Цветок с ароматом магнолии. Детективный роман

Продавец завернул ей то, о чем она просила.

– У нас имеются более крепкие и шипучие напитки, которые отличаются яркими черносливовыми, шоколадными оттенками, в них выделяются тона спелой вишни, кофе, – комментируя свои действия, сказал продавец, улыбаясь, так как все бутылки, которые были выставлены на прилавке, были уже раскуплены.

Постепенно начали появляться следующие группы экскурсанток и экскурсантов, жаждущих попробовать то самое фирменное вино за минимальные деньги.

– Вот теперь мы приедем домой и будем смотреть, что произойдет с этой бутылкой, – сказала Нина, отходя в направлении автобуса, а за ней следовали довольные дети, что поездка не вызвала отрицательных эмоций ни у кого из завзятых путешественников.

– Почему? – изумился Петр. – Разве вино испарится?

Он начал откровенно заигрывать с высокой блондинкой в бриджах и трикотажной кофте, предлагая ей тоже пробовать что-то из ассортимента ресторана, пока мама с сестрой торговались у прилавка. Но высокая худенькая блондинка сопротивлялась, желая сторговаться на две бутылки по одной цене или приобрести какой-то еще ошеломляющий сюрприз для себя или заинтриговать мужскую половину населения города Сочи.

– Да потому что этот фирменный кагор отличается от других! – воскликнула Нина, наглядно демонстрируя в приподнятой руке произведенную только что ей покупку.

Возвращались с экскурсии, проезжая мимо памятников, селений, заповедников со странным чувством утраты чего-то самого главного в жизни. На другой день отправились в тиссо-самшитовую рощу, где увидели оттиски на камне древних птиц.

– Какие здесь красивые закаты, – восторгалась Нина Афанасьевна, загорелая и отдохнувшая, сидя на галечном пляже в последний день пребывания, после посещения двух экскурсий.

А Петр гулял по городу со своенравной блондинкой в поисках сувениров на вечную память, как воспоминания о веселых и безмятежных днях, проведенных с семьей на юге. Последнюю южную ночь эта семья из трех человек провела на вокзале, так как появились новые постояльцы, кому гостеприимная хозяйка не могла отказать в приюте.

После приезда из южных широт Нину Афанасьевну направили на курсы усовершенствования врачей в Ереван, а Настя получила путевку с бывшей работы отца в оздоровительный лагерь. Пока она ходила в турпоходы, Борис Павлович умудрился сломать ногу, когда ремонтировал крышу у сестры. Его положили в больницу. Теперь Настя осталась за хозяйку. Она два раза посетила отца в больнице. Оказалось, к ее великому изумлению, что Бориса Павловича оперировал хирург Мантрыгин, с кем у Насти сложились прекрасные отношения на пароходе «Дмитрий Фурманов». Он навещал своих пациентов ежедневно, а в присутствии Насти предложил ей остаться в больнице дольше, чтобы у Бориса Павловича не было повода в отсутствии внимания со стороны членов семьи.

– Это новая жена нашего заведующего отделением, – говорили нянечки, глядя вслед, ускользающей из клиники, Насти в красивом воздушном голубом платье, когда она навещала отца после приезда из оздоровительного лагеря.

* * *

Вскоре состоялась золотая свадьба дедушки – Афанасия Филипповича и бабушки – Анны Абрамовны – мамы и папы Нины Афанасьевны. Старики-пенсионеры разослали открытки всем дальним родственникам из Сибири с приглашениями. Борис Павлович пригласил своего знакомого фотокорреспондента, чтобы тот сделал снимки на память, а сам написал в центральную газету очерк: «Есть такая семья», рассказывающий о жизненном пути пожилых людей с фотографией в окружении детей.

Нина Афанасьевна отправилась помогать готовить на праздничный стол обыкновенную картошку, капусту, пироги с ливером, урюком, яблоками и плюшки, что у нее получалось особенно хорошо. Стол был накрыт во всю длину большой комнаты. Во главе сидели юбиляры, затем дети. В самом конце внуки. Явились все соседи, даже те, кого не приглашали, но хотели попробовать хваленых пирогов с начинкой. Из Сибири приехал племянник – сын родной сестры дедушки, которая вышла замуж за пленного австрияка со времен Первой Мировой войны. Он привлек внимание своим красивым и холеным внешним видом. Племянник из Сибири шушукался со стариками, надеясь найти общий язык, но получил отпор. Зато сноха Валя – жена младшего сына-фронтовика, проживающего с ними вместе – с радостью подключилась к разговору, надеясь со временем извлечь выгоду от знакомства или хотя бы пофлиртовать на досуге с тем, кому никто не оказал должного внимания и уважения из-за отсутствия подарков старикам.

– Он такой симпатичный, – съязвила она. – У него есть хорошая привычка – навещать старшее поколение, – сказала она косноязычно, намекая на не слишком правильное воспитание своего мужа-фронтовика, который крепко выпил и чуть не подрался с гостем из Сибири, приревновав к собственной жене.

– Надеюсь, больше он нас не побеспокоит, – ругался фронтовик.

– Наверно он настоящий мужчина, – предположила Валентина, радуясь, что интрига возымела свое положительное действие на ее мужа – любителя крепких напитков.

Племянник дедушки и бабушки быстро сориентировался, схватил свой громоздкий чемодан и с шумом уехал восвояси на другой день в свой родной Сибирский город.

На золотой свадьбе, где собралось человек двадцать пять – тридцать, подружились все взрослые, обсуждая меню, щедрость, благообразный вид хозяев – дедушки и бабушки. Настя обратила внимание, что дальняя родственница по отцу не на шутку увлеклась фотографом, к кому они вместе с отцом ходили в гости, изучая азы профессионального фото, позировала ему перед всеми.

Старший сын-фронтовик – Иван с женой немецкого происхождения, с кем он познакомился в самом начале войны, когда стал разведчиком и проник в агентуру Абвера – не приехал, но прислал поздравительную телеграмму.

Дедушка и бабушка оделись в лучшие по тем временам, вынутые из сундука, наряды и с гордым видом восседали, пока гости поглощали бесплатные угощения. Все проходило торжественно и культурно. Поздравления сыпались, как из рога изобилия. А у Насти остались замечательные собственные снимки, подаренные ей отцом на вечную память.

IV

Три школьные подруги, о которых часто говорил отец, готовились к предстоящим Новогодним праздникам. Настя постоянно разрывалась на части: фигурное катание, плавательный бассейн, подготовка к школе, уборка дома. Она еле успевала утром, чтобы не опоздать, добегала за пять минут в школу, выпив перед уходом стакан чая, приготовленного любящим родителем. Заскакивала в класс прямо перед звонком, запыхавшись, раскладывала учебники и шутила, стоя у парты, дожидаясь появления учителя:

– Ну, все. Я, кажется, готова.

Учителя часто называли ее «палочкой выручалочкой» на уроке, когда она получала отличные отметки. Хвалили постоянно.

– Нельзя же все время выезжать на одних и тех учениках, – говорили они хором, когда никто из класса не был готов, а Настя, подняв руку, с успехом отвечала выученную тему.

Осенью она записалась еще в театральный кружок Дворца пионеров, когда прошла три отборочных тура: пантомима, басня и стихотворение. Жюри состояло из руководителя студии Дворца пионеров, выпускницы театрального факультета – Натальи Иосифовны и пожилого автора постановок для детей – Василия Петровича.

Оба преподавателя строго оценивали способности конкурсантов. Настя была ужасно рада, что не надо было петь на прослушивании, так как боялась сфальшивить. Играть ни на пианино, ни на скрипке она к своему огромному стыду не умела, а только любила слушать в отличие от тщеславного старшего брата, освоившего и то, и другое одновременно. «Песня о буревестнике» Горького и басня «Ворона и лисица» Крылова были у нее в памяти из школьной программы. Она выразительно рассказала оба произведения классиков. Для пантомимы подобрала короткий эпизод кокетливой девушки, красящей губы, лукаво подсматривающей в зеркало за прохожими. Опытным педагогам понравилась такая мизансцена, как встреча и знакомство с главным героем в новой постановке, вынесенной на рассмотрение режиссеру. Этот небольшой сюжет потом пришлось обыграть на авансцене в спектакле «Судьба барабанщика» А. Гайдара о трудной жизни подростка в семье, где отец вернулся из тюрьмы через несколько лет, отсидев за воровство, а все его родственники отстранились, включая бабушку и мать мальчика, попавшего в плохую компанию.

После долгих и кропотливых репетиций спектакль, наконец, был поставлен на главной сцене Дворца пионеров. Пьеса имела трагическое содержание, вызывая слезы даже у взрослой аудитории. Участники были в костюмах и платьях послевоенного периода. Одаренные и дальновидные кружковцы играли с огромной самоотдачей, получая только положительные отзывы общественности города и своих шефов, приглашая на бесплатные спектакли лучших учеников города и детдомовцев. В детской труппе существовало два состава: первый, руководимый Натальей Иосифовной и второй, где занятия проводили старшие студийцы. Каждому после окончания детской школы-студии Дворца пионеров предоставлялась возможность поступить на Театральный факультет без экзаменов после трех лет обучения, только требовалась положительная характеристика руководителя за подписью директора. Об этом узнала Настя, когда весной стали раздавать слонов. Все без исключения кружковцы из старшей группы, кто стремился стать артистом театра, прошли без трудностей в Московскую «Щуку», то есть поступили в Театральное училище имени Щукина, которое очень высоко котировалось, поставляя кадры на радость всем любителям драматического и кукольного искусства. Некоторые из студийцев поступили в провинциальное Театральное училище вместе со столичными абитуриентами.

Конкурс был настолько серьезным, что требовался ни один год занятий с репетитором за большие деньги. Настя увидела превосходство этого кружка, с сожалением осознавая, что у Натальи Иосифовны были свои «любимчики» – подростки из интерната, кому она доверяла ведущих персонажей.

Не смотря на это, она посещала Дворец пионеров регулярно. Два раза в неделю устраивались отдельные занятия, где они с воодушевлением сначала упражнялись в пантомиме, повторяя свои пародии, а затем им всем раздали роли. Репетиции нравились каждому кружковцу. На стенах были развешаны два стенда с фотографиями прежних лет – выпускники Театрального училища, известные актеры сценических подмостков, кино и арены цирка в различных творческих жанрах, кроме дрессуры. Они тоже раньше посещали кружок, были лично знакомы с Натальей Иосифовной.

В первый день вновь принятые кружковцы расселись на бордовые бархатные низкие банкетки, расставленные по периметру комнаты. Прошла перекличка. Предварительно все дети перезнакомились друг с другом. Между ними завязалась крепкая дружба. Комната, где занимались подростки, была просторной и светлой, с большими окнами, на которых висели легкие занавески. Эти портьеры в первый день занятий юноши сняли с окон и раздали девушкам для стирки. Насте, к превеликому счастью, тоже достался такой драгоценный трофей.

– Принесете шторы чистые, когда постираете, – сказала педагог. – Можете не торопиться. Спешки никакой нет.

– Сделаем на этой неделе, – загалдели подростки. – Не беспокойтесь, Наталья Иосифовна, – таким образом, они выражали единодушное уважение, скорее, трепет перед умной и талантливой женщиной, посвятившей свою жизнь одаренным детям.

– Я вас учу жизни, – постоянно говорила она. – Потом мне спасибо скажете, когда будете сами взрослыми…

Но становиться взрослыми никто из ребят не хотел. Они бегали друг за другом, обнимались, иногда целовались в темном уголочке перед выходом на сцену между задниками или кулисами, становились «на уши», гримировались около большого трюмо в прилегающей комнате, с хранящимися там софитами и стульями, раскиданными в художественном беспорядке.

Паркетный пол обеих комнат всегда был аккуратно натерт бордовой мастикой. Все фанерные декорации хранились где-то в подвале. А худрук всегда теряла ключи от своего кабинета, называя всех «бездарными якобинцами», будто бы участвовавшими в заговоре против Фронды – национального движения во Франции. Об этом она не хотела рассказывать, но считала себя революционной движущей силой детского театра, пренебрегая своими вкусами, делала все, как хотели дети. Тогда всем вместе приходилось искать нужный предмет. Чтобы найти сценарий, который, как назло, лежал на столе в ее уютном кабинете, а затем приступить к репетиции спектакля, написанного давним другом – Василием Петровичем. Старшая группа, те, кто уже несколько лет посещал кружок, но еще не поступил в Театральное училище для получения диплома, так как перевоплощаться молодые дарования научились сразу, на ходу отрабатывали тексты диалогов и монологов, сценическую речь, репетируя до самого позднего вечера, сразу после занятий вновь принятых. А новенькие ждали счастливого момента, когда им тоже дадут мало-мальски незначительную роль, пусть даже без слов, а лишь пантомиму. В тот первый день, когда всем подросткам, прошедшим отбор, разрешили идти домой, Настя с сумкой в руках, в которой лежал трофей-занавеска, наткнулась в «кармане» сцены, где стояло пианино, на «рояль в кустах». За музыкальным инструментом сидел, нещадно разбивая на все лады длинными сухими пальцами, худощавый, в сером костюме, кудрявый незнакомец, похожий на всемирно известного музыканта – Вана Клиберна. Он с усердием репетировал «Лунную сонату» Бетховена.

– Приятно было послушать. Играете очень хорошо, – испугавшись интимной обстановки, пролепетала Настя, ввергнутая композитором в шквал личных переживаний. – Звучит красиво.

– Сыграть что-нибудь еще? – спросил он скромно, чувствуя, что его игра задела за живое девушку. – Есть репертуар.

– Нет, не надо, – отозвалась Настя, облокотясь на инструмент. – Мне достаточно такого прослушивания.

– Хорошо, я буду репетировать дальше. Готовлюсь к выпускным экзаменам в Консерватории, – сказал он, наблюдая за слушательницей и поклонницей его неимоверного таланта. – Можешь остаться, но не суди меня слишком строго.

– Вы могли бы учиться в Москве… Не хотите туда переехать? – спросила девушка, затронув болезненную для нее тему.

– Зачем? Мне и здесь хорошо. Скоро возможно поеду на гастроли заграницу… – представил пианист свое будущее в ярких красках.

Эти слова сразили Настю наповал, но она решила выдержать дальнейший удар по самолюбию. Она неимоверно устыдилась, что должна еще перестирать занавеску и принести сюда, поэтому спрятала сумку с ношей внизу около пианино, так, чтобы занавеска не выпала наружу и не запачкалась еще сильнее.

– Да, это будет отличная карьера у вас, – ответила девушка, вспоминая при этом своего одаренного родственника-скрипача, мечтавшего затмить самого Когана.

– А что это ты прячешь внизу? – спросил пианист, отдыхая перед повторением нового музыкального экзерсиса. – Секрет?

– Да, ничего особенного, – ответила она, стушевавшись, чувствуя, что краснеет впервые в жизни, но эгоистично не с кем поделиться подобной проблемой. – Мне надо идти, извините, пожалуйста, за беспокойство. Рада была познакомиться с вами.

– Ничего, я тоже скоро ухожу домой, – заметил он второпях, приступая к репетиции следующего произведения классика из своего репертуара. – Можешь остаться. Буду играть только для одной тебя, так как здесь уже давно никого нет.

Настя, как завороженная, слушала многоголосую «Лунную сонату» Бетховена в исполнении талантливого пианиста, стоя рядом за инструментом. Фамильярный тон не понравился ей, но она сделала скидку на одаренную игру музыканта.