Полночное солнце

Д и е г о. Тебе палец в рот не клади, того и гляди откусишь.

Ф р и д а. Этот сценарий, похоже, отрепетирован, похвала – заготовка, гарантирующая успех на любовном фронте, сознайтесь, это для вас очередная интрижка, людоед, так, кажется, вас прозвали? (Фрида испугалась, пытаясь загладить конфуз). Не обижаетесь, что вас так называю?

Д и е г о (с напускной серьёзностью). Не будем о грустном, считай, мы уже обо всём договорились (серьёзно), в твоих картинах – боль и настоящее, не придуманное, а пережитое.

Ф р и д а. Для многих главное – добиться успеха, стать кем-то, если честно, у меня нет амбиций, презираю тщеславие, это неинтересно быть большой шишкой.

Д и е г о (меняя тон). Ловлю на слове, за большую шишку стоит выпить! Прихватил с собой текилу, она расставит всё на свои места (ловко открывает бутылку). Пью за тебя, мой павлин (загадочно улыбается). Признаюсь, мои мысли и о другом тоже (они чокаются), думаю о многом, ты не можешь мне запретить думать (делает нажим на последнем слове, с видом заговорщика). Мы оба тут бессильны, этот закон (подчёркивает последние слова) вступает в силу помимо нашей с тобой воли и таланта.

(Диего обнимает Фриду, пытается её поцеловать, она садится на кровать. Они приобнялись. Гаснет свет, звучат переборы испанской гитары).

Д и е г о (гладя её волосы). Алый цветок кактуса, вижу, уже раскрылся, чтобы получить пыльцу, принесённую ветром, текила на твоих губах говорит о том, чего ты хочешь. Почему же продолжаешь сопротивляться?

Ф р и д а. Знаешь, у меня в голове полно крохотных паучков и всяких мелких букашек.

(По залу струится коричневый цвет).

Цвет соуса моле – цвет увядающих листьев, земли.

(Вспыхивает жёлтый). Сумасшествие, болезнь, страх… солнце и луна. Ещё больше тайны, все призраки носят одежду этого цвета, ну, или, по крайней мере, бельё.

(Прорезается голубой). А это электричество, чистота, любовь.

(Зелёный переходит в сине-зелёный). Листва, грусть, наука, целая Германия, цвет плохих новостей и успешных дел.

(Цвет морской волны). Расстояние… нежность также может быть голубого оттенка.

(Комнату заполняет чёрный). Ничего не бывает по-настоящему чёрным, ни-че-го.

(Красный). Кровь, кто знает?

Д и е г о. Почему в твоих картинах боль?

(Фрида встаёт с кровати и подходит к окну, опирается о спинку стула. Звучит мелодия «Аранхуэс»).

Ф р и д а. Мне надо многое рассказать. Всё началось с боли в правой ноге, мою ногу мыли в тазике с ореховой водой и вытирали горячим полотенцем, но это не помогло, она так и осталась худой. «Фрида – деревянная нога!» Вначале думала, эти шутки не будут меня задевать, потом они стали меня злить, и чем дальше, тем больше. Самое страшное в моей жизни случилось после. Я потеряла зонт, мы вышли, чтобы его найти, так оказалась в автобусе, который разорвал меня в клочья около рынка Сан-Хуан. Трамвай повернул, наш автобус был зажат между ним и стеной.

Первое, о чём я подумала, – пёстрая безделушка, которую купила, я пыталась найти её. Неправда, будто люди сразу осознают, что с ними произошло, и плачут. Я не плакала, хотя обломок одной из ступенек пронзил меня, как шпага пронзает быка. Видя, что я истекаю кровью, прохожий положил меня на бильярдный стол, дальше обо мне позаботился Красный Крест.

Д и е г о. Ты не похожа ни на одну из женщин, которых я до сих пор знал.

Ф р и д а (поворачиваясь к Диего, без смущения). Так я потеряла невинность. У меня была повреждена почка, я не могла мочиться, хуже всего было с позвоночником. Матильда три месяца не отходила от меня. Когда сказали сестре, она упала в обморок, мать была в шоке, так и не навестила меня, отец от расстройства заболел.

Д и е г о. Хрупкость твоего тела, красота, твои блестящие глаза по-детски искренни, они меня обезоруживают (близко придвигается к Фриде).

Ф р и д а. Не представляешь, как было больно, когда меня поворачивали в кровати, я плакала. Впрочем, собачьему визгу и женским слезам верить нельзя (пытается улыбнуться).

Д и е г о. Когда мне было полтора года, умер мой брат-близнец, мать от горя заболела, свои чувства я перенёс на кормилицу, индеанку. С прямой мускулистой спиной, чудно вылепленными ногами, она высоко держала голову, словно несла на ней какую-то тяжёлую ношу, её горделивая осанка напоминает твою. Для меня это идеальный тип женщины, рисую её по памяти в длинном красном платье и большом синем платке. Теперь буду рисовать вас двоих (страстно обнимает Фриду). Люблю тебя, мой экзотический цветок!

(Звучит песня Чавелы Варгас «La Llorona»).

Начинается
Плач гитары,
Разбивается
Чаша утра
Начинается
Плач гитары,
О, не жди от неё
Молчанья,
Не проси у неё
Молчанья!
Неустанно
Гитара плачет,
Как вода по каналам – плачет,
Как ветра над снегами – плачет,
Не моли её
О молчанье!
Так плачет закат о рассвете,
Так плачет стрела без цели,
Так песок раскалённый плачет
О прохладной красе камелий,
Так прощается с жизнью птица
Под угрозой змеиного жала.
О гитара,
Бедная жертва
Пяти проворных кинжалов!

Прорытые временем лабиринты – исчезли.
Пустыня – осталась.
Немолчное сердце —
источник желаний – иссякло.
Пустыня – осталась.
Закатное марево
и поцелуи – пропали.
Пустыня – осталась.
Умолкло, заглохло,
Остыло, иссякло, исчезло.
Пустыня – осталась.

КАРТИНА 3

(Некоторое время спустя, за окном осень, утро, кровать застелена по-другому, обстановка изменилась, балдахин откинут. Диего влюблённо смотрит на распростертую перед ним Фриду, нежно дотрагиваясь до её лица. Кажется, их разговор не прерывался).

Д и е г о. У тебя, как у маленького мальчишки чёрненькие усики (улыбается), а во лбу звезда, дай её поцелую (целует в лоб).

Ф р и д а (прикрывая их рукой, задумчиво). Мне было шесть, когда я вообразила, что дружу с девочкой. Подышала на оконное стекло комнаты, выходившей на улицу Альенде, стекло запотело, пальцем нарисовала дверь, в своём воображении я протискивалась через эту дверь, добиралась до молочной «Пинсон», входила в букву «О», спускаясь внутрь земли.

Д и е г о. Там жила твоя подруга?