1985 год
– Скорей бы кончилось это поганое лето! – пробормотал Дима, отрываясь от крана с теплой, невкусной водой.
– У вас льда нет? – спросил Леша, открывая дверцу старенького «Саратова» и насмешливо оглядывая полупустые недра.
– Да нет… потерялись где-то формочки, – соврал Дима, чувствуя неловкость и за скудность запасов в холодильнике, и за вранье, и, главное, за то, что ни ему, ни, конечно, матери и в голову не приходило держать хотя бы запас льда в полиэтиленовом мешке, не говоря уже о соках, минералке или – куда там! – пиве… Воду из-под крана с вареньем – вот что он мог предложить приятелям, и только. Ладно хоть записи хорошие, да ведь и те не его…
Сладкие итальянские стоны, доносившиеся из комнаты, сменились ритмичным бульканьем. Дима невольно задергался в такт, но звонок в дверь остановил его. Кто бы это мог… и звонок у них, конечно, пронзительно-резкий, не переливчатое мурлыканье, как у других, прямо-таки бьет по нервам, вроде будильника, который по утрам выдирает из постели. Пошел открывать.
Выглянувшие из комнаты парни увидели, как в прихожую, едва приотворилась дверь, втиснулся массивный мужик в тенниске и грязно-белых брюках и огромными руками стиснул Димины худые плечи:
– Подонок… кровь твоя ржавая! Горбатого могила исправит, так, что ли?
Оттолкнув растерянного Диму, разъяренный гость двинулся в комнату. Ребята невольно расступились.
– Музыку гоняешь, стервец? – гудел гость, и каждая мышца его огромного тела, казалось, вибрирует от ненависти. – Балдеешь помаленьку?
Он бросил взгляд на портативный кассетный магнитофон, стоящий на подоконнике, и на его багровом лице проступила некая обескураженность.
– Это чей маг? – спросил он подозрительно.
– Мой, – спокойно ответил Леша, появляясь из кухни. – А что?
– Тво-о-ой? – недоверчиво протянул мужик. – А мой где? А? Моя «Соня» где? Пришел с работы – «Сони» нет, вельветов черных импортных нет. И фломастеров – набор двенадцать цветов, хотел племяшке на день рождения подарить. Где? – обратился он к Диме, который начал приходить в себя.
– А я откуда знаю? – спросил тот с ненавистью. – Прет, главное, как танк. И сразу сюда, главное…
– А куда же? – почти миролюбиво спросил мужик, утирая ладонью потное лицо. – Куда бежать, как не к тебе? Кому еще такая пакость – ключ подобрать, обворовать! – в голову взбредет, как не тебе, колонисту? Ну, ты у меня покрутишься, ворюга!
Он будто бы слегка оттолкнул Диму, но от этого толчка парень влип в стену, а мужик повернулся и тяжелой поступью вышел. Дверь шарахнулась о косяк. Дима быстро отвернулся и на мгновение прижал ладони к лицу.
Кто-то из ребят выключил магнитофон. Леша иронично глянул в его сторону, сделал было шаг к подоконнику, но остановился.
– Может, скажешь, из-за чего весь этот писк? – спросил он с обычной ленивой насмешливостью.
Дима повернулся. Лицо его было угрюмым.
– А я знаю?
– Похоже, у этого буйвола кто-то слямзил музыку и шмотки, – подал голос Олег.
– Догадливый! – покачал головой Леша. – Сам сообразил или подсказали?.. Мы ведь тоже не глухие. Это сосед твой или как?
– Сосед! – с ненавистью ответил Дима. – Не брал я его музыку! И штаны не брал!
– Не брал – ну и хорошо, – бодро отозвался Олег. – Ну, мужики, мне пора!
Он сунул руку Диме, который машинально ее пожал, кивнул Леше, с усмешкой искривившему губы, и ушел. За ним двинулись еще двое.
– Стас! Игорешка! Мужики, вы чего? Я же не брал его поганую «Соню»! – воскликнул Дима.
– Да нет… уже поздно… мы потом когда-нибудь… – неуверенно тянули ребята. Их привел сюда Олег, и сейчас, без него, они почувствовали себя неуютно, особенно когда увидели, что Дима не столько возмущен, сколько испуган.
Дима с надеждой посмотрел на Лешу:
– Я, честно, не брал…
– Да мне это, знаешь, до лампочки, – пожал тот плечами, вынимая кассету и кладя ее на подоконник. – Нормально! Надо бы взять у Юрки переписать. – Он поднял было магнитофон, однако тут же поставил его и сел на диван.
Диме сразу сделалось легче. Он с надеждой смотрел на Лешу. Тот думал, и это раздумье отражалось на его незагорелом лице с крепким лбом, круглым подбородком и светлыми тонкими бровями.
– Понятно, почему этот дядя сразу рванул сюда. У него же все на подкорке, безмоторно, а ты… с пятном, это он точно сказал. – Леша словно бы говорил сам с собой, но вот поднял глаза на Диму: – Боюсь, что тут тебе никак не вывернуться, так что лучше, – он напряженно свел брови, – лучше бы тебе сдать им… и маг, и вельветы, и фломастеры… и тех, с кем брал эту хату. – В том, что речь его была нарочито блатной, Диме почудилось самое страшное, будто Леша уже не считал возможным разговаривать с ним как с нормальным человеком, будто достоин он теперь только этой «фени». – Понял? Я тебе советую.
Наши дни
Итак, наша героиня вошла в магазин и отправилась покупать свои творожки, яблоки, бананы, а также куриную печенку, которую просто обожала, и не менее обожаемые куриные сердца. Она была полной и окончательной сердцеедкой как в прямом, так и в переносном смысле слова. Ах да, еще она, не удержавшись, купила ванильный зефир (перманентно худеющим дамам отчего-то не рекомендуется есть шоколад, а вот зефир и мармелад разрешается… какое счастье, между прочим!) и кирпичик дико вкусного черного хлеба с орехами и сухофруктами. Не самая полезная еда для похудения, но все же лучше тортиков и булочек. А вкуснотень-то какая!..
Рассчитываясь, Алена недобрым словом помянула блондинку и ее «Лексус». Ей не хватило пятидесяти рублей (тех самых, оставшихся в снегу), пришлось рассчитаться картой. Небольшая очередь немедленно уставилась на нее с неприязненным выражением. Отчего-то задержался этот предрассудок, будто карта – символ несказанно толстого банковского счета. Глубокая ошибка, между прочим. То есть в случае писательницы Дмитриевой – определенно!
Кассирша тоже не обрадовалась тому, что приходится совершать чуть более сложные манипуляции, чем те, к которым она привыкла, и сердито приказала Алене, которая чуть замешкалась, собирая свои покупки:
– Кончайте копаться, девушка! Вы задерживаете очередь!
С одной стороны, грубость, которая требовала достойного ответа. С другой стороны, «девушка»…
Алена махнула рукой (мысленно) и кое-как свалила зефир, яблоки и прочее в пластиковые пакеты.
«А вот интересно, – подумала она, – «Лексус» уже уехал или нет? Может, если уехал, я попытаюсь свои монетки собрать?»
Ей было чуточку стыдно за желание непременно собрать деньги, хотя что тут стыдного, совершенно непонятно. Будь там всего лишь один пятак… а то ведь семнадцать их! И еще две монетки по два рубля…
К огорчению Алены, «Лексус» стоял на месте. «Рено» не было, а «Лексус» стоял. Лучше бы наоборот, конечно. Вот разве что подождать, пока уедет? Интересно, бесподобная блондинка скоро выйдет из «Этажей»?
И тут Алена увидала ее. Впрочем, нет, сначала она услышала блондинкин голос. Голос был прекрасен и безупречен, как и ее внешность. С таким голосом только песни петь на скалистых берегах Сомали – никакие пираты не понадобятся, экипажи кораблей будут просто счастливы сдаться в плен прекрасной сирене! Впрочем, дело происходило не на скалистых берегах Сомали (еще не факт, между прочим, что они там скалистые!), а оттого прельстительных песен не пелось. Блондинка выражала совсем иные чувства. Судя по тональности, это было глубокое возмущение, однако вычленить что-то осмысленное из сплошного потока отвязного мата, перемежаемого рыданиями, не представлялось возможным.
«Эк ее разбирает! – с ужасом подумала Алена, не выносившая инвективной лексики в неформальных ее проявлениях. – Да что случилось-то?!»
Вокруг «Лексуса» и его владелицы уже собралась небольшая толпа. Кто-то стоял, с зачарованным выражением смотря на автомобиль. Кто-то подходил, бросал взгляд… лица искажались то озадаченностью, то сочувствием, то злорадной насмешкой… и отходил, покачивая головой.
Подошла и Алена. Подошла – да так и ахнула!
Серебристый, элегантный, восхитительный бок «Лексуса» был весь изуродован глубокими царапинами. Они сплетались в причудливый узор спиральных и прямых линий.
Алена пригляделась. Да нет, это не просто линии… это надпись какая-то. Она подошла поближе, пытаясь вчитаться. Длинное-длинное слово, вернее, несколько слов, слитые воедино. Вроде бы написано: «Я паркуюсь», а дальше? «Я паркуюсь»… какое же там слово, нет, два слова!
– «Я пар-ку-юсь, как ду-ра», – по слогам прочел кто-то рядом с Аленой и аж поперхнулся то ли вздохом сожаления, то ли смешком. И только теперь она поняла, что там было написано: «Япаркуюськакдура».
Ну да… Это «получи, фашист, гранату» в ответ на блондинкино «Тычодумаешьябудутутнатебявремятерять?».