички. Кликухи! Этому рыжему, с конопатыми руками, дали, значит, кликуху Бес.

А теперь он начал лечить людей…

Ага, лечить! Такими лапищами только искалечить можно!

– Да угомонись ты! – наконец выкрикнул хирург, которому, наверное, ужасно надоел Зойкин крик. – С кем не бывает! Наверное, нет на свете человека, который не вывихивал или даже не ломал палец на ноге. Идет босиком по комнате – шарах о стул! Или вот так же добрый человек навернет, как тебе Константин навернул.

– А откуда вы знаете, что его зовут Константин? – прохлюпала носом Зойка.

– Какой Константин? – удивился доктор.

– Ну, который меня по пальцу шарахнул. Откуда вы его знаете?

– Милая барышня, – вздохнул хирург. – Я просто так сказал, к примеру. Константин, не Константин, Александр, не Александр, Михаил, не Михаил… Какая разница? Самое главное, что тебе уже не больно. Верно ведь?

И Зойка в эту самую минуту ощутила, что ее нога, зажатая в веснушчатых лапищах, покрытых рыжими волосками, ничуть не болит. И палец больше не торчит как неродной. И он уже почти нормального размера. И похож на человеческий палец, а не на сардельку.

Ай да врач! Ай да хирург! Да у него, оказывается, золотые руки! И ничего, что с татуировкой BES!

– Спасибо! – заорала Зойка снова – на сей раз от избытка благодарности. – Грандиозное мерси!

Доктор не стал больше ее перекрикивать – наверное, у него силы кончились, – а только кивнул и буркнул:

– Если что случится – знаешь, где меня искать! – И пошел к крану – мыть свои замечательные руки, готовясь к приему следующего страдальца, которого он исцелит.

Исцелит, а не искалечит!

Зойка с мамой вернулись домой, ночью у нее ничего не болело, она вообще забыла, что такое больной палец; утром, как всегда, спала чуть не до десяти часов – надо же на полную катушку получить удовольствие от летних каникул, которые пару дней назад начались! – а потом, позавтракав, пошла относить книжки в школьную библиотеку.